Консьерж - Альберто Марини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом он стоял обнаженным перед зеркалом, в которое каждое утро смотрелась Клара. Умывшись очень горячей, обжигающей водой, он не спеша, аккуратно побрился, потом разобрал бритвенный станок и смыл щетину в сток дизайнерской раковины.
Он подумал, что взял от квартиры 8А все возможное и больше желать нечего. Осталось только проделать то же самое с ее хозяйкой.
Включив компьютер семьи Лоренцо, он стал искать идеи и вдохновение в Интернете.
В это воскресенье родители Алессандро отправились в Коннектикут, чтобы навестить старшего сына и невестку. Они уехали еще утром, чтобы прибыть туда к обеду, и должны были вернуться вечером, чтобы поужинать дома, с Алессандро. Киллиан предложил составить компанию мальчику.
В половине одиннадцатого утра он вошел в квартиру Лоренцо. Сеньора оставила на кухонном столе эскалопы в соусе из белого вина, которые нужно было просто разогреть, и салат из помидоров с оливковым маслом. Эта еда была предназначена для Киллиана, а Алессандро ждало его обычное меню: жидкое пюре из овощей и мяса, которое он ел через трубочку.
— Чувствуй себя как дома, Киллиан! Бери все, что хочешь, — сказала женщина, показывая на полки, полные продовольствия.
Телефонные номера сеньора Джованни и его жены, старшего сына и невестки, их квартиры, а также врача из больницы «Синай», занимавшегося Алессандро, были написаны на листочке, висевшем на холодильнике. В случае необходимости Киллиан мог позвонить по любому из этих номеров.
Консьерж воспользовался случаем, чтобы вернуть ноутбук.
— Ну что ты, оставь себе, если нужен, — настаивал отец. — Мы все равно ничего в этом не понимаем… И потом, эти штуки так быстро устаревают, ты же знаешь.
Тем не менее Киллиан вернул компьютер:
— Я сделал все, что мне было нужно. Большое спасибо. — Он хотел, чтобы все вещи нашли свое место, прежде чем вернется Клара и произойдет самое главное.
Несмотря на то что Киллиан и Алессандро оставались одни не в первый раз, сеньора хотела подробно все объяснить, «на всякий случай». И Киллиану в который раз пришлось смотреть, где хранятся слюнявчики, запасной стакан «на случай, если этот разобьется» — речь шла о специальных стаканах со встроенной трубочкой, — подгузники и крем. Как обычно, не обошлось без публичного унижения.
— Сегодня утром у него нехорошо с кишечником… Я только что поменяла памперс и намазала его кремом. Вечером ничего не должно быть… Но если вдруг, ты не волнуйся, я нанесла много крема, чтобы не было раздражения, и когда вернемся, я сама все сделаю.
Около одиннадцати часов Алессандро и Киллиан уже были одни. Время в этой квартире всегда текло медленно, и они оба это знали. В особенности Алессандро.
Киллиан сидел рядом с постелью и вводил мальчика в курс своих последних достижений:
— Она не идет у меня из головы, Але. Такого никогда не было.
Алессандро бесстрастно смотрел на него, но Киллиан прекрасно считывал послание в его взгляде.
— Не надо делать такое лицо. Успокойся, я не влюбился! Эта девка забудет обо всех своих улыбочках за одну ночь!
Он поделился своими планами, рассказал вслух о последнем, что у него осталось, — о физическом насилии.
— Я сделаю ей больно, Але. Я причиню ей всю боль, какую смогу причинить.
Киллиан говорил о Кларе и о своих планах около часа, потом предложил пообедать. Они ели в тишине, Алессандро у себя в кровати, Киллиан — сидя рядом с ним.
— Я знаю, что повторяюсь, — заговорил он с набитым ртом, — но твоя мать хоть и безграмотна, а готовит сказочно. — Он посмотрел на Алессандро, а потом на пластиковый стакан с трубочкой, наполненный желтоватым пюре. — Понятно, что ты это не можешь оценить. — И добавил, не желая, впрочем, обидеть мальчишку: — Как же тебе хреново, это просто невероятно!
В два часа, как всегда пунктуально, зазвонил мобильный телефон Киллиана.
— Я внизу, — произнес резкий до вульгарности голос, который невозможно было перепутать с чьим-то другим.
Они уже поели и, в общем-то, ждали, когда она придет. Прежде чем открыть внешнюю дверь с помощью домофона (по воскресеньям она была закрыта), Киллиан убедился, что с Алессандро все в порядке.
— Тебя переодеть? — Алессандро закрыл глаза. — Не представляешь, как я рад, — подмигнул ему Киллиан.
Послышался легкий, деликатный стук в дверь.
Киллиан пошел открывать. Одна рука девушки лежала на бедре, а двумя пальцами другой, вытянутой руки она держала черную юбку, когда-то принадлежавшую Кларе.
— Ну ты и урод!
— Что я сделал?
— Дал мне эту одежду в прошлый раз, козел! — Несмотря на резкость слов, ее тон был игривым, свидетельствующим о доверии между старым клиентом и «службой», оказывающей определенные услуги. — Знаешь, как мне везде щипало…
Киллиан не смог подавить улыбку. Он совсем не подумал, что в вещах Клары могли остаться следы крапивы.
— У меня был ужасный вечер! Все чесалось, и меня тошнило при мысли, что это крысиная моча… И при этом я была с клиентом, который постоянно комкал мои сиськи…
— Мне жаль, — наконец проговорил Киллиан.
Девушка швырнула ему в лицо черную юбку Клары:
— Лучше верни это своей подружке! И забудь про скидку, понял? Наоборот, ты еще мне должен! — Она протянула раскрытую ладонь.
Киллиан положил юбку и заплатил. Деньги были приготовлены заранее, это была оговоренная сумма, восемьдесят долларов. Столько же она брала с него, если не нужны были «дополнительные услуги».
— Ты мне должен, — подчеркнула она еще раз, грозя ему пальцем.
Она хорошо знала квартиру и уверенно пошла по коридору, не дожидаясь указаний Киллиана, прямо в спальню мальчика.
— Как поживаешь, милый? — спросила она у Алессандро, пытаясь изобразить чувственность. Но получалась у нее только манерность.
В дверь заглянул Киллиан:
— Если я понадоблюсь, я…
— Да, конечно. — И девушка закрыла дверь у него перед носом. Киллиан слышал, как она сказала Алессандро: — Я уверена, что он просто хотел поглядеть на нас, уж я-то твоего друга знаю… — И она пошло расхохоталась.
Как обычно, Киллиан пошел на кухню, чтобы налить себе чашку кофе. Лоренцо покупали только итальянский кофе, но, возможно, секретом его прекрасного вкуса была старая кофеварка из нержавеющей стали. Ей было, похоже, лет пятьдесят, но она отлично работала. «Никогда, никогда нельзя мыть ее моющими средствами, — серьезно объясняла мать Алессандро, — только чистой водой». Кофе, который варила эта машина, был получше, чем во многих кофейнях. Именно бывая у Лоренцо, Киллиан научился пить эспрессо и полюбил его. Совсем чуть-чуть кофе, на два пальца, насыщенного, черного, без сахара, нужно было выпить одним глотком.
Идея привести сюда девушку пришла в голову Киллиану, Алессандро об этом не просил. Консьержем двигало чистое любопытство: ему было интересно, осталась ли в этом жалком, несчастном теле хоть какая-то возможность удовольствия.
Он хорошо помнил, какое лицо было у Алессандро, когда девушка в первый раз вошла в его спальню. Киллиан предупредил его родителей, когда те уезжали на выходные, что придет вместе со старой подругой, медсестрой, которая работала с такими же пациентами, как Алессандро. Мальчишка тогда сразу понял, что никакая это не медсестра, и послал Киллиану взгляд, полный ненависти.
Он жутко стеснялся своего состояния, когда впервые оказался наедине с девушкой, но она, со своей наигранной чувственностью и манерной нежностью, сумела успокоить его, заставила расслабиться и забыть о болезни и беспомощности. Киллиан слушал, прижав ухо к двери. Алессандро, наслаждаясь, издавал тот же животный, утробный звук, как когда он выражал желание заниматься ходьбой. Она дышала так же, как делала это в постели с Киллианом, и время от времени произносила одни и те же фразы, которые, видимо, должны были возбуждать клиента.
После первого ее визита лицо Алессандро изменилось.
«Еще пригласим ее? Или тебе неинтересно?» — спросил его тогда Киллиан. Алессандро не ответил. Некоторое время они смотрели друг на друга, пока Киллиан не понял, что задал два противоречащих друг другу вопроса и переформулировал: «Позовем ее еще?» И Алессандро приподнял верхнюю губу.
Киллиан бездельничал, рассматривая кофейный осадок на дне чашки, когда дверь спальни открылась.
— Хорошего дня, милый! — Девушка послала Алессандро воздушный поцелуй. Потом повернулась к Киллиану и напомнила: — А ты мне все еще должен, козел!
И она уже собиралась уйти на этой театральной ноте, но внезапно что-то вспомнила, подошла ближе и сказала уже нормальным тоном:
— Когда я вошла, в холле был какой-то урод из соседей, брызгал слюной от ненависти.
— Я догадываюсь, о ком ты говоришь.
— Ехал со мной в лифте, представляешь, и рассматривал меня, сверху вниз, снизу вверх. Начал расспрашивать, куда я иду! Я честно сказала, что иду сюда и что я медсестра. Чтобы ты знал!