Эмблема предателя - Хуан Гомес-Хурадо

Когда он взял тетю за правую руку и с силой прижал ее к круглому столу, то ничего не почувствовал, никаких эмоций кроме грусти при виде заостренных, похожих на пилу зубов. Он царапнул ее ножом по животу, а потом с тем же почтением поставил нож между пальцами и двумя не слишком уверенными движениями отрезал указательный.

Илзе издала вопль, но Юрген был к нему готов и заткнул ей рот рукой. Он спрашивал себя, где же те эмоции, обычно сопровождающие насилие, которые и привели его в СА.

Может, это из-за отсутствия сопротивления? Эта старая карга, конечно же, на него не способна.

Вопль под ладонью Юргена потихоньку превратился в едва слышные всхлипы. Юрген впился взглядом в наполненные слезами глаза Илзе, пытаясь получить от происходящего то же удовольствие, которое ощутил, выбивая зубы молодому коммунисту пару недель назад, но тщетно. Он обреченно вздохнул.

- Ну что, будешь говорить? Это никому не доставляет удовольствия.

Илзе с усилием кивнула.

- Я рад. Тогда дай мне то, о чем я спрашивал, - сказал он, толкнув Илзе.

Она отшатнулась от Юргена и нетвердой походкой направилась к шкафу. Искалеченную руку она прижала к груди, и на бежевом платье расплылось пятно. Не отрывая руку от груди, Илзе пошарила среди одежды, пока не нашла маленький белый конверт.

- Это мое письмо, - протянула она конверт Юргену.

Тот взял письмо, на котором остался кровавый отпечаток. На нем было написано имя кузена. Юрген разорвал конверт и вытащил оттуда пять листков, исписанных от руки четким круглым почерком, без помарок и клякс.

Юрген скользнул взглядом по первым строчкам, но что-то в них привлекло его внимание, и он продолжил чтение. Примерно на середине текста его глаза засверкали, а дыхание участилось. Он взглянул на Илзе подозрительным и немного безумным взглядом, не в состоянии поверить в прочитанное.

- Это ложь! Мерзкая ложь! - сказал он, надвигаясь на тетю и приставив нож к ее горлу.

- Нет, Юрген. Мне жаль, что ты узнал это вот так.

- Тебе жаль? Ты мне сочувствуешь? Я только что отрезал тебе палец, старуха! Что мне мешает прямо сейчас перерезать тебе глотку? Скажи, что это ложь! - произнес Юрген, понизив голос почти до ледяного шепота, от которого у Илзе встали дыбом волосы на затылке.

- Я многие годы была жертвой этой правды. И частично поэтому ты превратился в такое чудовище.

- А он знает?

Этот вопрос Илзе уже не выдержала. Она покачнулась, голова у нее кружилась из-за нахлынувших чувств и потери крови, и Юргену пришлось поддержать ее, чтобы она не упала.

- Нет, ты не грохнешься в обморок, старая дрянь!

Неподалеку находился умывальник. Юрген бросил тетю на кровать и плеснул ей в лицо воды. Илзе стало немного лучше.

- Хватит, - очень тихо сказала она.

- Отвечай. Пауль знает?

- Нет.

Юрген дал ей несколько секунд, чтобы прийти в себя. Теперь его наконец-то накрыли эмоции, хотя и не в той форме, какой он ожидал. Буря смешанных чувств пронеслась в его голове, когда он перечитывал письмо, на сей раз до самого конца.

Когда он закончил, то снова аккуратно сложил страницы и сунул письмо в карман. Теперь он понял, почему отец так настойчиво просил его найти это письмо и почему мать хотела получить его первой.

"Они хотели меня использовать. Думали, что я идиот. Но никто кроме меня не должен прочитать это письмо... А я использую его, когда придет время. Ах, да. Когда они этого меньше всего ожидают".

Но он должен был получить кое-что еще. Он медленно подошел к кровати и наклонился над ней.

- Мне нужно письмо Ханса.

- У меня его нет. Клянусь Богом. Твой отец всегда его искал, но у меня его нет, я даже не уверена, что оно существует, - сказала Илзе, которая снова начала всхлипывать, прижимая к себе покалеченную руку.

- Я тебе не верю, - соврал Юрген. В таком состоянии Илзе явно не могла ничего скрыть, но ему всё равно хотелось узнать, какую реакцию у нее вызовет его недоверие. Он снова поднес нож к ее лицу.

Илзе изо всех сил попыталась отвести его руку, но это было равносильно усилиям ребенка, толкающего гранитную глыбу.

- Оставь меня в покое, Бога ради. Разве ты уже не причинил мне достаточно боли?

Юрген огляделся. Он отошел от кровати, взял со стола зажженную лампу и бросил ее в шкаф. Стекло разбилось, и горящий керосин залил одежду и обувь.

Он вернулся к кровати и пристально посмотрел Илзе в глаза, он хотел запомнить этот момент во всех подробностях. Он ткнул острие ножа ей в живот. Набрал в легкие воздуха.

И погрузил нож до самой рукоятки.

- Теперь да.

39

После неприятной перепалки с Алисой Пауль находился в дурном расположении духа. Он решил наплевать на холод и пойти домой пешком, и об этой ошибке сожалел всю оставшуюся жизнь.

Шесть километров, разделявшие пивную от его пансиона, он прошел почти за час, едва обращая внимание на то, что происходит вокруг. Он был мысленно погружен в разговор с Алисой, изобретая фразы, которые могли бы привести к другому результату. В одну минуту он хотел произнести что-то примирительное, а в следующую - уже бросить реплику, которая причинит ей такую же боль, чтобы она поняла, как он страдает. Погруженный в бесконечные любовные драмы, он не видел, что происходит, пока не сделал последние шаги к двери.

И тогда он учуял запах дыма и заметил бегущих людей и стоящую перед домом пожарную машину.

- Куда лезешь, рехнулся что ли?

Пауль поднял взгляд. Четвертый этаж горел.

- Боже мой, мама!

На другой стороне улицы собиралась толпа, наполовину состоящая из зевак, а наполовину - из жильцов пансиона. Пауль подбежал к ним в поисках знакомых лиц и зовя мать. Наконец, он наткнулся на сидящую на бордюре хозяйку с почерневшим от сажи лицом, на котором слезы прочертили следы. Пауль схватил ее за плечи.

- Моя мать! Где она?

Не в силах посмотреть ему в глаза, хозяйка пансиона снова зарыдала.

- С четвертого этажа никто не спускался. Хорошо, что мой отец, мир его праху, не видит, во что превратился этот дом!

- А пожарные?

- Они еще не поднимались, но они всё равно ничего не могут сделать. Огонь заблокировал лестницы.

- А выход на соседнюю крышу? Дома номер 22?

- Может быть, - ответила хозяйка, с тоской заламывая мозолистые руки. - Оттуда сверху можно спрыгнуть. Иногда дети консьержки гоняют на крыше кошек...

Пауль не дослушал фразу до конца, потому что уже несся к соседнему подъезду. В дверях стоял полицейский с недружелюбным видом, допрашивая одну из жительниц пансиона. Увидев бегущего к нему Пауля, он нахмурился.

- Куда это вы направляетесь, молодой человек? Мы всех выве... Эй!

Пауль оттолкнул его с такой силой, что полицейский растянулся на мостовой.

В этом здании было пять этажей, на один больше, чем в соседнем. На всех этажах находились частные квартиры, хотя сейчас они, вероятно, опустели. Шаги Пауля отдавались, как стук барабана, когда он взбирался наверх почти впотьмах, поскольку консьержка отключила в здании электричество.

На последнем этаже ему пришлось задержаться, потому что он нигде не видел выхода на крышу, пока не понял, что нужно воспользоваться люком в потолке. Он прыгнул, пытаясь дотянуться до открывающей его ручки, но ему не хватало шестидесяти сантиметров. Он в отчаянии огляделся в поисках предмета, которым мог бы воспользоваться, но ничего не нашел.

Оставалось только взломать дверь какой-либо из квартир.

Пауль выбрал ближайшую и попробовал вышибить ее плечом, как читал в романах Сакса Ромера, но добился лишь острой боли, на несколько минут охватившей всю руку.

Он стал колотить в дверь ногой на уровне замочной скважины, и таким путем наконец-то ее открыл после дюжины ударов. Пауль схватил первый попавшийся в темной прихожей предмет - стул. Взобравшись на него, он смог потянуть на себя ручку и опустить деревянную лестницу, по которой поднялся на крышу.

Там невозможно было дышать. Ветер гнал сюда весь дым, и Паулю пришлось прикрыть рот платком, чтобы двигаться вперед.

Он чуть не свалился в щель между зданиями - проем чуть более метра шириной. Он едва различал соседнюю крышу.

Куда прыгать, черт возьми?

Он вытащил из кармана связку ключей и швырнул перед собой по дуге. Послышался звон, и Пауль понял, что ключи ударились о камень или дерево, и прыгнул в этом направлении.

На короткий миг он ощутил, будто его тело плывет в дыму, а потом приземлился на четвереньки, оцарапав ладони и завалившись на бок. Наконец-то он оказался в здании пансиона.

Потерпи, мама. Я уже здесь.

Ему пришлось идти с вытянутыми вперед руками, пока он не вышел из зоны задымления, тянувшейся ближе к улице. Через подметки ботинок он чувствовал исходящий от крыши жар. В глубине был проем, где дым немного рассеивался. Там стоял навес, старое кресло-качалка без ножек и то, что Пауль так отчаянно искал.