Кольцо - Мери Каммингс

— Выйдите из машины, сэр! — пробился в сознание громкий голос первого полицейского.

Ник наконец взглянул на него, хотел ответить, но гор­ло перехватило, и сказать: «Я не могу!» оказалось невозможно. Они молча смотрели друг на друга, потом поли­цейский, молодой белобрысый парень, снова повторил, почему-то неуверенно:

— Сэр, выйдите из машины...

— Офицер!.. — Голос Нэнси был еле различим, но оба они услышали его.

Она попыталась сделать шаг вперед, пошатнулась и снова ухватилась за второго полицейского, но голос ее зазвучал четче:

— Офицер, вы что, не видите, что это машина с руч­ным управлением?! Мой муж... он не может ходить, оставьте его! Преступник убежал в ту сторону! — Нэнси повер­нулась, попыталась махнуть рукой — и снова пошатнулась.

Ник никогда не видел, чтобы человек так стремитель­но краснел, как это произошло с молодым полицейским. Бросив быстрый растерянный взгляд на руль и на ремень, плотно пристегивающий Ника к сиденью, он пробор­мотал:

— П-простите... простите, сэр...

На самого Ника, особенно ему в лицо, он старался не смотреть. Так часто делали нормальные здоровые люди, словно опасаясь, что прикосновение или даже простая встреча глазами с калекой может заразить их и сделать такими же жалкими и беспомощными.

Второй полицейский открыл заднюю дверь и помог Нэнси сесть на сиденье. Наклонился к ней и спросил:

— Как вы себя чувствуете, мэм? Может, стоит вызвать врача?

— Нет... он просто ударил меня... Ударил — и я упала.

— Вы можете рассказать, что произошло? Как он вы­глядел?

Короткие обрывки фраз: «Выскочил из-за машин... схватил сумку... молодой, высокий...» — едва проникали в сознание Ника. Все заглушали другие слова, никем не произнесенные, но, казалось, висевшие в воздухе: «Кале­ка! Жалкий беспомощный калека!»

Розовый туман, в котором он пребывал в последнее время, наконец рассеялся, с беспощадной жестокостью обнажив простую истину: он — калека, не состоявшийся как муж и как мужчина, беспомощный и неспособный защитить любимую женщину.

Даже если бы ее насиловали или убивали в несколь­ких шагах от него, он бы мог только кричать и размахи­вать руками — больше ничего...

В зеркальце Ник видел, что Нэнси то и дело погляды­вает на него — наверное, удивляется, почему он молчит, — и сжимал зубы, боясь, что вот-вот сорвется, закричит, за­воет от дикой, животной ненависти к самому себе, и к ней и ко всему миру.

— ...Мой муж... он спас меня, — все-таки пробились в сознание слова Нэнси.

Спас? Он — спас? Он никого не может спасти и защи­тить — это она вынуждена была защищать его от поли­цейских...

— Засигналил, поехал в нашу сторону, этот мужчина обернулся, и я успела выхватить баллончик и нажать...

Вот, значит, что это выло — баллончик с перцем, снаб­женный сиреной. Ник видел их в рекламе — «лучшее сред­ство самообороны для женщин!» — но не знал, что и у Нэн­си есть такой...

— Вы попали в него, мэм?

— Да... Он закричал, ударил меня и побежал. Я упала и... и все.

В зеркальце Ник увидел, как она поднесла к затылку, а потом, растерянно, к глазам руку, измазанную чем-то темным.

— У вас кровь, мэм... — сразу среагировал полицей­ский. — Наверное, лучше будет все-таки вызвать врача!

— Не надо! — бросил Ник полицейскому, нажал кнопку телефона и сказал отозвавшемуся почти сразу Бену: — Вы­зови доктора Данвуда. Пусть приедет немедленно. Нэнси... попала в аварию. Ушибы и, возможно, сотрясение мозга. — Не дожидаясь вопросов, отключился и спросил: — Мы мо­жем ехать домой?

— Вы можете подтвердить слова вашей жены, сэр?

— Да... все так и было. Я не успевал затормозить, по­этому свернул, — кивнул Ник на видневшуюся впереди «тойоту» с разбитым багажником. Естественно, если бу­дут претензии, я все оплачу. — Он достал из бумажника несколько визитных карточек и протянул полицейско­му. — Ну все? Теперь мы можем ехать домой?

— Но вы должны проехать в участок и дать показа­ния!

— Офицер! — медленно и спокойно начал Ник, хотя внутри у него все кипело. — Моя жена нуждается в немед­ленной помощи врача, а я... вы думаете, что, подъехав к участку, я так резко выздоровею, что смогу пройти внутрь и дать показания?!

— Да, сэр... — промямлил только сейчас сообразивший это полицейский.

— Мы с женой сейчас поедем домой. Мой телефон у вас есть. Если хотите — пришлите к нам кого-нибудь снять показания — я полагаю, человек в моем положении имеет право на некоторое... снисхождение. Или мы мо­жем подъехать в участок завтра — когда у меня будет с со­бой инвалидная коляска.

— Хорошо, сэр. Вы можете ехать.

— Закрой дверь! — это были первые слова, с которы­ми он обратился к Нэнси. Услышал сзади хлопок и тронулся с места, заставив джип снова затявкать вслед.

Глава 17

В зеркальце то и дело мелькало бледное лицо Нэнси. Она наверняка не понимала, что с ним, но разговаривать с ней у Ника сейчас сил не было. Он гнал машину, торо­пясь как можно быстрее оказаться дома, чтобы закрыть за собой дверь и остаться одному. Внутри у него все дро­жало от унижения и бешенства, а слова «беспомощный калека» продолжали звенеть в ушах.

Притормозив у светофора, он вдруг почувствовал легкое прикосновение к плечу.

— Ник, ты... — начала Нэнси неуверенно.

Ник не знал, что она собирается сказать — да это был и не важно. Резким движением плеча стряхнув ее руку, о поймал в зеркальце растерянный взгляд и рявкнул — даже не ей, все равно куда, в пространство, лишь бы выплеснуть накопившуюся злость:

— Да замолчи ты, наконец! Если ты такая беспомощ­ная, что сама со своими делами справиться не можешь и из-за денег за калеку вышла, так изволь теперь молча тер­петь! И нечего меня утешать, слышишь?!

Нэнси замолчала на полуслове, застыв с приоткрытым ртом. Глаза ее расширились, на лице проступила странная гримаса ужаса — словно она не верила, что это было сказано... что это сказал он. Ник испытал мгновенное зло­радное удовлетворение — вот, получай! — и тут светофор переключился.

Когда он в следующий раз взглянул в зеркальце, там уже не было видно ни распахнутых испуганных глаз, ни вообще лица — только заляпанную грязью согнутую спину.

Дальше они ехали молча. Нэнси сидела на заднем си­денье, скрючившись и уткнувшись лицом в колени. Отту­да не доносилось ни звука.

Ник понимал, что должен, обязан сейчас остановить машину и обернуться. И дотронуться, и сказать хоть что-то — только что? Проявить заботу и спросить, как она себя чувствует после его воплей?!

На душе было невыносимо мерзко.

Стоило ему затормозить, как Нэнси выскочила из ма­шины и, опустив голову и согнувшись, словно у нее болел живот, побежала к дому. На дорожке она чуть не столкну­лась с вышедшим навстречу с коляской Беном. Тот удивленно обернулся ей вслед, перевел взгляд на Ника...