Ты не слушаешь. Что мы упускаем, разучившись слушать, и как это исправить - Кейт Мёрфи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако существуют значительные разногласия по поводу того, обусловлен ли этот феномен природой или воспитанием [178]. Некоторые возлагают вину на культурное влияние, которое учит мальчиков быть мужчинами и не интересоваться эмоциями или не поддаваться на чужие чувства, в то время как другие утверждают, что обостренную социальную чуткость у женщин, даже у маленьких девочек, нельзя полностью объяснить влиянием общества или родителей [179]. Некоторые даже предполагали, что аутизм, характеризуемый затрудненным пониманием эмоциональных намеков в вербальном и невербальном общении, представляет собой крайнюю разновидность «мужского мозга» [180].
Во всех интервью, которые я брала для этой книги, мысль о том, что женщины умеют слушать лучше мужчин, была повторяющейся темой. Инвестор в сфере недвижимости из Хьюстона сказал мне: «Я не провожу опросы жильцов. Я посылаю для этого одну из сотрудниц, потому что женщины гораздо лучше меня «читают» других людей. Я не умею слушать так же хорошо, как они». Сходным образом, венчурный капиталист из Сан-Франциско сказал, что когда он оценивает возможности основателей стартапов, то неизменно прислушивается к мнению своего партнера женского пола. «Она невероятно хорошо умеет «читать» людей. Основатели стартапов едва начинают говорить, как она понимает их мотивацию и знает, насколько они перспективны. Это что-то невероятное. Я попросил ее объяснить, как она это делает, но ей не вполне удалось. Она похожа на мою маму: просто знает, и все. Возможно, это чисто женская черта».
Тем не менее говорить, что все женщины умеют слушать лучше мужчин, все равно что утверждать, будто все мужчины выше женщин. Я интервьюировала и лично знала многих женщин, которые ужасно слушали, и многих мужчин, которые были выдающимися слушателями. Это в значительной степени связано с происхождением, жизненным опытом и даже с конкретной ситуацией. Некоторые люди могут быть превосходными слушателями, но лишь когда они беседуют с определенными людьми при некоторых обстоятельствах.
Но у всех в той или иной степени присутствует некое беспокойство или дискомфорт по поводу того, что сильные чувства людей, когда они находят благодарных слушателей, могут выбить их из равновесия. Как бы мы ни сдерживались и ни претендовали на обратное, люди до краев наполнены эмоциями. Иногда кажется невыносимым впустить в себя чей-то внутренний хаос, когда мы едва в силах совладать с собственными чувствами.
Согласно исследователям из Лозаннского университета в Швейцарии, звуки, которые передают негативные эмоции, воспринимаются гораздо громче [181], чем от более нейтральных или позитивных чувств, даже когда они имеют такую же амплитуду. Сходным образом исследователи из университета Миннесоты и университета Иллинойса обнаружили, что сотрудники компаний были в пять раз сильнее расстроены негативными взаимодействиями на работе, нежели довольны позитивными [182]. Это согласуется с находками исследователя семейных и супружеских отношений Джона Готтмана из Вашингтонского университета в Сиэтле. Его десятилетние наблюдения показывают, что позитивные взаимодействия должны как минимум в пять раз превосходить негативные, чтобы взаимоотношения были успешными [183]. Это объясняет рефлекторное желание отгораживаться от других, а не рисковать чрезмерно сильным проявлением чувств или обидой с их стороны.
В книге «Для такого нет подходящей открытки: что делать и говорить любимым людям, когда жизнь кажется страшной, ужасной и несправедливой» (на русском языке не издавалась) авторы Келси Кроу и Эмили Макдоуэлл косвенно определили другой вид реакции переноса [184], возникающий в виде такого защитного поведения. Дербер охарактеризовал ее как нарциссическую попытку перенаправить разговор на себя. Но реакция переноса, описанная Кроу и Макдоуэлл, происходит в тех случаях, когда люди, испытывающие дискомфорт от чужих эмоций, пытаются решать или объяснять проблемы, вместо того чтобы позволять расстроенным или встревоженным людям проявлять свои чувства и находить собственные решения в процессе диалога. Авторы советуют подавлять следующие побуждения:
демонстрировать, что вы понимаете чужие чувства;
определять причину проблемы;
подсказывать собеседнику, что нужно сделать;
минимизировать чужие опасения;
смягчать ситуацию форсированным оптимизмом и утешениями;
восхищаться силой воли другого человека.
Знание о чужих проблемах и неприятностях не означает, что вы должны решить их. Так или иначе, люди обычно не ждут от вас готовых решений; они просто хотят, чтобы кто-то выслушал их. Более того, вы затыкаете им рот, когда начинаете рассказывать, что нужно сделать или как они должны себя чувствовать. Независимо от доброты намерений или предполагаемой мудрости советов люди рефлекторно противятся директивным указаниям и возмущаются, даже если они были высказаны в мягкой форме. Наверное, вы можете помочь кому-то починить протекающий кран, отредактировать резюме или найти хорошего бухгалтера, но вы не можете спасти разрушенную карьеру, восстановить распавшийся брак или вытащить человека из глубин отчаяния. Ваша реакция на чьи-то крупные проблемы просто отражает то, что вы бы сделали сами на месте этого человека… Но вы не являетесь им.
Лучшее, что вы можете сделать, – внимательно слушать. Пытаться понять, с чем столкнулся собеседник, и оценить, что он чувствует. Это само по себе может привести к решению. Такой подход стоит за обычаем квакеров формировать «комитеты ясности» [185]. Они начали практиковать их в 1900-х годах как способ определения совместимости людей, желавших вступить в брак. Но с годами комитеты ясности расширили свои полномочия до рассмотрения практически всех забот члена общины: от взаимоотношений до карьеры или вопросов веры.
По запросу комитет ясности, состоявший примерно из полудюжины членов, собирался для того, чтобы выслушать проблему человека. Потом члены комитета задавали так называемые правоверные вопросы. По сути дела, это было коллегиальное судебное заседание. Там не было мудрых советов или желания поделиться сходным личным опытом. Вопросы не предназначались и для того, чтобы влиять на образ мыслей человека или как-то направлять его. Скорее, они были призваны помочь ему углубиться в себя для искреннего и ясного ответа.
Педагог и писатель Паркер Палмер из общины квакеров рассказал мне о своем опыте общения с комитетом ясности в 1970-х годах. Он пытался решить, стоит ли принимать предложение стать президентом крупного образовательного учреждения. Сначала его спрашивали о должности и о том, чего он надеялся достигнуть. Потом кто-то задал ему вроде бы простой вопрос: «Паркер, что
