Если бы меня спросили - Елена Лабрус

Но, к счастью, а может, к несчастью, я родилась на двадцать лет позже, и в его жизни уже случилась такая женщина, которую он будет любить до последнего вздоха — твоя мать. Вадим, что с тобой?

— А что со мной? — слова ткнулся он лбом в холодную стену.

— Не знаю. Ты сходишь с ума.

— Схожу, Ир. — Он подложил руку и ткнулся лбом в кулак. — Схожу, потому что ты там, а я здесь. Потому что я хочу быть с тобой. И только с тобой. Потому что ревную и постоянно думаю, где ты, с кем. Не могу без тебя. А у тебя твои друзья, твои дела, твоя работа. Твоя жизнь.

— Так и у тебя: твои друзья, твои дела, твоя работа. Твоя девушка с «Полётом валькирий», которая вроде как ушла, но на самом деле совсем не ушла. А первая же твоя бывшая, которую я встретила, спросила, сказал ли ты мне то, что говорил ей и что ты говоришь всем девушкам?

— Я говорю всем девушкам? — удивился Вадим.

— Напомнить? Как у тебя это получается?! Делать мир таким красивым! — с выражением произнесла Ирка. — И после этого ты ждёшь, что я с головой брошусь в наши отношения?

Пауза повисла более чем красноречивая. У Вадима не было слов.

— Я… — наконец выдавил он. — Я не понимаю, как вообще такое может быть?

— Да, мне тоже кажется маловероятным, чтобы все твои бывшие собрались и стали обсуждать, что именно каждой из них ты говорил, но факты — вещь упрямая.

— Ир, я никогда никому, кроме тебя, не говорил ничего подобного, — покачал он головой. — Ты первая в моей жизни девушка, отношение к которой я могу выразить тремя простыми короткими словами — настолько просты, понятны и однозначны мои чувства. Со мной такое впервые, Ир. Я люблю тебя. Мне жаль, что пришлось сказать это по телефону. Жаль, что сейчас я не могу тебя обнять, я тебя даже не вижу, но хочу, чтобы ты знала. Я. Тебя. Люблю.

— И мне жаль, что ты не можешь меня сейчас обнять и не видишь — я очень даже ничего, — улыбнулась она. — И я люблю тебя, Вадим. И говорю это не потому, что не могу оставить твоё признание без ответа. Я люблю тебя. Хотя знаешь, «мне жаль» вместо «я люблю» звучит интересно.

— Тогда давай у всех будет «я тебя люблю», а у нас «мне жаль». И это будем знать только мы.

— Давай, — прошептала она. — Мне жаль. Мне жаль, Вадим Воскресенский.

— И мне… так жаль, — улыбнулся он.

Глава 9

37

— Воскресенский присылает цветы. Свежие. Каждые несколько дней, — вздохнула Ирка в телефон, вяло дожёвывая ужин. — Одни ещё не успевают завянуть, а уже приносят новые.

Она потянулась поправить орхидею. Сегодня принесли потрясающую композицию — «Сердце океана»: белые орхидеи, розовые тюльпаны, лиловые розы и какие-то голубые экзоты в синей шляпной коробке сердечком. Мама даже белую скатерть на кухне постелила ради этого букета и салфетки с голубыми разводами в цвет атласных лент. Получилось очень красиво.

Нарядно. Сказочно. Волшебно.

Только не радовало.

— И чем ты недовольна? — удивилась Аврора. — Что ещё он может сделать? Как показать, что ты ему важна, дорога, нужна? Что думает о тебе? Показать наглядно, действиями?

«Может, приехать?» — отставила Ирка бокал с вином. Плеснула себе для поднятия настроения, но только один глоток и сделала — не легло. Какое вино! Сейчас бы водки.

Прошёл месяц, как Вадим улетел, и она думала, чем дольше его нет, тем будет легче, но как бы не так. Порой накатывала такая тоска.

Сегодня особенно. Ведь вчера вечером он первый раз не позвонил. Сослался на какой-то форс-мажор, даже «С добрым утром!» не написал и весь день был «не в сети».

Сегодня особенно. Ведь сегодня столько всего произошло и оттого было особенно тоскливо.

Грустно. Беспросветно. Одиноко.

Петькина бабка сказала бы: «Одиночество, деточка, это когда тебя некому забрать из морга. Всё остальное — временные трудности». Но в морге Ирке будет по хрену, а когда всё навалилось и некому просто обнять, утешить, сказать: «Да пошли они все!» и смело, убедительно пообещать, что всё будет хорошо, одиночество ощущалось как никогда остро.

— Конечно, приятно, когда мужчина приносит на свидание весь джентльменский набор, а не только хрен, — горько усмехнулась Ирка, — но в моём случае хотелось бы наоборот, а цветы жалко, они гибнут.

— Так это цветы, Ир! Их для того и выращивают. Для того и срезают, — ответила Аврора практически словами Воскресенского.

— Ой, ну не зна-а-а-ю… — задумчиво протянула Ирка.

Вернула в холодильник вино, ткнула в мойку пустую тарелку.

Подумала: «Может, позвонить Гордеевой? Тусануть с ней где-нибудь. По барам пройтись, развеяться» и отмела эту мысль, как несостоятельную.

Какая Гордеева! И так тошно. Какие тусовки — уже добрести бы до кровати, включить тупой сериальчик и не думать ни о чём.

Не прокручивать, не накручивать, не переживать.

Одно радовало: рабочая неделя наконец позади, впереди — выходные.

Длинные майские выходные.

— Только не вздумай сказать ему про цветы в горшках, — всё ворчала Аврора, когда Ирка прижала телефон к уху плечом и открыла воду, чтобы помыть посуду. — Я как-то заикнулась, и муж популярно мне объяснил, что такое букет, а что такое цветок в горшке. Заочно уважаю твоего Воскресенского за то, что он присылает букеты, да ещё в коробках.

— Угу, Воскресенский молодец, — сунула Ирка тарелку в сушилку. — Прямо герой.

— Это забота, Ир, — настаивала подруга. — Тебе даже с вазами не нужно париться. Цветы в горшках как минимум — обуза, а как максимум — жадность. А за букетом не нужно ухаживать, и Вадим молодец, что не создаёт тебе лишнюю работу и думает о твоём комфорте, а не о расходах.

— Ну почему же, — чисто из вредности возразила Ирка, окинув взглядом кухню: всё ли убрала. — Надо воду подливать, специальный порошок растворять, завядшие цветы из букета удалять, а ещё следить, чтобы рядом не лежали фрукты, особенно бананы, которые выделяют этилен, что сокращает жизнь срезанным цветам.

Всё это Ирка прочитала на сайте, где Вадим заказывал цветы, на который, конечно, из любопытства