Тайна короля Якова - Филип Депуа

Тимон с трудом отвел взгляд от ее лица. На нем словно отражался его азарт. В ее глазах пылал такой же огонь. Вопрос, высказанный ею, жег и его ум.

«Так вот что чувствует Марбери? — догадался он. — Это и есть отцовская гордость?»

— Да, мы, насколько было возможно, исходили из оригинальных текстов, — обратился к Энн Чедертон. Его голос снова окреп. — Мы отыскали или получили тексты, написанные, как мы полагаем, не позже ста лет со времени Спасителя.

— Так есть и другие Евангелия, — выговорила Энн. — Книги Писания… о Христе, которых я не читала? Как это могло случиться?

— Так было решено в 325 году от Рождества Господа нашего, — начал Чедертон.

— Никейский собор, — подхватила Энн.

— Документы, с которыми вы сверялись, были принесены в жертву в ходе богословских споров, — торопливо проговорил Тимон. — Многое было уничтожено. Другое скрыто.

— За годы, посвященные изучению этих вопросов, — подтвердил Чедертон, — я не раз сожалел о решениях Никейского собора.

— Но вы сказали, что получили часть текстов? — Энн не сводила глаз с Тимона, явно подозревая, что тот сказал не все.

— От самого Якова, — подтвердил Чедертон. — Он тоже всю жизнь интересовался духовными материями. Я расхожусь с ним во вкусах, но разделяю его жажду.

— Я читала «Демонологию», — фыркнула Энн. — Вы расходитесь не только во вкусах. Ваш уровень знания…

— Что толку в этих рассуждениях? — взорвался Марбери.

Энн ответила ему столь же пылко:

— Если земное тело Христа не возрождалось, то самый фундамент нашей веры был бы иным. Я готова звать Спасителя любым земным именем, но если тело его не вставало из гроба…

— Некоторые изученные мною тексты, — вставил Чедертон, желая смягчить напряжение между отцом и дочерью, — находят идею оживления мертвого тела отвратительной — относящейся к некромантии! Они намекают, что отцы, взявшие верх на Соборе, были одержимы дьяволом. Уродливая концепция оживления трупа была дополнена чудовищной идеей ритуального каннибализма: поедание плоти и питие крови. Кто, кроме демона, мог додуматься до такого?

— Вы говорите о Святом Причастии! — возмутилась Энн.

— Да. — Ученый попытался улыбнуться.

В воздухе повисло тягостное напряжение, казалось, время на миг замерло. У Энн перехватило дыхание, Марбери вспотел в холодной комнате.

— Я вижу, в чем здесь истина, — медленно произнесла Энн. — Христос обладал земным телом, однако оно значило так же мало, как любое другое. Когда Он умер, Он больше не нуждался в нем. Дух Его восстал из гроба.

— Главное — светоч духа, — согласился Тимон. — Тело — лишь тюрьма.

— Чудо воскресения лежит в самой основе христианской религии, — настаивал Марбери, утирая лоб. — И тело — храм, а не тюрьма.

— Мое тело — обуза, — пробормотала Энн. — Каждая третья женщина со мной согласится.

— Я должен увидеть эти тайные тексты, — вдруг произнес Тимон. — Должен увидеть их сам. Я должен видеть их, или разум мой взорвется. Я должен узнать правду сегодня же. Сейчас!

Жар его слов положил конец беседе.

Тимон бросился к двери под ошеломленными взглядами отца и дочери.

Лишь на пороге он обернулся.

— Я сам стоял на распутье… — И уже из коридора он договорил: — Кажется, для меня начинается новая жизнь.

39

Остальные последовали за Тимоном, вышли на ярко освещенный двор, направляясь к Большому залу. Утренний ветер холодной рукой безжалостно сдирал облака с неба. Марбери перебирал слова, силясь найти подходящие, чтобы выгадать время. Ему нужно было время на раздумье.

Энн догнала Тимона и зашагала с ним в ногу, сбоку заглядывая в лицо.

Чедертон приотстал, рассуждая сам с собой.

— Мы могли бы начать с тайных документов, полученных мною, — резонно предложил он, — а потом обратиться к остальным. Таким образом, декан, вы скоро увидите, с чем мы имеем дело. Но поделятся ли они своей работой с братом Тимоном — вот вопрос.

Энн краем уха слушала бормотание Чедертона. Шепотом она обратилась с вопросом к Тимону.

— Что с вами случилось? — напрямик спросила девушка.

— Простите? — Тимон прикипел взглядом к двери Большого зала.

— Вы этим утром совсем другой.

— Правда? — улыбнулся он.

— Вот. И улыбаетесь не так, как улыбались мне при первой встрече.

— В чем же разница?

— Не могу объяснить, но это улыбка человека, которого выпустили из тюрьмы.

Тимон замер как вкопанный. Марбери чуть не налетел на него. Энн прошла еще несколько шагов и только тогда осеклась. Марбери сердито глянул на дочь, не понимая, что такое она сказала.

— Да, — заговорил Чедертон, догоняя их. — Нам лучше обдумать все, прежде чем мы начнем действовать. В зале мы наверняка застанем тех, кто рано приступает к работе.

— Декан, — сказал Тимон, глядя в глаза Энн, — возможно, ваша дочь — лучшее тайное оружие Англии. Она наделена дерзким разумом мужчины и тонкой проницательностью женщины.

— У нас, — напомнила ему Энн, — еще недавно была такая королева.

— Да, — проговорил заблудившийся в своих мыслях Чедертон, — наш план не должен быть слишком дерзким.

Все повернулись к нему.

— Я предлагаю следующее, — продолжал он. — Я покажу вам документы, которыми располагаю, а вы всем видом выказывайте заинтересованность. Восторгайтесь, не скрывайте удивления. Такое внимание — словно мед для наших пчел. Нас всех оно манит. Если один обнаружил нечто, так увлекшее вас троих, поверьте, остальные тут же столпятся вокруг.

— Пусть поверят, что им приходится состязаться с вами за наше внимание, — усмехнулась Энн. — Превосходно.

— Это заставит их похвастать и своими успехами, — кивнул Тимон. — Даже передо мной. Они сочтут, что делают это по собственной воле.

— Ну вот, — Чедертон с довольным видом хлопнул в ладоши. — За мной! — И он с несвойственным его летам проворством устремился к дверям. Остальные не отставали.

— Вы не ответили на вопрос, — шепнула Тимону Энн.

— Пусть за меня ответят мои дела, — кивнул тот.

Чедертон, уже взявшись за холодную железную ручку дубовой двери, вдруг задержался.

— Сами понимаете, нужно соблюдать осторожность, — зашептал он. — Не открывать лишнего. Убийца может оказаться рядом. И, я полагаю, нам нельзя забывать о возможном присутствии демонов.

После этих слов он резко толкнул дверь, отозвавшуюся громким скрипом.

В зале действительно было людно. Трое уцелевших переводчиков работали каждый за своим столом. Скрежет дверных петель почти не потревожил их, зато при виде Чедертона в сопровождении странного трио все насторожились.

Чедертон начал игру, заговорив сценическим шепотом.

— Сюда, декан. — Эхо его голоса отдалось от стен. — Сейчас вы сами убедитесь, что я прав!

Весь квартет как один человек двинулся к столу Чедертона. Тот с показной поспешностью отпер верхний ящик стола и извлек из него несколько рукописей.

Взгляды остальных ученых мужей были прикованы к ним. Тимон, наблюдавший уголком глаза, с радостью отметил, что Сполдинга среди них нет. Его вмешательство испортило бы Чедертону все представление.

— Вот, например, — объявил Чедертон, — Евангелие, исключение которого, на мой взгляд, весьма странно. Оно вполне сообразуется с Матвеем, Марком, Лукой и Иоанном. Не вижу причин не включать его в королевскую Библию.

Он высоко поднял документ.

— От Фомы? — с неподдельным изумлением поразился Марбери. — Или я позабыл греческий? Апостол Фома?

— Вот именно! — вскричал Чедертон. — С какой стати он изгнан из нашей Библии?

— В нем есть что-то неприемлемое? — шепнула Энн.

— А вот, читайте! — Чедертон ткнул пальцем в одну из верхних строк.

Тимон прочел вслух:

— «Ученики его спросили его; они сказали ему: Хочешь ли, чтобы мы постились, и как нам молиться, давать милостыню и воздерживаться в пище? Иисус сказал: Не лгите, и то, что вам ненавистно, не делайте этого. Ибо все открыто перед небом. Ибо нет ничего тайного, что не будет явным, и нет ничего сокровенного, что осталось бы нераскрытым».[4]

— Почему от нас утаили эти слова? — ахнула Энн.

Чедертон вздохнул:

— Этими двумя фразами Господь отменяет нужду в правилах, законах и священниках, которые их истолковывают.

— И тем отменяет доходы, — тихо добавил Тимон. — Весьма некатолическая идея.

— Простота и совершенство… — начал Чедертон.

— Остановитесь! — вскричал голос у него за спиной.

Все обернулись к Роджеру Эндрюсу, привставшему из-за своего стола в нескольких рядах от них.

— Прекратите немедленно! — злобно потребовал он.

Эндрюс был при всех академических регалиях. Тимону его парадный вид показался и смешным, и красноречивым. Другие ученые здесь не щеголяли своими званиями. А у этого на темно-синей мантии красовался вычурный родовой герб, шляпа, нелепо сдвинутая набок и на лоб, покачивалась, грозя слететь. Тощий палец, наставленный на Чедертона, походил на сухой прутик. Светлые волосы и бледная кожа этого тощего книжника подчеркивали его раскрасневшиеся щеки. Все вместе придавало ему сходство с неоперившимся юнцом.