Из тьмы веков - Идрис Базоркин

— А все-таки, — крикнул кто-то, — Черный камень ты не поднял, как другие.

— Верно — откликнулся Калой. — Но пусть другие, или ты вместе с ними, поднимут то, что я подниму.

С этими словами он нагнулся, подлез под Быстрого и встал с ним на плечах.

Бешмет с треском разошелся на его спине.

Народ умолк.

Калой опустил лошадь и выпрямился. Никто не закричал, не удивился…

В одно мгновение в людях, окружавших Калоя, произошла перемена. Они не смели больше шутить и балагурить с ним как с равным. Он сделался для них недосягаемым. И Калой почувствовал это. Он попытался сгладить впечатление и обратился к подросткам с веселыми словами.

— А вы не удивляйтесь, — сказал он. — Быстрого мне подарили маленьким. Я сначала от радости таскал его на себе, а потом решил делать это каждое утро. Вот и получилось, что рос он и росла моя сила…

Люди оживились, заговорили, защелкали языками, но прежняя простота их отношений не вернулась. Они уважали его и… боялись.

А на лужайке огромным полукольцом друг против друга уже выстраивались девушки и парни. Калой разрешил счастливому Орци сесть верхом на Быстрого и отвести его домой, а сам вместе с Виты пошел на лужайку. Поверх всех голов он старался найти Зору и наконец увидел ее. Они едва улыбнулись друг другу. И никто этого не заметил, кроме Наси.

Она заметила. Оба они теперь все время были перед ее глазами.

Но после того как Калой взлетел на камень и поднял на себе лошадь, у Наси неожиданно ненависть к нему уступила место восторгу. Однако это был не тот восторг, с которым все смотрели на юношу. В ней загорелось желание ощутить его богатырскую силу… повиноваться ему… А он переглянулся с Зору.

Тяжелая мысль мелькнула в горящей голове женщины: «Ты хороша для моего сына… А ты… — Она впилась глазами в сухое, мужественное лицо Калоя, — а ты… Нет… это невозможно! — услышала она в себе другой голос, и сама ответила ему: — Но этой красотке ты тоже не достанешься! Чем она лучше других?!»

Иналук в этот день был всюду и всюду успевал. И на танцы он успел вовремя. Взяв все дело в свои руки, он в первой паре пошел с Матас.

— Ворс-тох![74] — выкрикивал он, становясь на носки и преграждая путь девушке, и тут же тихо шептал: — Я с женского праздника не забыл твои губы… Милая…

— Шайтан! — едва уловимо отвечала она и, вывернувшись, плыла в другую сторону.

— Выходи за меня, все равно тебя никто не возьмет… — снова шептал он ей, простирая над ней руку.

И она с едва заметной скромной улыбкой отвечала:

— А ты выгони из дому свою клячу…

Играла гармонь; как стреляли, хлопали парни в ладоши…

— Ворс-тох! — восклицал Иналук, делая вид, что обнимает Матас. — Вот поцелую сейчас…

— Зарываешься, — ответила она и, скромно пройдя круг, опустив руки, встала на место.

— Спасибо, Матас! — крикнул Иналук, кланяясь ей. — Нет скромнее тебя девицы! — И, остановив гармонистку, обратился ко всем: — А ну, выходи, кто мастер на слово!

Никто не решался выйти первым.

— Спой-ка нам ты, Дали! Покажи пример большим! Спой в честь нашего героя! — сказал Иналук юной гармонистке. — Задень его! Мы увидим, на что он здесь способен!

Калой хотел было отказаться. Но девочка уже заиграла и, немного подумав, запела:

В этот солнечный деньНет у тебя отца!В этот светлый деньНет у тебя матери.Нет у тебя даже сестры родной,Чтоб засмеяться сегодня с тобой…Но есть у тебя твой младший брат,Но есть у тебя богатырский конь.Будет у тебя и верный друг,Если позовешь любую из них…

Дали повела глазами на девушек.

— Эх! Вот это слова! — закричали парни. — Хорошо, хорошо, Дали!..

Гармонистка продолжала играть. Калой потупился, но потом шагнул вперед:

Спасибо тебе за доброе слово.Спасибо тебе за печальное слово.Спасибо тебе за сердечное слово.От сердечного слова лед тает в груди.Есть брат у меня и быстрый конь.Есть башня, скала и отцов огонь…Ласточки улетают к теплу, говорят.Та, что к нам прилетит, найдет тепло…

— Молодец, Калой! — обрадовался за друга Виты.

— Правильно сказал! — поддержали его парни.

А Матас, обращаясь к нему и ко всем, продолжила поединок:

Куда денемся мы с тоски-печали?Ведь таким молодцам только звезды под стать!..

Калой улыбнулся:

Разве есть место тоске-печали,Ведь в друзьях у нас с вами —Луна и ночь!..

— Вот так, Матас, — воскликнул Иналук. — Этот наездник везде хорош! «Нет места тоске-печали»!

Зору не дышала. Она не смела поднять глаза. «А иначе, — думала она, — они увидят все, узнают все… И еще, — загадала, — если не меня вызовут в пару с ним, — значит, не быть моему счастью… А если меня…»

И как сквозь сон донесся до нее голос Иналука:

— Это верно, что у Калоя нет ни матери, ни сестры. Но я не понимаю: чем хуже сестры хорошая соседка?

— Хорошая соседка всегда лучше сестры! — весело крикнул Виты и подтолкнул Калоя локтем.

— И мы так думаем, — поддержали их парни.

— А ну, Зору, иди, покажи, как уважаешь нас и своего соседа! — обратился к ней Иналук.

Зору попыталась выйти, но не смогла оторвать ног от земли.

— Иди! Стыдно! Обидишь его… — услышала она шепот девушки, стоявшей рядом.

Но Зору не двигалась. Тогда соседка подтолкнула ее. И она пошла.

Люди не узнавали обычно веселую и бойкую девушку. «Что с ней? Может быть, больна?»

Где-то на середине круга Зору наконец справилась с собой, услышала хлопки, гармонь… пошла с Калоем в ногу, сначала неуверенно, потом все быстрее, ровнее поплыла по кругу. Длинные рукава черкески вились за ней, как два серебристых крыла.

Калой, ее Калой мягко и плавно шел совсем рядом… А когда он устремился вперед, обогнав ее, и неожиданно встал, преградив дорогу, она вскинула на него темные, глубокие глаза и услышала голос своего сердца: «Тебя… тебя вызвали, значит… счастье твое…»

Танец получался красивый, они танцевали долго. Маленькая Дали была влюблена в эту пару. Ее попросили сменить гармонистку. И, заиграв новую мелодию, она запела:

Танцуй, наш Калой!Танцуй, золотой!Путь перехвати,А то улетит!

— Правильно, Дали! — хохотал слегка захмелевший Виты. — А то улетит!..

Веселье длилось до позднего вечера.

И долго этот день не могли забыть в горах.

Однажды, уже поздней осенью, тревожная весть облетела аулы и заставила забыть все. Хевсуры[75] отбили скот у галгаевских пастухов и увезли их сено с горы Плато Ветров.

За эту гору между двумя соседними народами не раз возникала вражда. Галгаи считали ее своей, а хевсуры — своей. В доказательство с обеих сторон обычно приводилось много фактов. Но так как все они вели происхождение от легенд, берущих начало где-то в глубине веков, то ни одна из сторон не считала их для себя обязательными. Появление в том или другом племени сильного по характеру человека заставляло противников отступать. И тогда его племя утверждало на Плато Ветров свое право — право сильного. Так было и за последние пятьдесят лет. Влияние Гойтемира и его тейпа в народе было очень велико. Имел он связи и с администрацией округа. Его поддерживали. И, взяв верх в последнем споре с хевсурами, он так и сохранял это превосходство до сих пор. Иногда хевсуры пытались сопротивляться, нападали на галгаев, работавших на этой горе. Но в конце концов все кончалось благополучно, и обе стороны, съев на замирении баранов, расходились по аулам.

На этот раз дело осложнилось. В перестрелке один из галгаевских пастухов был убит.

Десятка два всадников сразу же кинулись преследовать хевсуров. Одну из групп возглавил Иналук. С ним пошел и Калой. Продираясь в лесу сквозь заросли кустарника, они давно миновали Плато и двигались, чтоб перерезать хевсурам путь к селению, которое те никак не могли миновать. К полудню на противоположной стороне ущелья, над обрывом, где проходила тропа, показалось два всадника. Они ехали спокойно, уже не думая, что их здесь может подстерегать опасность. Позади шел угнанный ими скот, дальше — три человека на лошадях, а на некотором расстоянии от них еще один — замыкающий.

Когда из засады раздались выстрелы, хевсуров это так ошеломило, что они, бросив свою добычу, кинулись уходить. Пули галгаев не причинили им вреда: засада расположилась на далеком расстоянии. И лишь калоевская берданка делала свое дело. Он убил под хевсурами две лошади и одного из них ранил. Вскоре подоспели люди из гойтемировского аула. Соединившись, они посоветовались и решили возвратиться. Похищенный у них скот был отбит.