Моя семья: Горький и Берия - Сергей С. Пешков

Первом, женился на княгине Вяземской, и в крови моего домохозяина есть какая-то капелька безалаберной русской крови. Забавный старикан. И он и две дочери его, девицы, которым пора бы замуж, живут с нами в тесной дружбе и как хозяева – идеальны: все у них разваливается, все непрерывно чинится и тотчас же снова разваливается. Герцог мечтает завести бизонов, а здесь – корову негде пасти, сплошь виноградники, апельсины, лимоны и прочие плоды. Красиво здесь; не так олеографично, как в Крыму, не так сурово, как на Кавказе, т. е. в Черноморье, а как-то иначе и – неописуемо. Торквато-Тассо – соррентинец, его здесь очень понимаешь».

Довольно быстро у А.М. установился твердый распорядок дня: ранний подъем, после завтрака – работа в кабинете до полвторого-двух. Лишь изредка А.М. выходил из прокуренной комнаты на балкон, если погода была хорошей, разогнуть усталую спину. С двух до трех – обед, встречи и разговоры с гостями, которые почти каждый день бывали у Горького. После обеда, если А.М. чувствовал себя хорошо, – прогулки вниз по Виа-дель-Каро или на высокий берег моря. Часов в пять – чай и до восьми – работа. После легкого ужина часто играли в карты на «камешки». Игрок из А.М. был никудышный – он не концентрировался на игре, думал о чем-то своем и иногда, встрепенувшись, вдруг спрашивал: «Позвольте, а что были козыри?» День обычно заканчивался работой с письмами. Получал он их в огромном количестве: «Вчера получил 49 писем, сегодня 62» – и на каждое А.М. считал себя обязанным ответить. На ночь читал. Весь кабинет, одновременно служивший ему и спальней – узкая кровать стояла за ширмой, – был буквально завален книгами. Максим, как мог, помогал отцу: разбирал корреспонденцию, читал иностранные газеты, отмечая интересные для отца статьи, переводил.

Когда приезжала Мария Игнатьевна, свободного времени у Максима становилось больше, поскольку она брала все секретарские обязанности на себя. Тогда, как вспоминала Надежда Алексеевна, они с Максимом совершали экскурсии по окрестностям, ездили по старинным итальянским городкам, ходили по музеям, изучая итальянскую архитектуру, скульптуру, живопись.

И каждый раз А.М. рекомендовал им, что нужно посмотреть в первую очередь, на что обратить внимание. Сам Горький уже не предпринимал таких длительных поездок по Италии, как в Каприйский период, но все же вместе с Максимом и Надеждой, с гостями из России бывал и в Риме, и в Ассизи. Пароходом из Неаполя ездили на Сицилию, несколько раз побывали в Сиене на красочном празднике «Палио».

Главное событие этого праздника – скачки на лошадях без седел. Они проводятся дважды в год: с 29 июня по 2 июля в честь Мадонны-ди-Провензано, а с 13 по 16 августа в честь вознесения Богоматери – Палио-делла-Ассунта. Жители Сиены считают, что жизнь города делится на три периода: до скачек, во время скачек и после скачек. Говорят даже, что если члены одной семьи являются представителями разных команд, участвующих в скачках, то расходятся жить по отдельным домам. История скачек начинается в 1590 году, когда правитель Тосканы запретил бои быков. Чтобы не лишать народ праздничных зрелищ, организовали скачки на быках, затем на ослах и, наконец, с 1656 года – на лошадях. Праздник начинался выходом на площадь торжественного кортежа: горожане, разодетые в средневековые костюмы, размахивали палочками с разноцветными лентами, впереди процессии несли знамя. Дистанция скачек – три круга по 333 метра вокруг площади. На крутых поворотах всадники иногда вылетают из седла, и лошадь может одна выиграть гонку. В этом случае по правилам всадник не получает награду и победителем считается лошадь. Заканчиваются бега шествиями по городу, танцами и пиршествами в честь победителя.

Вместе с сыном и невесткой А.М. еще раз побывал во всех близлежащих городках: Позитано, Амальфи, Пестуме. В компании с Иваном Ракицким ездил во Флоренцию, Рим и, по определению Горького, в «междулежащие города».

Максим устраивал автомобильные прогулки по удивительно красивому Амальфитанскому побережью, по старинной дороге, серпантином вившейся над самой кромкой берега моря. Надежда Алексеевна вспоминала, что Горький очень интересовался народными итальянскими мелодиями. Всей семьей ездили в Неаполь на праздник песни «Пьеди-Гротто». Каждый год в Неаполь съезжались народные певцы и обязательно с новой песней. Несколько дней песни звучали по всему городу, а затем исполнялись на площади перед публикой и жюри. Победившая песня считалась лучшей песней года, и ее распевали повсюду.

Ездили в Неаполитанскую оперу Сан-Карло, посещали концерты оркестра Алессандро Скарлатти, созданного еще при дворе неаполитанского короля. Оркестр играл и старинную итальянскую музыку, и столь любимую А.М. мировую классику: Людвига ван Бетховена, Иоганна Себастьяна Баха, Ференца Листа, Вольфганга Амадея Моцарта… Старались не пропускать и традиционные праздники – карнавалы.

Еще в самом начале соррентийской жизни Максим приобрел мотоцикл с двухместной коляской, и вместе с Надей они совершали увлекательнейшие путешествия по Южной Италии. Максим любил скорость. Когда он выезжал за ворота виллы, соседи заключали пари – за сколько он домчится до Неаполя. В феврале 1926 года власти не возобновили ему разрешение на право вождения мотоциклом, возможно, из-за его частых поездок в Неаполь, в советское консульство. Через некоторое время разрешение восстановили. А.М. писал Екатерине Павловне: «Все здоровы, Максим – похудел, потому что ему запретили ездить на мотоцикле, а запретили потому, что отец его оказался членом ЦК РКП и тайным представителем этого ЦК в Италии».

За домом и посетителями Горького, как это было и до революции в России, был установлен явный надзор. Вскоре Максим уже знал всех шпиков в лицо и в шутку раскланивался с ними. В печати вдруг появилось сообщение о том, что сын Горького расстрелян советской властью. Этот слух А.М. опроверг в письме к матери Максима: «Ты этому не верь: Максим моет авто с Ильей. Сорренто все-таки взволнованно дальнобойностью советских винтовок».

На почте время от времени задерживали корреспонденцию, денежные переводы, а однажды в доме в комнате Марии Игнатьевны полиция произвела обыск. Возмущенный Горький направил письмо главе правительства Италии Бенито Муссолини: «Если итальянская полиция считает мое пребывание в Сорренто почему-то вредным для Италии, не будете ли Вы любезны объявить мне об этом прямо и просто, не подвергая ни меня, ни близких мне людей неприятностям, нами не заслуженным?»

Муссолини заверил, что подобное больше не повторится, объяснив этот инцидент недоразумением. Несмотря на враждебное отношение к Советскому Союзу, власть пока еще вынуждена была считаться с экономическими интересами деловых кругов Италии. Советское государство было признано Италией де-юре 7 февраля 1924 года, после чего были подписаны советско-итальянские договоры о торговле и мореплавании.

На вилле у Горького бывали художники, музыканты, писатели, ученые и инженеры, артисты и политические деятели. Гости сменяли друг друга, некоторые оставались надолго. Установилась некая традиция для каждого прибывшего из СССР – обязательно повидать Горького. А Горький и сам всегда был рад «свежему человеку», жадно расспрашивал: его глубоко интересовало буквально