Зачистка территории - Владимир Митрофанов

Какое-то время они лежали молча, и это молчание не было для них тягостным.

– Я хочу еще! – вдруг сказала Даша.

…Потом они вышли на улицу, щурясь от яркого света и облизывая саднящие истерзанные губы. Со стороны вид у них был совершенно чумной. Обоих мучила жажда.

– У меня теперь точно будет шелушиться, – озабоченно сказала Даша.

Павел не нашелся, что и ответить ей. Даша была в этот миг совершенно счастлива, но любые мысли о будущем, о завтрашнем дне или даже просто о времени часом позже – окунали ее в ужас, словно в прорубь: "Что будет дальше? А мама? А он? Ой! Что делать? А вдруг будет ребенок?" и тут же:"На свадьбу куплю белое платье!". Проходила минута."А вдруг он врет, что не женат?" – внезапно подумала она и снова впала в отчаянье.

Она так и шла с этими неожиданными мыслями до самого своего дома, то на мгновение погружаясь во мрак своих мыслей, то вновь оказываясь среди теплого июньского вечера – рядом с любимым мужчиной и снова была совершенно счастлива и чувствовала себя как никогда спокойной, защищенной от любых невзгод и уверенной в будущем.

Решили пройти через парк. На аллее какие-то дурные крикливые подростки, забравшись на скамейку с ногами, пили пиво. Павел с Дашей прошли совсем близко от них, взявшись за руки, занятые только собой.

Парни хотели курить и до этого уже с полчаса приставали ко всем проходящим мимо мужчинам, однако привязаться к Павлу им, на их счастье, даже не пришло в голову. Павел, впрочем, тут же автоматически их отметил – так же, как водитель подсознательно отмечает знак "Дикие звери на дороге" или "Внимание, крутой поворот", – высчитал главаря, определил число и силу группы (тьфу! – не о чем и говорить) и тут же напрочь о них забыл.

Когда уже подходили к Дашиному дому, Павел посмотрел на часы: было всего полпятого.

– Боже мой, мама моя идет! – Даша вдруг сделала большие глаза и испуганное лицо и почему-то облизнула и протерла рукой губы. – Все, мне пора! – и побежала на другую сторону улицы – к матери. Павел на

Дашину маму теперь смотрел во все глаза – уже как на возможную будущую тещу – с неизбежной симпатией и тревогой. Впрочем, Дашина встреча с мамой продолжалась всего с минуту. Даша вернулась веселая:

– Все нормально! Мама просто велела сходить в магазин.

– Слушай, а давай, пойдем куда-нибудь посидим, поедим. Я страшно хочу есть и пить! – сказал Павел Даше. Меж ними возникла уже и некая несексуальная, духовная близость, какая бывает между родными людьми.

От всего этого нового ощущения расстаться было невозможно и как-то даже дико. Вроде как бы и надо, чтобы хотя бы отдохнуть друг от друга, прийти в себя – но невозможно, и они как могли, оттягивали этот неизбежный момент расставания.

В маленьком – всего на четыре столика – кафе "Родник" они оказались почти одни. Заказ ждали довольно долго, но наслаждались даже этим ожиданием. Наконец, принесли глиняные горшочки с вареным картофелем и мясом, налили в бокалы красного вина. Чокнулись бокалами и выпили за встречу.

– У меня ужасное чувство, что это все мне снится, и я тебя больше никогда не увижу, – сказала Даша, с аппетитом уплетая картошку. – А мама моя до сих пор считает, что я маленькая. Старший брат давно уехал, женился, живет сам по себе. А мама, если мы куда-то с ней ездим, все еще пытается покупать мне детский билет, например, в музеи. И всегда удивляется, когда ей не дают. Как-то в универмаге в

Н. какой-то мужчина попросил меня помочь ему выбрать духи, так моя мама, издали увидев это, пронеслась через весь зал, роняя коробки и плюшевых мишек: "Что вам надо?! Что вы тут ходите?" Тот мужчина просто бежал от нас без оглядки.

Павел тут же непроизвольно подумал, что вот хорошо было бы тому мужчине дать по рогам!

Потом они еще посидели вдвоем за столиком под зонтиком уже другого – уличного кафе, пили: Даша – сок, Павел – пиво, смотрели друг на друга, а все другие люди вокруг них сновали случайными смутными тенями. Кто-то (наверно, какие-то Дашины знакомые) иногда здоровались с ней, но она даже не понимала, кто, рассеянно им отвечая. Итак, на данный момент получался следующий расклад: расстаться было невозможно, но и уехать вместе так сразу – тоже не получалось. Это была реальная жизнь и реальная любовь, поэтому тут же вылезла куча проблем, поначалу казавшихся нерешаемыми. С другой стороны, они с Павлом были уже словно родные, и все другие препятствия воспринимались ими как досадные и странные помехи. С другой стороны, помехи все-таки были достаточно серьезные.

Они, конечно, обсуждали за ужином дальнейшие планы, но так ни к чему и не пришли, поскольку прежде всего с Дашей была полная неопределенность. Павел про себя оценил оба варианта: Даша могла поехать с ним и сразу, но могла и остаться здесь на какое-то время, а он смог бы забрать ее позже, скажем, через неделю или две. Павел подумал и пришел к выводу, что и так и эдак выходило хорошо. Сразу поехать было бы, конечно, вообще счастье, но если бы Даша приехала к нему и чуть позже, тоже было бы неплохо: по крайней мере, появилось бы время хотя бы прибраться дома и урегулировать некоторые частные дела, которые решать при ней было бы не совсем удобным.

Они находились на той стадии отношений, когда, казалось бы, нужно еще долго встречаться, знакомиться дальше, постепенно узнавать друг друга, чтобы все было по правилам, по-серьезному. Но для всего этого не хватало времени, и было непонятно, как это реально сделать и никто из них обоих не представлял, что будет завтра. У них все получилось наоборот. Обычно люди сначала какое-то время встречаются, привыкают друг к другу, а только потом ложатся в постель. У них: в двенадцать впервые встретились, в два часа второй раз, полчетвертого оказались в постели, и лишь потом стали привыкать друг к другу, строить планы, когда всему знакомству было пять часов.

Одним из знакомых Даше людей, которые увидели ее в кафе на улице, был и тот самый местный авторитет Альберт Мамаев. Когда рядом со столиками притормозил его здоровенный черный "Мерседес" – ни Даша, ни даже Павел не обратили на него никакого внимания. Между тем, это была основная разъездная машина Мамаева. Мелькнувшие светлые Дашины волосы привлекли его взгляд, и он тут же приказал водителю остановиться и чуть-чуть приспустил затонированное стекло. С непонятным для себя раздражением он увидел оживленное и веселое

Дашино лицо, хотя человека, с которым она разговаривала, рассмотреть никак не удавалось, но он был явно ему незнаком и возможно даже не из местных.

– Ринат, ты не видишь, кто это рядом с Дашей? – спросил он у здоровенного охранника, сидевшего спереди рядом с водителем.

Тот только пожал плечами.

– Выйди-ка, посмотри, что за это человек, и позвони Денису, скажи ему, чтобы выяснил, кто это к моей Даше, в которую я вложил столько бабок, клеится! Пусть проверит и действует по ситуации! Да и передай ему стошечку зеленых! – сказал он как бы в шутку, но это прозвучало как приказ. Деньги, потраченные на музей, он считал средствами, вложенными конкретно в Дашу и в их гипотетическую будущую совместную жизнь, которую, впрочем, сам себе представлял довольно смутно, но как нечто счастливое и отказываться от этого будущего счастья вовсе не собирался. Даша для него была как бы мечта, пусть неопределенная, но терять которую ему очень не хотелось. Что ж, каких-то женщин можно было купить за "брюлики", шубу, просто за поход в ресторан, кого-то нужно было свозить в Турцию или в Испанию, а кому-то нужно было дать что-то особенное – например, музей. Это было как долгосрочная инвестиция, которая пусть не завтра, но довольно скоро должна была окупиться с лихвой. С того самого момента, как Мамаев впервые увидел Дашу в коридоре местной администрации, в его жизни появился новый смысл, и он вложил деньги в краеведческий музей прежде всего потому, что это давало ему возможность часто общаться с

Дашей, и он всегда наслаждался этим общением. Для него было внове то, что он чувствовал к ней. С ней он впервые в жизни ощущал себя чистым романтичным юношей, и это ощущение ему очень нравилось. После встречи с Дашей он, конечно, мог взять проститутку, или сразу двух и поехать с ними в сауну. Но пригласить туда Дашу – ему даже в не приходило голову и казалось невозможным. (Та бы, впрочем, и не пошла бы.) Для Даши необходима была совсем другая обстановка. И еще ему нравилось, что для Даши он был вовсе не бандит, а бизнесмен нового поколения – меценат, и ему это тоже льстило. Наконец, он подумал, что на ней вполне можно было бы и жениться, хотя он так пока и не придумал, куда девать первую жену. Еще ему пришла в голову такая мысль, что дети их могли бы стать чистыми аристократами. Их можно было бы послать на учебу в Англию или в Швейцарию. Когда он придумал это, ему стало даже легче и осмысленнее жить – он словно увидел свое будущее, и оно вместе с Дашей представлялось ему довольно светлым. С этим он и жил уже почти с полгода.