Тайна короля Якова - Филип Депуа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Продолжайте, — сдержанно сказал Тимон.
Самуил по-собачьи склонил голову набок, разглядывая его. Кардинал Венителли затаил дыхание. Они ожидали иной реакции.
Тимон сообразил, что с тех пор, как вошел в пивную, продолжает горбиться. Он медленно выпрямился, хрустнув суставами. Сидящие за столом смотрели на него как на актера — актера, умеющего вырасти на пять дюймов у них на глазах. Тимон по очереди встретил их взгляды. Щелкнул шейный позвонок, спина выпрямилась. Тимон вновь посмотрел на Самуила и с легкой улыбкой повторил:
— Продолжайте.
— Вы… вы подвергаете опасности вторую половину нашего плана, — с некоторой растерянностью заговорил Самуил. — Мы не предвидели…
— Для нас остается тайной, почему его святейшество возложил все это дело на вас, — прорычал Исайя.
— Нет, поймите, — вмешался кардинал Венителли, положив ладонь на стол перед собой. — Для выполнения этой миссии необходима вся его непревзойденная память. Его святейшество не хотел отвлекать брата Тимона…
— Однако он угрожает всему… — начал Исайя.
— Остановитесь, — спокойно улыбнулся ему Тимон. — Для начала объясните, чему я помешал.
Самуил сглотнул.
— Вы мешаете устранению переводчиков.
Тимон сложил руки за спиной, всем видом изображая терпение. Рукоять кинжала толкнулась ему в предплечье.
— Да?
— Вы должны прекратить это. — Исайя рассеянно обрывал кожицу на ногте большого пальца.
Тимон понял и резко выдохнул:
— Человек, убивающий переводчиков, тоже агент папы!
— Безусловно нет! — немедленно возразил Венителли. — Его святейшество никогда не отдал бы такого приказа.
— Именно так, — поддержал его Самуил. — Но мы не желали бы мешать этому человеку и его боговдохновенным деяниям.
— Боговдохновенным… — повторил Тимон.
— В уничтожении этих так называемых ученых мужей ясно виден Господень промысел, — пропел Исайя. — Дабы они не продолжали осквернять Его Божественное слово. Этот человек — кто бы он ни был — руководим самим Господом.
— В убийстве ученых, — подсказал Тимон.
— Совершенно верно, — подтвердил Исайя.
— Но вы не можете не видеть иронии происходящего, — продолжал Тимон, улыбаясь еще шире. — Меня прислали в Кембридж с недвусмысленным приказанием раскрыть и предотвратить убийства.
— Ошибаетесь! — Самуил барабанил пальцами по столу, с трудом сдерживая ярость. — Вас прислали сюда заучить все, что успели сделать переводчики.
Вас прислали сюда как живую библиотеку, хранилище гнусной книги, которую составляют англичане.
— Однако декану Марбери вы сказали, что я могу спасти их от убийцы, — заметил Тимон, слегка раскачиваясь на пятках.
— При чем тут это? — возмутился Исайя.
— При чем тут это? — повторил Тимон, словно дивясь нелепости вопроса. — Я должен хотя бы для виду выказать успехи в следствии, иначе Марбери быстро отошлет меня. А если вашему человеку удастся вскоре перебить переводчиков, мне будет нечего запоминать. Кроме того, существуют еще две группы переводчиков. Другие продолжат выполнять волю короля. Если бы и с ними что-то случилось, Марбери наверняка бы знал. Я ни о чем подобном не слышал. И это лишь первое возражение, что пришло мне на ум. Дайте мне минуту на размышление, и я обнаружу в вашем плане еще сотни дыр. Венителли, вы хотя бы понимаете все безумие этого замысла?
— Брат Даниил присутствует здесь лишь в качестве советника, — процедил Самуил. — Его мнение не повлияет на наши действия.
— И чего вы от меня хотите? — вспыхнул Тимон. — Что именно я должен делать?
— Мы именно затем и вызвали вас сюда, — фыркнул Исайя, — чтобы дать вам дополнительные инструкции.
— Не пытайтесь более поймать человека, убивающего кембриджских книжников, — начал Самуил, словно зачитывая письменный приказ. — Продолжайте запоминать все, что напишут эти люди, а закончив, помогите убийце в его трудах.
— Что? — переспросил Тимон. Только Венителли заметил, как поникли его плечи.
— Прикончите их, — объяснил Исайя. — Сколько бы их ни осталось к тому времени, как вы запомните все, устраните их как можно быстрее.
— А за эту ночь, — продолжил Самуил, шаря под столом, — вы должны записать все, что успели запомнить.
Он вытащил из-под стола пачку чистых листов, чернильницу и перо.
— Можете сесть сюда. — Исайя указал на стул, который Тимону предлагали занять с самого начала. Тимон с ненавистью посмотрел на бумагу.
— На переписку уйдет немало времени. — Он не двинулся с места.
— Мы проследим за вами, — Самуил откинулся назад, ухмыляясь, как горгулья. — И благодарите Господа, что здесь вас не отвлекут пауки и узловатый кнут. Как бывало в нашем общем прошлом.
Тимон успел отгородиться от воспоминаний о пауках, не дав им взять над собой власть. Рубцы от кнута, сохранившиеся на его спине, ничего не значили. Попытка запугать его провалилась.
Тимон ощутил холод спрятанного ножа. Его взгляд скользнул по трем лицам. Одно быстрое движение — и три глотки перерезаны.
— Уточним, — легко проговорил он. — Вы желаете, чтобы я записал все, что успели к этому времени написать переводчики?
— Да! — терпение Самуила иссякло.
Значит, соображал про себя Тимон, то, что не записано, я вправе исключить. Таким образом, сведения о тайных Евангелиях останутся при мне. Я не обязан сообщать о текстах, которые показал мне Лайвли.
Тимон взвешивал в уме две возможности: убить этих троих и немедленно покинуть Лондон или сесть и записать все, от него требовали.
«Если их убить, — подумал он, — той девушке, Дженни, придется за мной убирать. А ей и так выпала нелегкая неделя».
Он взялся за спинку стула.
— Располагайтесь поудобнее, джентльмены, — предложил он, придвигая стул к столу, — это займет остаток ночи.
34
Утро возвестило о себе стуком в дверь. Никто не входил, но из-за двери прошептали:
— Солнце давно взошло. Джентльменам понадобится комната и на день?
Тимон как будто не слышал. Самуил со стоном поскреб себе щеку. Венителли и Исайя спали.
Первое время они завороженно следили за вращением колесика под пальцами Тимона. Глазели, словно на музыканта-виртуоза. Он, бормоча про себя, писал час за часом без остановки.
Однако к концу ночи Венителли сдал. Он улегся в углу комнаты, поджав ноги, как маленький ребенок, и крепко заснул. Исайя погрузился в сон следом за ним. Он опустил голову на стол и храпел, как боров.
Голосу за дверью ответил Самуил.
— Да, мы задержимся здесь еще немного.
— Тогда… — несмело отозвались из-за двери.
Самуил зевнул и с трудом поднялся на ноги. Прошаркав к двери, он приоткрыл ее и просунул в щель горсть монет.
За дверью приняли деньги.
— Завтрак?
— Да, — буркнул Самуил.
— На троих?
— На четверых.
За дверью помолчали и неуверенно повторили:
— На четверых?
Самуилу пришлось протереть глаза, чтобы понять, что хозяин таверны ждет дополнительной платы. Он порылся в кошельке и добавил еще несколько монет.
Взяв деньги, хозяин скрылся.
— Семь часов, брат Тимон, — сквозь песок в горле проговорил Самуил. — Если не восемь. Как вы это делаете?
— Возможно, инквизиция не ошиблась, утверждая, что я в союзе с дьяволом, — не поднимая головы, ответил Тимон.
Венителли привстал.
— Завтрак?
Тогда встрепенулся и Исайя. Разогнувшись, он выхватил маленький нож, каким обычно потрошили рыбу.
— Брат! — одернул его Самуил.
Исайя обвел комнату взглядом, медленно осознавая, где находится. Вспомнив, он уставился на свою руку, словно гадая, откуда в ней взялся нож.
— Так начинается утро для моей нечистой троицы, — на губах Тимона мелькнула тень улыбки. — Голод, страх и жадность.
— Что? — Венителли с трудом вставал в своем углу.
— Я сказал: «Доброе утро, джентльмены». — Тимон со вздохом откинулся назад и оттолкнул от себя пачку исписанной бумаги. — Ну вот, древний церемониальный жест завершения трудов. Я отталкиваю эти листы потому, что покончил с ними.
Мнемоническое колесо уже скрылось с глаз.
— Вы… закончили? — заикнулся Исайя.
— Можете спрятать свой нож, брат, — улыбка на губах Тимона проступила яснее. — Полагаю, на завтрак мы получим ячменные лепешки и яйца. Резать будет нечего.
Исайя еще минуту глупо пялился на свой нож и наконец убрал его. Венителли подошел к столу и уставился на толстую кипу бумаг.
— Сколько же они успели сделать! — прошептал он.
Тимон облизнул губы.
— Я был бы счастлив получить завтрак. И немного эля. Моя работа вызывает жажду.
— Ваша способность к столь длительной сосредоточенности, — еще не вполне проснувшись, бормотал Венителли, — поражает воображение.