Зачистка территории - Владимир Митрофанов

Там подошли с пониманием, но сказали, что прямо сейчас на территории ближе к Черной речке купить землю куском не получится – там находится пасека. Принадлежит она на правах аренды одному уважаемому пожилому человеку, инвалиду войны. Мамаев удивился: какие тут могут быть проблемы? Дать старику денег или просто забрать у него землю, неужели нельзя найти какую-нибудь зацепку или причину для прекращения аренды. Интересы города и все такое. Чиновник как-то невнятно промямлил, что тут не так все просто, и опять же, все-таки это участник войны, заслуженный ветеран. Короче, надо подождать.

Может быть, он что-то и не договаривал. Мамаев вышел в раздражении, тут же поделился с братвой:

– Подумаешь, ветеран! Так и у меня дед был не из последних – унтер-офицер дивизии СС "Галитчина"! – сказал он и хохотнул.

Однако, к его удивлению, никто не засмеялся и эту тему не поддержал. Парни как-то отвернули глаза в сторону.

– Да шутка, шутка! – поправился несколько озадаченный Мамаев, не понимая, в чем же дело. Действительно, пенсионер, пусть и заслуженный ветеран, но это же не московский холдинг!

Как раз именно в это самое время в областной газете и вышла та известная статья про бандитский беспредел в Любимове. Мамаев подумал тогда про статью: статья точно была заказная. Мамаев сначала подумал, что это дело рук инвесторов, однако тут получалась неувязка, поскольку криминальная слава потенциальных инвесторов обычно отпугивает. "Только не москвичей!" – сказал, впрочем, на это юрист Лева Бровман. Подписей под статьей было много, но это явно было прикрытие, и за этим наверняка стоял один человек или одна группа лиц, имеющая в городе свои интересы. Тут же в город пошли звонки и запросы сверху. После еще одного такого неприятного звонка

Мамаев все-таки решил: надо автора наказать. В пример другим. И приказал узнать, кто автор и заказчик, и сколько за это было заплачено. Посланники Мамаева переговорили с редактором газеты, и тот, хотя несколько поупирался, но в конце концов не скрыл фамилию

Шахова, который это самое злосчастное письмо не только написал, но лично в редакцию и привез. Фамилия сразу показалась Мамаеву знакомой: этот Аркадий Шахов оказался внуком того самого неуступчивого пенсионера-пасечника. Заказчик и мотивы сразу же стали понятными. Только чуть прижали, и старик решил действовать как при советской власти – через письма в газеты и общественное мнение. Что ж, надо признать, ход получился сильный. И тогда Мамаев решил все-таки не действовать сгоряча, а взять тайм-аут. Как раз в это время с помпой открыли краеведческий музей, пригласили на это мероприятие журналистов из области, телевиденье и имя Мамаева как спонсора и мецената очень хорошо прозвучало во всех средствах массовой информации. Особо была отмечена оригинальная винтовая лестница, проходящая сквозь все этажи наверх башни – на смотровую площадку. Название статьи про музей в той же областной газете было

"По винтовой лестнице вверх – в прошлое".

Следует, однако, сказать, что экскурсы в недавнее прошлое не всегда бывают безопасными. Жил-был в Любимове такой человек Василий

Михайлович Лобзин. Был репрессирован перед войной и погиб под следствием, то есть попросту замучен в застенках. Дети его тоже имели серьезные проблемы как члены семьи врага народа. Внук его, тоже Василий, и тоже Лобзин в начале 90-х, будучи годами уже лет к сорока, решил раскопать следственное дело на его деда. Он обратился с запросом в органы госбезопасности и попросил это дело ему показать. Отказа не поступило, хотя ждать пришлось довольно долго.

Дело прислали из архива в Н.-ское управление, а уже оттуда позвонили

Василию, что он может приехать и на месте познакомиться с документами. Пропуск был уже заказан заранее Молодой сотрудник без всяких вопросов вынес папку и посадил Лобзина в отдельной комнате за стол. Кроме этого стола и стула в комнате больше ничего не было. Ему сказали, что когда закончит читать, пусть позвонит в звонок.

Когда-то это, видимо, была комната для допросов. Он не знал, заперли ли его или дверь все время была открыта. Его немного потряхивало, когда он открыл папку, на которой было написано: "-ское управление

НКВД, дело о… начато…. хранить вечно". В деле он, наконец, впервые увидел фотографию своего деда Василия – других снимков в семье не осталось. Из материалов дела удалось узнать, что донос на деда написал его же зять Иван – муж средней дочери, с которым у них с самого начала сложились неприязненные отношения, поскольку Иван был большой любитель выпить и покуражиться, а дед Василий пьяного куража на дух не переносил. Однажды дед буквально выволок зятя Ивана из-за стола и вытолкал из дома, и тот затаил обиду. Впрочем, с Ивана спросить уже ничего было нельзя – в 41-м он был году призван в армию и убит на войне. Внезапно выяснился еще один любопытный и неожиданный факт. В деле был подшит протокол собрания коллектива артели, где дед тогда работал. Там его клеймили как злостного врага народа и требовали самого жестокого наказания. Внизу под протоколом были подписи председателя и секретаря собрания. Подпись председателя была Куликов, а подпись секретаря – Варавка. Так вот, Варавка – была девичья фамилия жены этого самого Лобзина-внука.

В Любимове все еще можно было встретить живых свидетелей той трудной эпохи, таких, как супруги Григорий и Анна Корольковы. Они оба по десять лет отсидели в сталинских лагерях по политическим статьям, а вышли, на удивление, хотя и без зубов, но такими же идейными коммунистами, какими были и до заключения. Все то страшное, что с ними произошло, они объясняли какими-то происками врагов социализма, а не органичной и неотъемлемой частью функционирования той системы, которую они сами и создали. После реабилитации они восстановились в партии и дожили до "перестройки", когда сама, казавшаяся вечной, система, вдруг исчезла, как будто ее и не было.

Теперь ее незыблемые постулаты стали казаться странными и бессмысленными. Король оказался голым. То страшное прошлое оказалось вскрытым на свету как консервная банка с протухшим содержимым.

Странно, но Григорий Корольков по каким-то причинам оставался убежденным противником Солженицына. Может быть, потому, что все время заключения он был так называемым лагерным "придурком", то есть весь срок подвизался больничным санитаром. Наивная Даша как-то пришла к Корольковым, чтобы они поделились воспоминаниями для музея.

Юную девушку чуть ли не до слез умилили трогательные отношения между этими двумя стариками. Когда она пришла к ним домой, было еще не поздно – часов восемь, но старики уже готовились спать: их зубные протезы лежали в стоявших рядом стаканчиках. Вид у стариков был испуганный. Даше они ничего интересного не рассказали. Иван

Сергеевич позже объяснил это Даше так: "Я тоже никак не мог понять, что же с ними такое происходит, а потом понял: они до сих пор считают коммунистическую систему живой и уверены, что все происходящее вокруг это просто ловушка – как бывшая хрущевская

"оттепель", – и что однажды ночью вновь по лестницам загохочут сапоги, и поэтому сейчас надо сделать вид, что они есть самые лояльные граждане и преданы коммунистическим идеалам". Идеалы идеалами, но когда Корольковым с возрастом стало все труднее передвигаться, они, не долго думая, буквально сели на шею своей соседке по лестничной площадке всеми уважаемой Прасковье Васильевне

Устюжаниной, или попросту бабе Паше, которая сама-то была младше их разве что года на три. Они ухитрились так поставить дело, что баба

Паша не только носила им продукты из магазина, но еще и готовила и в квартире у них убиралась. Внучка бабы Паши как-то тактично попросила супругов несколько остепениться, мол, Прасковья Васильевна сама человек пожилой и очень больной. Корольковы же кивали головами, в лицо говорили внучке: "Ах, какой ваша бабушка золотой человек!" – но с шеи бабы Паши слезать категорически не желали.

Прасковья Васильевна, баба Паша, в молодости была очень красивая и веселая девушка. Ее полюбил Саша Масленников, и ей он тоже очень нравился. Однако отец Паши, зная семью Масленниковых как людей довольно буйных, любящих выпить и подраться, не разрешил ей с ним встречаться. Перед войной Паша вышла замуж за Николая Устюжанина, и через год родила от него ребенка. В июле 41-го Николая и Сашу буквально в один день забрали в армию. Паша в это время была беременна вторым ребенком. Через какое-то время она получила от Саши с фронта письмо, в котором тот написал, что всегда очень любил и любит ее, и что, если ее муж Николай не вернется с войны, то он хотел бы с ней жить. Однако оба они, и ее муж Николай Устюжанин и

Саша Масленников, были убиты.

Надо сказать, что созданию музея в немалой степени способствовало и то, что главой администрации был личный ставленник Мамаева, в избирательную компанию которого тот вложил немало денег. Избрать своего человека оказалось делом не таким уж сложным: наняли людей, специалистов по выборам, и вложили определенные деньги. Современные выборные технологии четко сработали и нужного человека выбрали при явке избирателей всего 26%. Новый городской голова тут же на радостях обшил себе дубовыми панелями кабинет и купил новую машину -