Песня для оборотня (СИ) - Мун Эми
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот пришло то самое время. Стоя перед Кайроном и в окружении оборотней, Айла храбрилась из последних сил, чувствуя, как напряжение густеет с каждым ударом сердца.
— Твой дом станет моим. Но лишь когда мои родители получат весть, что их дочь жива.
В наступившей тишине она слышала собственное тяжёлое дыхание. И не смогла сдержать дрожи, увидев, как помрачнел Кайрон. Серые глаза стали почти черными и черты лица хищно заострились.
Он откажет. Вот сейчас одно короткое слово — и все ее надежды рухнут, отравляя своими останками все хорошее, что она от него знала. И как никогда хотелось униженно опустить голову, но Айла продолжала смотреть. Ей это нужно. Настолько, что все богатства меркнут перед куском кожи с несколькими короткими строками.
Оборотни за ее спиной давили тяжёлыми и злыми взглядами. Они были больнее, чем те сосновые шишки, что однажды кидали в нее дети. Ещё немного — и она просто не выдержит! И ноги тряслись от слабости и волнения. Но тут Кайрон нахмурился, и красивое лицо превратилось в такую знакомую каменную маску. А мгновенье спустя прозвучал ее приговор.
Не выдержав, Айла все же пошатнулась, почти падая в объятья мужчины. Вот все и закончилось.
Глава 26
Эта комната была ей отлично знакома. Те же деревянные фигурки волков и кровать, напротив которой теплился очаг. Тонкие ароматы мяты и хвои витали в воздухе, а украшенные шкурами стены и небольшие окна не пропускали ни одного сквозняка.
И все же ей было зябко. Однажды несколько дней Айла дрожала тут в лихорадке, а теперь искала тепла, которое вернётся к ней не раньше двух-трех недель — столько Кайрону нужно, чтобы добраться до их городка и обратно.
Конечно, он согласился тогда. И пусть его голос был холодным и колючим, как метель, и оборотни вокруг недовольно перешептывались, но мужчина не пошел на попятную. Не стал юлить и выкручиваться, желая избежать совершенно нежеланного ему дела, а коротким «Хорошо» объявил, что сделает это, но добавил, что лишь один раз. И вот уже три дня как темно-серый волк исчез, унося в своих зубах сумку и ее покой.
Схватившись за накидку, Айла все же решила выйти на улицу. В главном зале Гвен и ее помощницы перебирали тонкие кожаные листы, на которых хранились легенды и сказания — каждый клан имел свою такую вот библиотеку, и женщины зорко следили за ее состоянием. А ещё за самой Айлой.
Бросив на нее быстрый взгляд убедившись, что она одета тепло, Гвен опять склонилась над потемневшими от времени листами кожи.
— Скоро ужин, — напомнила ей и Айла опять вздохнула. Разумеется, Кайрон не мог оставить ее просто так.
«Будешь под смотром Гвен», — объявил ей между делом, освобождая от одежды. После охоты Кайрон привел ее обратно в логово. И сразу же затащил в закуток для мытья. Стоя на крепком деревянном настиле, Айла вздрагивала от порывистых движений и треска одежды. Никакой боли — Кайрон всегда был с ней аккуратен, но сейчас весь кипел, вымещая злость на ткани платья.
Он взял ее тогда прямо там. Жадно и почти без ласк. В этот раз их близость была острой и быстрой, словно вспышка молнии. И обожгла настолько ослепительным удовольствием, что Айла готова была стечь по его телу вслед за каплями пота и воды, и только крепкая хватка рук удержала ее рядом с мужчиной.
«Не хочу даже дышать воздухом ваших городов, — шептал ей позже, уже немного остывший. Ерошил пальцами короткие пряди, прижимая собой к постели, — Но раз это для тебя важно…»
«Очень важно, — признавалась так же шепотом, глядя прямо в потемневшие глаза, — Родители любили нас всех. Им сейчас больно. Хватит лишь письма переданного с торговцем.»
«Нет, — обрубил Кайрон, — это мой дар. Он будет лучшим. Я сам увижу твоих родителей и сам успокою их. Чтобы и ты была спокойна. Утром соберёшь им подарки».
И это было больше, чем она мечтала. Только Кайрон мог подарить ей железную уверенность — все будет сделано настолько хорошо, насколько возможно. И не каким-нибудь незнакомцем, а им — мужчиной, которому Айла верила не просто, потому, что хотела, а без остатка и всей сутью.
«Спасибо, — благодарно целовала и хмурую складку между бровей и упрямо сжатые губы, — это так…»
Но мужчина мрачнел все сильнее.
«Вожак недоволен. Оборотни клана тоже. Они едва приняли тебя, а теперь вновь злы».
Его слова мешались с поцелуями. Они разговаривали о важных вещах в совершенно неподобающей обстановке, прерывались на ласки и близость. Он вспыхивал, едва только опять затрагивал тему людей, и Айла чувствовала, как мужчину кидает между двумя крайностями. Дать ей необходимое или отказаться, чтобы вновь не наступить на горло собственным убеждениям. И каждый раз становилось страшно от мысли, что точно так же Кайрона рвало на части, когда он видел в ней мужчину.
В ту ночь, а потом и день они обговорили все, что казалось важным. Именно тогда она впервые умоляла его. Только бы не бежал волком, потому что в лесах есть капканы и охотники. А Кайрон не хотел слышать о том, что ему придется трястись в повозке. Да и лошади могли почуять зверя. Никогда ей не приходилось настолько горячо спорить с этим мужчиной. И скрежетать зубами от злости на него и страха тоже. И уже в глубине души остро жалеть о своей просьбе. Самой метаться между желанием послать о себе весточку, и оставить все как есть.
Но через несколько дней Кайрон все же отвел ее к шаманкам. Потому что да, оборотни опять обозлились. После последней стычки, когда так грубо было нарушено торговое перемирие и убит сын вожака, их терпение окончательно иссякло. И теперь каждый контакт воспринимался в штыки. А она своей выходкой отправила самого бету бежать с письмом в зубах словно это какой-то обычный посыльный. Возмутительная наглость!
Только стихшая вокруг нее буря вновь набирала обороты. И опять на Айлу смотрели с холодом и неприязнью.
Присев под навесом, где часто работала над своими фигурками Гвен, девушка уставилась на верхушки сосен. Где сейчас ее волк? Не сбился ли с дороги? Не попал ли в охотничий капкан или силки людской хитрости и жадности? Третий день она едва могла есть, и засыпала глубоко за полночь. И во всех снах видела только его.
— Эй, Айла!
К ее ногам приземлилась шишка, и Айла завертела головой, выныривая из собственных заполошных мыслей.
— Витар?
Маленький волчонок мялся чуть поодаль. Встревоженный и бледный.
— Айла, подойди! Мне кое-что… нужно!
Вскочив на ноги, она взглянула в сторону логова, намереваясь позвать Гвен, но мальчик забеспокоился.
— Это ненадолго! Идем, идем!
Мысленно пожав плечами, она поспешила к волчонку.
— Что случилось? Ох!
Крепкая детская ладошка ухватила ее руку, и очень настойчиво Витар дернул Айлу в сторону деревьев. Туда, где нет никакого жилья. Логово шаманок находилось на отшибе.
— Мне… Я должен поговорить. Только с тобой. Идем!
В детском бормотании она слышала беспокойство. Витар настороженно осматривался вокруг, но шагу не сбавлял.
— Может, позовем взрослых? — осторожно предложила Айла. — Тебя кто-то обидел?
Мальчик даже голову в плечи вжал.
— Нет… то есть да… Сейчас. Мы почти пришли.
Еще добрых десять минут она потратила на бесполезные попытки узнать, что же произошло. Как могла ласково уговаривала ребенка рассказать причину тревоги. И в какой-то момент Витар остановился так резко, что Айла едва успела затормозить.
— Ты! — в тихом рычании зазвенели слезы. — Люди убили моего отца!
Ребенок стоял перед ней, сжимая кулачки. И Айле стало плохо от того, сколько боли плескалось в дымчато-голубых глазах. За пеленой слез она видела такой горький укор всему своему народу, что хотелось зарыться под сосну, около которой они стояли.
И куда девалась все слова, что так легко рождались для сказок? Что Айла могла сказать ребенку, потерявшему своего родителя? Может, она не держала меч в своих руках, но легче от этого не становилось.
— Мне жаль…
И как же это убого звучало, но лучшего придумать Айла не могла. А Витар смотрел на нее, словно и сам сейчас мучительно решал, что сказать дальше. Вокруг них сгущались сумерки, и лес замер, окутывая тишиной и напряжением.
