Игра в «Городки» - Юрий Николаевич Стоянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кристоф Вальц, выдающийся австрийский и американский актер, дважды лауреат премии «Оскар»
Первый раз я снялся в кино, когда мне было 15 лет.
Сыграл в эпизодике юного партизана-поджигателя.
Фильм назывался «Великое противостояние». Время действия — 1812 год. Наполеон приближается к Москве, а я — среди тех, кто ее поджег, чтобы не досталась супостату. За что меня французы и расстреляли.
Умирал я молча. Я канючил у режиссера, чтобы он разрешил мне немного покорчиться и постонать, но он запретил:
— Тебе попали и в сердце, и в голову. Одновременно!
Я, может быть, один из немногих, кто снимался еще в советской рекламе. Ее тогда показывали в кинотеатрах перед фильмами. Когда мне исполнилось 16, меня пригласили на Одесскую киностудию для съемок в рекламе Сберегательного банка СССР. Единственный вопрос, который мне задали, был:
— Умеешь ли ты управлять мотоциклом?
— Умею! — соврал я.
— А если сзади будет сидеть девушка?
— Это было бы очень хорошо. Я с пассажиром еще лучше езжу. Мотоцикл становится тяжелее, и им легче управлять!
Вот и весь кастинг. Зря они мне поверили! Мало того, что сам чуть не убился, так еще мог угробить одну очень симпатичную одесситку. В этом ролике мои «бабушка и дедушка» ночью откапывали клад. В металлической коробке лежала сберегательная книжка на имя их внука. Это был какой-то специальный вклад, деньги по которому можно было по лучить только по достижении внуком шестнадцатилетия.
И они дарили мне мотоцикл — роскошную красную «Яву», и я на ней вышивал вдоль моря со своей подружкой, которая держала меня нежно за плечи. После того как на первой же минуте я уехал на обочину и перевернулся, вместо меня ездил уже дублер.
Я думал, что этот мой кинопозор никто никогда не увидит. Но я ошибался. В 1974 году мы — первокурсники актерского факультета ГИТИСа — пошли в кинотеатр «Художественный» по совету нашего педагога на потрясающий фильм Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих». «Идите и смотрите! — сказал нам Владимир Наумович. — У нас так еще никто не снимал!» Едва в кинотеатре погас свет, как на экране появилась моя улыбающая ся физиономия из рекламы «Сбербанка». Все, что я делал в кадре, не очень сопрягалось с тем, чему нас учили через дорогу от кинотеатра — в театральном институте. О, позор на мои русые, кучерявые тогда волосы!..
Без вины виноватый
С тех пор как помню себя, мечтал стать артистом. Артистом кино. В театр почти не ходил. Хватило одного раза.
Я тогда учился в 8 классе. Нас всей школой повели в одесский театр имени Иванова на спектакль «Без вины виноватые». Это были гастроли какой-то сборной московской труппы. Обещали, что будет играть великая мхатовская Алла Тарасова, но она не приехала. Я захватил с собой моего друга Олега. У него была фамилия, произнося которую скороговоркой, я учился технике речи — ПРИВОРОТЕР. Мы сидели в середине полупустого партера, а перед нами развалились в креслах пацаны из какой-то другой школы. Они все время ржали, обсмеивали бедных артистов, болтали во весь голос. Я сделал им замечание. Один из них повернулся, долго смотрел на меня, щелкнул пальцами у меня перед глазами и сказал:
— Все! Я тебя сфотографировал.
А другой добавил:
— До скорой встречи на том свете!
В антракте ко мне подошел тот, который меня «сфотографировал»:
— Сышишь, сышишь, ты, поц! Ты шо-то хотел? Щас ты это получишь!
Он взял меня под локоть и увлек куда-то во внутренний дворик театра. Я оказался среди пяти лбов. Они окружили меня плотным кольцом. «Где же Олег?» — думал я. А Олег застрял в туалете.
Вдруг кто-то врезал мне со всей силы ладонью по уху!
Из носа потекла кровь. И в это время я услышал вопль:
«Юрик! Держись!!» — и увидел бегущего к нам Олега со стулом в руках. Он на бегу замахнулся этим стулом с криком «Убью, твари!», но «твари», как по команде, все сделали шаг в сторону и стул пришелся как раз на мою голову!
Очень тяжелый стул. С замахом в 180 градусов… Так что знаменитый монолог Незнамова во втором акте про «матерей, которые бросают детей своих» прошел уже без меня.
Врач травмпункта поставил мне диагноз «контузия», и я им долго гордился!..
Артист с неопределенной внешностью
Двоюродная сестра моей мамы работала на нашей Одесской киностудии редактором. Людмила Донец. Она была довольно известным московским кинокритиком. Где-то что-то не то сказала, и ее отправили на периферийную студию.
Как-то я услышал разговор моей мамы и тети Люды на кухне. Речь шла обо мне:
— Людочка! Может, действительно ему помочь, как-то поспособствовать? Не замолвишь за него словечко там у себя на работе?
— Женечка, вот ты поверь мне, не нужно ему в артисты! Ну вот не нужно, и все! Не получится из него ничего…
И я вмешался в разговор:
— А почему это, тетя Люда, мне не нужно в артисты?
— А ты не обидишься?
— А я уже обиделся.
— Ну хорошо… Вот тебе мое резюме: какой-то ты… ровненький.
— ???
— Изъяна в тебе никакого нет! С такой физиономией тебя можно в любом фильме за любой стол посадить!
(Через много лет она призналась, что хотела сделать мне сильную прививку «от этого проклятого ремесла».) Поехал я в Киев к моему деду советоваться. Получить благословение. Он меня тоже «обрадовал»:
— Не нужно тебе, Юрка, в артисты! Уродства в тебе не хватает!
И я мучился: «Что же это за профессия такая, где нужно быть уродом?! Причем, кажется, не только внешне… И что же у меня за лицо, с которым можно сидеть за любым столом в любом фильме?»
Через шесть лет, когда я уже окончил ГИТИС, один из самых крутых режиссеров «Ленфильма» после кинопроб сказал про меня ассистентке по актерам: «Артист с неопределенной внешностью», но не объяснил, в какую сторону мне «определяться». «Добрая» ассистентка навечно записала этот вердикт на оборотной стороне моей учетной карточки в актерском отделе прославленной киностудии.
Знаменитая Татьяна Лиознова, режиссер «Семнадцати мгновений весны», после моих очередных проб сказала:
— Юрочка! У вас полное несоответствие внешних и внутренних данных.
Мне было тогда 22 года. И мне понадобилось 15 лет, что бы привести мои внешние данные в соответствие с внутренними, то есть сильно поправиться. Первую главную роль в кино я сыграл в 37 лет…
От чего плачут армяне
В 2000 году мне позвонил режиссер