Консьерж - Альберто Марини

Двадцатью минутами позже он обнаружил еще один объект для наблюдения, на углу Брум-стрит. В этот раз случай был неочевидный, и печаль мог распознать только настоящий эксперт. Это делало жертву еще более привлекательной.

Киллиан следовал за мужчиной лет тридцати, в сером костюме и белой рубашке в тонкую голубую полоску, без галстука. Он был без пальто и съежился от холода, когда вышел на улицу из аптеки. В одной руке он нес сухое молоко двух разных марок, предназначенное для детского питания, а в другой — две упаковки подгузников, тоже разных фирм. Мужчина был бледным, с синяками под глазами, и Киллиан мог с уверенностью сказать, что причина такого измученного вида — совсем не бессонная ночь с младенцем. Ему было хорошо знакомо это выражение лица. Во взгляде мужчины скрывалась настоящая скорбь, и именно она была причиной бледности и рассеянности этого человека.

Киллиан пошел вслед за ним вниз по улице, и его диагноз находил подтверждение в мелких деталях. Мужчина шел неравномерно, то целеустремленно, то рассеянно, будто не знал, куда идти. Он чуть не перешел дорогу на красный цвет светофора. Было ясно, что его мысли где-то далеко, очень далеко. Его глаза были сухими, но смотрели, не видя, и в них читалось глубокое отчаяние.

Киллиан обратил внимание, что на безымянном пальце его жертвы было обручальное кольцо, а кожа вокруг него покраснела. У него появилась гипотеза. Он понимал, что большая часть его предположений не имеет ничего общего с реальностью, но это был способ хоть немного сблизиться с объектом. У женатого мужчины совсем недавно появился первый ребенок. Молодой возраст менеджера и тот факт, что он купил одни и те же вещи разных марок, прямо говорили о его неопытности. Очевидно, с ребенком все было хорошо, раз отец вышел из аптеки без лекарств, только с продуктами для каждодневного использования. Причина его печали крылась в чем-то другом, и ключом к разгадке была краснота вокруг обручального кольца. Была суббота, а на нем почему-то был офисный костюм, который не мешало бы погладить. Киллиан предположил, что, проведя бессонную ночь, мужчина надел первое, что попалось под руку — вчерашний костюм, висевший на стуле, — и выбежал, чтобы сделать срочные покупки.

— Почему может срочно понадобиться детское питание и подгузники? — Киллиан задал вопрос вслух, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. — Потому что ребенок плачет… А дома ничего нет.

Загорелся зеленый, а мужчина так и стоял на тротуаре, погруженный в свои мысли, потерянный.

— Как такое возможно, что дома нет даже самого необходимого, самого насущного? Детского питания?

Наконец молодой отец вернулся в реальность и продолжил путь, теперь уже уверенно и собранно. Киллиан шел метрах в десяти за ним, внимательно улавливая каждое движение.

— Потому что твоя жена, которая всегда этим занималась, этого не сделала.

Точно, ответ был в этом кольце.

— Она этого не сделала, потому что не может. Внезапно заболела?

Девочка, которая шла по тротуару примерно с той же скоростью, посмотрела на Киллиана удивленно и обеспокоенно.

— Возможно… И тебя тревожит ее состояние. Ты боишься остаться отцом-одиночкой в тридцать лет… без любимой жены… не умея даже приготовить бутылочку для младенца.

Девочка, все более заинтригованная, толкнула локтем свою подружку и показала на Киллиана.

— Ты все крутишь и крутишь свое колечко… но это не поможет тебе сохранить ее.

Он снова обратил внимание, что волосы у мужчины растрепаны, и это подтверждало, что он выскочил из дома внезапно.

— Твоя жена умирает, ребенок плачет, а ты ко всему этому не готов.

Гипотеза была довольно маловероятной, но Киллиану она нравилась, потому что хорошо объясняла те несколько признаков, которые были на виду. Он подумал, что мужчина, должно быть, живет недалеко отсюда, и, чтобы увидеть его боль вблизи, нужно скорее, пока тот не дошел до дома, войти в прямой контакт. Нужно остановить его и спросить о чем-то, что заденет его за живое, спровоцирует его и позволит боли обнаружить себя.

Киллиан заметил, что девчонки, которые идут неподалеку, смеются над ним. Но его это совершенно не волновало. Он ускорил шаг, пытаясь догнать будущего тридцатилетнего вдовца. Наверное, чтобы завоевать его симпатию, нужно примерить на себя роль неопытного, но заботливого папочки. Что-нибудь вроде: «Прошу прощения… но я увидел пакеты, которые вы несете и… Может быть, вы сможете мне помочь. Моя жена плохо себя чувствует, и мне пришлось заняться ребенком, а я не знаю, с чего начать… Какое питание подойдет для малыша, которому один месяц?» Он подумал, что, если сказать то же самое, но покороче, будет лучше. До человека в костюме оставалась пара метров. Метр.

Вдруг мужчина остановился посреди тротуара и растерянно посмотрел по сторонам. Киллиан подошел ближе и остановился в полуметре от него. Молодой мужчина был так погружен в свои мысли, что не видел Киллиана, и тот воспользовался моментом:

— Прошу прощения.

Мужчина обернулся. Но его внимание привлек совсем другой человек: из-за спины Киллиана к нему приближалась женщина примерно того же возраста, около тридцати. С таким же обручальным кольцом на пальце. Вся теория Киллиана рухнула.

Самое любопытное, что у женщины было такое же горестное выражение лица, как и у мужчины. Ее глаза были наполнены страданием. Пара не обменялась ни словом. Она осмотрела покупки, сделанные мужем. Покачала головой, потому что одна из марок сухого молока оказалась неподходящей. Он развел руками, извиняясь. Она нежно улыбнулась и погладила его по щеке; они крепко обнялись. И тогда глаза мужчины наполнились слезами.

Киллиан наблюдал за ними с близкого расстояния. Он слышал, как женщина просила мужа не беспокоиться, говорила, что она справится с малышом. Они обменялись сумками. Он открыл ту, что дала ему жена; там лежала одежда.

— Я положила пижаму, тапочки и несессер, — сказала женщина.

Он обрадовался, оценил заботу:

— Я тебе сразу позвоню, как только что-то узнаю.

— Увидишь, все будет хорошо, любимый. Я уверена.

— Я люблю тебя.

— И я тебя люблю.

Киллиан тут же придумал новую версию, но не стал ее произносить, потому что стоял очень близко: «Я ошибся. Умирает кто-то близкий, может, твой отец… или брат. И ты едешь в больницу, чтобы ждать там, пока ему делают операцию».

Он думал, как бы заговорить. И вдруг увидел ее. Краешком глаза. Клара стояла за стеклом витрины, в магазине. Он пошел к ней как загипнотизированный, поперек потока пешеходов, сталкиваясь с некоторыми из них.

— Простите! — Он извинился, не глядя ни на кого в отдельности.

Его взгляд был прикован к витрине, и очень скоро оказалось, что у молодой девушки, стоявшей там, не было ничего общего с его любимой соседкой, кроме цвета волос. Ничего.

Он наконец сообразил, что на него внимательно смотрят. Две девочки остановились в нескольких метрах от него и с интересом ждали, что еще выкинет этот странный тип, который разговаривал сам с собой. Когда он резко повернулся, то они, разоблаченные, убежали, лопаясь от смеха.

Он посмотрел туда, откуда только что пришел. Мужчина с сумкой в руке несколько отдалился, но все еще был в пределах досягаемости. Киллиан еще мог успеть догнать его, заговорить и заставить его показать свою боль. Но у него снова появилось ощущение, что нужно подождать. Возникшее чувство было похоже на лень, ему совершенно не хотелось больше этим заниматься. Игра, в которую он играл по выходным, просто-напросто надоела ему.

Он смотрел на девушку и вспоминал Клару. Она, она единственная была его жертвой, все остальное не имело никакого значения. Сейчас он чувствовал себя рыбаком, отпускающим рыбу, и крупную рыбу, в уверенности, что ему попадется кое-что получше. Эта уверенность исходила не из опыта, она была порождением интуиции, шестого чувства. В этом море, на Бродвее, не было жертвы, способной удовлетворить такого охотника, как Киллиан. Следовало отправиться в другое море, за настоящим белым китом, и не разбрасываться по мелочам. Он живет ради своего Моби Дика,[1] — и умрет ради него.

И капитан Киллиан направился к ближайшей станции метро, чтобы вернуться домой.

Ночь он провел в квартире Клары, на ее кровати, на ее матрасе. Большее было ему пока недоступно. После генеральной уборки и распыления средства от насекомых обонятельная память Клары не узнает квартиру, но все же он, скорее по привычке, чем по необходимости, обработал все тело дезодорантом без запаха.

Это была спокойная ночь, наполненная ожиданием.

Утром он позволил себе еще одно маленькое наслаждение: то, чего всегда желал, но не мог в силу обстоятельств, потому что просыпался в спешке, вынужденный бежать. Он стоял под струями горячего душа. В квартире Клары. И несмотря на то, что напор воды был слабее, а сам душ не таким удобным, как в его квартирке, он испытывал невероятное удовольствие. Он чувствовал, что совершает ритуал, который окончательно передает квартиру Клары в его власть и позволяет проникнуть в самую душу этого дома.