Не стреляй в ангела - Олекса Чернышев

Как-то во время перерыва между занятиями медитацией, Гаутама неожиданно заметил:

— Слушай, Марк, я не говорил тебе этого раньше, но сейчас я могу тебе сказать, кем ты был в своей предыдущей жизни.

— Кем? — спросил я удивленно.

— Мной, — ответил Гаутама.

Я некоторое время обдумывал слова учителя, пока не убедился, что не совсем их понимаю.

— Но вы же еще живой! — возразил я.

— Ну и что? — спросил учитель. — нДМН ДПСЦНЛС МЕ ЛЕЬЮЕР.

— Но как же такое возможно?

— Почему ты думаешь, что перерождения осуществляются последовательно во времени? — спросил он. Помолчав некоторое время, он сам же и ответил на свой вопрос:

— Перерождения не обязательно следуют одно за другим. Это не эстафета, в которой дух передается от тела к телу, словно эстафетная палочка. Дух — это скорее состояние, нежели предмет. Ты прожил моей жизнью, и теперь живешь своей. До меня у тебя были другие жизни, но о них я ничего не могу сказать.

— А почему вы думаете, что вы — мое предыдущее воплощение? — спросил я.

— Мне об этом расказал мой бог, — ответил Гаутама просто, но в то же время многозначительно.

Рассуждения такого рода показались мне курьезом, и я не знал, какой от них прок.

— А что можно извлечь полезного из этого знания? — спросил я.

— Ничего, — ответил учитель. — Это просто голое знание, которое у нас с тобой есть и не более того. Сейчас я не вижу для него применения, но кто знает, может быть когда-нибудь возникнет такая ситуация, что без этого знания будет не обойтись.

Я засмеялся, до того забавной мне показалась такая мысль и вообще все эти разговоры про предыдущие воплощения.

— Смейся, смейся, — проворчал Гаутама, — я с каждым днем убеждаюся, что ты еще слишком молод, чтобы здраво рассуждать о таких важных вещах.

Он сделал вид что обиделся и угрюмо посмотрел в сторону, как бы потеряв ко мне интерес и наслаждаясь открывающимся вдали видом исполинского леса.

Я знал, что старик не в обиде на меня, да он и не мог ни на кого обижаться. Так мне тогда казалось.

— Хорошо, — пошел я на мировую, — лет через пятьсот мы возобновим прерванный разговор, и тогда я буду вести себя серьезней.

Гаутама неуловимым движением отвесил мне довольно тяжелый подзатыльник и тут же принял свой обычный, невозмутимый вид.

— После этого вы говорите, что вам уже стукнуло пять тысяч! — деланно возмутился я. — Бить ученика — стыдно!

— Докажи мне это, — предложил Гаутама.

Он быстро вскочил на ноги и принял боевую стойку, отведя правую руку за голову, а левую выставив вперед, как бы сдерживая ладонью противника. Я последовал его примеру, и мы некоторое время обменивались быстро чередующимися сериями ударов, из которых ни один не достигал своей цели. Когда прошел час, а может быть два, я немного устал и тут же получил пяткой в лоб. Мне пришлось потратить некоторое время на то, чтобы прийти в себя, так как перед моими глазами все расплылось, как буд-то на киноэкране вдруг пропала резкость.

— Вы взяли меня измором, — попробовал я оправдаться.

— Мне просто хотелось поразмяться, — возразил учитель, — иначе я уложил бы тебя в первые две секунды.

— Не верю, — упрямо возразил я, окончательно придя в себя.

— Конечно, мне пришлось бы применить иную тактику, — сказал Гаутама. — Существует такой прием, когда человек может в десятки раз увеличить скорость своих движений. Противник не успеет и вздохнуть, а его тем временем можно убить или связать. Чтобы достигнуть такого состояния, необходимо добиться полного слияния реального тела и магического, как бы сцементировать их в одно целое. После этого, управляя магическим телом, ты будешь одновременно управлять и реальним. Разумеется, это требует очень больших усилий, и время пребывания в таком состоянии ограничено. Как только ты устанешь, ты уже не сможешь держать свои тела объединенными.

Я слушал Гаутаму, что называется раскрыв рот. Учитель не переставал удивлять меня своими секретами, которые он припрятывал до поры до времени, а потом выдавал по одному, следую каким-то своим соображениям на этот счет.

Я сосредоточился, решив тут же испробовать новый метод. Мои усилия привели лишь к тому, что я затрясся как лист на ветру, не имея возможности двинуть ни рукой, ни ногой. Гаутама весело рассмеялся, глядя на мои мучения.

— Не беги впереди паровоза! — сказал он сквозь смех. — яЛНРПХ ЙЮЙ ЩРН ДЕКЮЕРЯЪ!

После того, как он произнес эти слова, в окружающем меня пространстве произошли некоторые довольно странные изменения. Во-первых, учитель исчез, как бы растаяв в воздухе. Во-вторых, вокруг меня поднялся ветер, а предметы потеряли четкость. Ну а в довершение всего, меня резко бросило на землю, и я почувствовал на своем теле быстрые, но не очень сильные удары, как буд-то меня пинала разъяренная толпа невидимых карликов.

Скоро все прекратилось, и я в полной растерянности увидел перед собой улыбающегося и немного запыхавшегося Гаутаму. Помимо всего прочего, я оказался абсолютно голым как печально известный король. Оказалось, что учитель за эти несколько секунд успел меня раздеть. Теперь я смог объяснить себе природу тех ударов, которые я только что ощущал. Так как Гаутама двигался очень быстро, то его прикосновения воспринимались мной как тумаки.

— Ну как? — спросил он, довольно улыбаясь.

— Нет слов, — искренне восхитился я, несколько смущаясь своего вида.

— Вот так надо это делать, а не дергаться, словно паралитик, — сказал Гаутама. — Ты готов приступить к занятиям?

— Да! — радостно воскликнул я, натягивая штаны.

Мне пришлось провести за отработкой этого приема несколько утомительных месяцев, пока я не обучился перемещаться и действовать, находясь в ускоренном состоянии. Под конец мы с Гаутамой фехтовали только в убыстренном темпе, решив что такой способ намного эффективней обычного. Я научился входить и выходить из убыстренного состояния почти мгновенно, как бы нажимая внутри себя условную кнопку.

Таким образом, я провел в мире Юнхэ еще некоторое время, которое запомнилось мне как нечто замечательное и неповторимое. Может быть, такое ощущение сложилось не только от общения с Гаутамой, но и от того чувства первооткрывателя, которое меня там постоянно сопровождало — ведь я открывал сам себя, находя внутри своеобразные материки нового знания и неизведанные раньше возможности и чувства. Как и все прекрасное, это время не могло однажды не закончиться. Как-то раз, когда мы сидели у костра, Гаутама неожиданно сказал:

— Марк, ты как-то говорил, что хотел бы вернуться в земной мир.