Не стреляй в ангела - Олекса Чернышев

Я мысленно отыскал свои обескровленные ноги и руки, в беспорядке разбросанные среди грунта и камней, и спешно начал подпитывать их жизненной энергией, прокладывая между ними и телом крепкую связь. Мне наконец удалось перенести их к себе в непосредственную близость от четвертованного тела, и через некоторое время я хотя и с трудом, но уже мог двигать непослушными конечностями.

Что-то случилось с замком, потому что меня засыпало в подвальных помещениях. Наверняка разрушился и весь замок, лишившись цементирующей силы заклинаний своего покойного хозяина.

Минут через тридцать я полностью вернул себя к своему нормальному виду. Несмотря на утомительный бой, сейчас я был переполнен силой, так что мне не составило большого труда мысленно выбраться из-под развалин замка. Сгусток моего сознания поднялся над тем, что еще час назад называлось Дальней деревней.

От нее мало что осталось. Только груды камней и глины, да люди, погибшие под обломками. Оставшиеся в живых разбежались в разные стороны сразу, как только почувствовали, что что-то не так.

Я мысленно порыскал по ближайшим окрестностям в радиусе тридцати-сорока километров и вскоре обнаружил чей-то летящий силуэт. При ближайшем рассмотрении это оказался волкокрыл. Я, не долго думая, захватил управление его мозгом и материализовался у него на хребте.

Приятный теплый ветер дунул мне в лицо запахами лесных трав и цветов, а ослепительный солнечный свет заставил зажмуриться от рези в глазах. Я спокойно закрыл их, так как мог видеть и без глаз, руководствуясь лишь магическимм полями. Глубоко вздохнув и ориентируясь по солнцу, я направил своего волкокрыла туда, где находился дом Гаутамы, и где я впервые появился в мире Юнхэ, затерянный в его диких и сказочно красивых лесах.

Глава 5

Через несколько часов полета я заметил знакомые очертания реки, около которой располагалось жилище Гаутамы, водопады и саму хижину. Я несколько раз облетел ее, наслаждаясь прекрасным видом первозданной, нетронутой человеком природы. Затем я зачем-то поднялся вместе с волкокрылом высоко в небо, так что воздух стал заметно холодней, а восходящие потоки уже не могли удерживать волкокрыла, и ему приходилось усиленно махать своими огромными крыльями. Я почувствовал, что крылатый зверь устал, и позволил ему снизиться.

Недалеко от дома показалась поляна, поросшая невысокой травой, и я посадил волкокрыла на нее. Он приземлился тяжело, и по всему было видно, что полет не прошел для него бесследно. Его хищный взгляд потух и дышал он загнанно, с хрипом.

— Спасибо, старина! — сказал я ему, потрепав по массивной шее. Я так к нему привык за последние часы, что в моей памяти сохранились только приятные воспоминания. То, что когда-то я чуть было не стал жертвой такого же хищника, стерлось, как нечто незначительное и никчемное.

Я отпустил его на свободу, и он обрадованно потрусил в лес на всех своих шести лапах, еще не в силах снова подняться в воздух. Посмотрев ему вслед, я направился к дому.

С высоты птичьего полета я заметил старика Гаутаму, который сидел у костра в своей любимой позе.

Пройдут десятилетия, а может быть и века, а он все так же будет жарить в костре плоды и рыбу, поддерживая огонь и занимаясь медитацией, — подумал я, позавидовав такому спокойному образу жизни.

Но я вряд ли смог бы выдержать такую однообразную жизнь, без города, без людей, без знакомых с детства мест.

— Здравствуйте, Гаутама! — поприветствовал я учителя, когда подошел к нему.

— Рад тебя видеть, Марк, — ответил он обрадованно, но без малейшего намека на удивление.

Гаутама совсем не изменился за последнее время. Как буд-то я уходил на несколько часов и вот сейчас вернулся.

— Как ваши дела? — поинтересовался я вежливо.

— Спасибо, все нормально. Если ты имеешь ввиду мою жизнь в этом лесу.

Я не совсем понял смысл слов учителя, но он этого от меня и не требовал.

— Я смотрю, ты выдержал экзамен своего бога, — сказал Гаутама полувопросительно. Я удивился этим словам, и на этот раз решил переспросить.

— Что вы имеете ввиду?

— Ты получил синий глаз, — ответил он.

Черт побери! — поразился я, так как за последние дни ни разу не смотрелся в зеркало. — Когда же я прошел это испытание? Неужели это правда?

Я не ощущал от этого известия большой радости. Я просто принял его к сведению. Было интересно посмотреть на синий глаз, поэтому я быстро подошел к дому и заглянул в ведро с водой, с зеркальной поверхности которой на меня удивленно смотрела давно не бритая физиономия, с суровыми чертами лица и разноцветными, как у Гаутамы, глазами. Я долго рассматривал свое приобретение, пока мне это не наскучило, после чего я возвратился к костру.

— А ты разве не знал, что это произошло? — поинтересовался учитель. Я недоуменно посмотрел на него, и Гаутама добавил:

— Я имею в виду твой экзамен.

— Нет, — ответил я обескураженно. — Со мной случились кое-какие приключения, но я и не предполагал, что они имеют отношение к экзамену.

— Д-а-а… — вздохнул учитель, — у каждого человека экзамен свой, и двух одинаковых просто не бывает. Я тоже не заметил его в свое время, и понял все только погодя. Но это не беда.

— Я обнаружил в себе новые способности, — заметил я. — Такие, которых раньше у меня не было.

— Естественно, — согласился Гаутама. — Так оно и должно быть. Но и в настоящее время ты умеешь далеко не все.

— Сейчас ты вторгаешься в чужое сознание грубо и неумело, как примитивый гипнотизер, — ответил он. — У тебя нет мягкости и гибкой, а поэтому и более эффективной, силы. Я говорю так, потому что сам прошел через все это. Гаутама хитро посмотрел мне в глаза.

— Ты заметил, что прежде чем приземлиться, ты пднялся вверх? Тебе этого не хотелось, но ты поднялся, совершенно безсмысленно и беспричинно. А спрашивается — почему? Да потому, что этого хотелось мне, а не тебе.

— Но я совсем не ощущал того, что мной кто-то управляет! — возразил я.

— Правильно. Не ощущал. Потому, что я это делал нежно, стараясь не наследить, стремясь ограничить свое влияние в рамках твоей собственной мысли. Высшее искусство управления заключается не в умении подавать команды «на лево!» или «кругом!», а в том, чтобы моя мысль стала твоей собственной идеей, чтобы ты за нее дрался как за свою и даже больше того.

Гаутама с минуту молчал, и я не решался прерывать его. Наконец он продолжил:

— Человеком, с одной стороны, управлять намного сложнее чем животным. Но с другой стороны, чтобы управлять животным, нужно указывать ему на каждый его шаг, на каждое его движение. Человеку же ты внушаешь только мысль, конечную цель, а уж осуществить он ее может и сам, без твоего участия. Конечно, можно подсказать, подправить, в том случае, если человек выберет не самый правильный вариант поведения. Но это требуется лишь изредка.