Собор под звездами - Дмитрий Леонтьев

Знамена не зря издревна считались «душой» полков. Вот что говориться о знамени в «Марше Измайловского полка»:

Наш полк, наш полк! Заветное, чарующее слово

Для тех, кто смолоду и всей душой в строю.

Другим оно старо, для нас — всё так же ново

И знаменует нам и братство, и семью.

О, знамя, знамя ветхое, краса полка родного,

Ты, бранной славою венчанное в бою!

Чьё сердце за твои лоскутья не готово

Все блага позабыть и жизнь отдать свою?

Полк учит нас терпеть безропотно лишенья

И жертвовать собой в пылу святого рвенья.

Всё благородное: отвага, доблесть, долг,

Лихая удаль, честь, любовь к Отчизне славной,

К великому Царю и Вере Православной

В едином слове том сливается: наш полк!

Да простят мои горячие слова обычные труженики музеев, умные и работящие хранители прошлого — все это не о них. Они сберегают и рассказывают о тех частицах истории без которых у нас нет ни прошлого, ни бедующего. Мои вопросы к руководителям музеев. Что это — раздолбайство или «спущенные сверху» распоряжения? Если уж мне, сыщику с неплохими связями так мучительно было добывать эту информацию, то что говорить про обычного человека? Не плачьте потом, что в музеях «мало людей, одни иностранцы». А заинтересовать людей — не судьба?!

Знамя это воинская хоругвь, вокруг которой собираются верные своему долгу воины. Это куда больше чем «символ» и «обозначение» полка. Утрата его во все века и времена считалась позором. Его выносили с поля боя невзирая на опасность для жизни. Не зря Семеновский полк пытался спрятать свое знамя от большевиков именно в церкви, под алтарем.

Позволю себе привести выдержку из небольшого очерка 2010:

«Глава пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси выступил с жесткой критикой заявления Михаила Пиотровского о передаче Церкви принадлежавших ей в прошлом исторических и художественных ценностей. О. Владимир отреагировал на высказывание директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, что необходимо-де оставлять подлинники в музеях, а для Церкви делать копии. Священник сравнил данный план со следующим житейским случаем: "Допустим, вашего деда грабители убили, сожгли его дом и украли фамильные портреты. Эти портреты никакой продажной ценности не имеют ни для кого, кроме вас: это пращуры ваши и ваших близких. Проходят годы. И вот вы случайно встречаете эти портреты и узнаете их. Допустим, вы их видите в музее или в семье коллекционера. Каким-то образом через перекупщиков краденого эти портреты оказались здесь. А как иначе? Либо воры их возвращают за ненадобностью, либо, пройдя через криминальные руки, такие предметы могут оказаться у чужих людей. И хранители этих дорогих вам картин, перетерпев ваше волнение, ваши слезы, когда вы читаете фамилии своих пращуров, говорят вам: "Что ж, мы не возражаем, делайте копии, вешайте у себя в доме". Насколько это нравственно?

Вот ровно настолько же нравственно предложение Пиотровского делать копии для Церкви. Хотите быть хранителями краденого? Будьте. Пиотровский сам себя так назвал". Наследником церковных ценностей является Церковь. Церковь была ограблена самым варварским, бандитским образом. То, что осталось в музеях, — это крохи того, что составляло народное церковное достояние. Это даже не тысячная часть. Мы до сих пор не имеем никакой информации о сотнях чудотворных икон. Их эшелонами вывозили, сосуды священные переплавляли. Государство ограбило Церковь, так пусть вернет хоть частичку того, что может".

Он также вспомнил случай, произошедший в период патриаршества Алексия II: "Несколько лет назад сотрудники музеев Кремля поделились с Патриархатом радостью, что в запасниках Грановитой палаты обнаружены мощи. Президент уже объявил, что он торжественно их передаст Церкви. Гагарина (гендиректор музеев Московского Кремля) говорит: вот, берите кости, а ковчег отдать не можем. Ковчег-то копеечный с точки зрения музейной ценности, но отдавать не хочется. Патриарх Алексий II тогда сказал: "Без ковчега мы не возьмем". Не надо возвращать мощи, если над ними, чтобы возвращать, нужно снова надругаться. Пусть остаются в музее. Начал разгораться скандал. Ведь Путин уже собрался возвращать мощи. Пришлось музею уступить".

"Многие музейные работники рассказывают, что до сих пор в провинциальных и даже столичных музеях иконы, священные предметы свалены в кучу, многие не инвентаризованы, не описаны, пропадают, их воруют без счета. И эти люди объясняют нам, как мы должны хранить святыни?", — заключил Вигилянский.»

Полагаю, даже атеисты согласятся, что уж лучше люди смогут увидеть эти иконы и прочие святыни и исторические реликвии в церквах и соборах, чем из сожрут мыши под пристальным «присмотром» директоров музеев. Приведу еще один пример, задевший меня за живое. Когда в Петрограде — Ленинграде большевики закрывали церкви, священники (по возможности) переходили в другие соборы. В Троицкий собор Измайловского полка несколько таких священников пришли, принеся спасенные из закрытых церквей святыни — иконостасы, Священные книги… Они выносили их как бойцы выносят из окружения знамя! Так протоиерей отец Сергий (Росляков), бывший священнослужитель церкви Сергия Радонежского (Новороссийская ул. Д. 20) перешел в Троицкий собор (сохранив иконостас и церковные иконы, которые передал в Троицкий собор) (приговорен НКВД к 5 годам лишения свободы). Это ведь был настоящий подвиг. И где сейчас эти иконы? Что бы найти их след, надо получить описи имущества, а вот это почему-то как раз очень непросто. Если бы музейщики сохранили все эти реликвии — и знамена, и иконы, и священные сосуды, при первой возможности вернув их людям — я бы поклонился им в ноги. А того, что происходит сейчас я просто не понимаю, и как офицеру мне эта ситуация крайне неприятна… «Попахивает» она, знаете ли. И отнюдь не «музейным» запахом, а идеологическим…

Второе разграбление ценностей собора состоялось в двадцатые годы, когда правительство, за копейки, усиленно продавало «чуждые» им произведения искусства и культа за рубеж. (Я уже писал об этом разграблении в романе «Обитель» — аферы подобных масштабов и цинизма не было со времен разграбления крестоносцами Византии). Уникальные иконы (с частицами мощей), подарки императорского дома, драгоценные сосуды найти теперь крайне сложно. (Опять же, вопрос к архивам и музеям: почему нельзя отдать храмам и соборам КОПИИ книг описи церковного имущества тех лет?!). А значит, нельзя уже отследить — где храниться и сделать хотя бы копии, хотя бы фотографии исчезнувших святынь… А ведь тысячи священнослужителей тогда поплатились жизнью и свободой за «сопротивление изъятию церковных ценностей» …

Основной удар по собору пришелся тридцатые годы, когда Троицкий собор стал кафедральным собором митрополита Ленинградского (а впоследствии Патриарха) Алексия (Симанского). Враг всегда целиться в самое опасное для него. Невзирая на протесты прихожан, 22 апреля 1938 года собор был закрыт. Из священников собора многие были расстреляны, подавляющее большинство — арестованы. Но к их судьбам мы вернемся чуть позже…

Полагаю, стоит сказать несколько слов о Цусимском сражении, «вскользь» упомянутом в повести — одном из самых кровавых и печальных в русской истории. 14 мая 1905 года, Вторая эскадра Тихоокеанского флота потерпела сокрушительное поражение от императорского флота Японии, неподалеку от острова Цусима. Флот потерял убитыми 209 офицеров, 4761 нижних чинов, десятки священников, служивших на кораблях. В плен попали 7 282 человека, включая двух адмиралов.

Японцы тщательнейше проанализировали все предыдущие сражения русского флота, выясняя вероятную тактику и, благодаря выбранной стратегии, быстроходности и маневренности своих судов, а так же исключительному качеству своих снарядов, нанесли эскадре сокрушительное поражение. А вот около трети русских снарядов, попадая в корабли противника, почему-то не взрывались…

Такое сокрушительное поражение столь могущественной державы как Россия, привело к дестабилизации баланса сил во всем мире, и, в конечном итоге, послужило причиной Первой мировой войны, а в России — усилению революционного движения. Правление Николая Первого было отмечено экономическим ростом России, но и сильнейшими социально-политическими противоречиями. Народ беднел (особенно страдали крестьяне), «аристократия» мало интересовалась судьбой государства, сотрясаемая скандалами, порочащими ее в глазах своих же подданных. Народ не понимал необходимостей войны с Японией и с немцами. Нравственность стремительно падала. Императорская семья дискредитировала себя связью с тамбовским проходимцем Григорием Распутиным и жуткой чехардой, которую устроил Николай Второй в министерствах. (Человек иногда просто не успевал принять дела, как его снова куда-то переводили). Император, как показали события, не в состоянии был управлять страной в кризисных ситуациях, но его отречение сыграло с империей еще более злую шутку. Теперь на императора смотрели как на отступника даже самые преданные люди… Именно с 1905 года страна начала свое скольжение в пропасть. И результаты падения ужаснули даже врагов России…