Время возвращать долги (СИ) - Ронис Александра

— Мам, так Женя больше не придет? — снова огорчилась Настя и, как показалось Олесе, даже приготовилась заплакать.

— Доча, подожди, — отмахнулась Олеся и опустилась на колени перед рюкзаком, криво лежащим на полу. Отчего-то дрожащими пальцами медленно расстегнула молнию и помедлила, перед тем как распахнуть главное отделение. Глаза ее расширились от увиденного. Под самую завязку дамский рюкзачок был набит пачками пятитысячных купюр в банковской упаковке. — Это что? — не сдержала она изумленного возгласа.

Настя, привлеченная ее вскриком, тут же подскочила, чтобы увидеть, что же так потрясло мать. Олеся моментально закрыла рюкзачок, вжикнула молнией. Эта картина — не для глаз ребенка.

В голову сразу же полезли разные черные мысли. Откуда так много денег? Где сам Женя? Что с ним? От волнения зашумело в ушах, скрутило живот.

— Мама! Ма-ма! — донеслось до Олеси как сквозь вату. — Телефон!

— Да? — еще не до конца соображая, она заученным движением скользнула пальцем по экрану. — Алло…

— С сегодняшнего дня ты больше не работаешь, — услышала она мужской голос, принадлежащий одному из ее «работодателей». — Будем считать, что ты уволена, — пошутил он и собрался сказать что-то еще, но Олеся, одним долгим нажатием, просто выключила телефон.

Ты больше не работаешь…

Как же долго она мечтала услышать эти слова! Как же давно она отчаялась их услышать!

Слезы выступили на глазах, но то были не слезы облегчения. Это были слезы страха за Женю, ведь отчетливо пришло понимание того, что он ввязался во что-то нехорошее, криминальное. Ввязался ради нее и Насти. Ввязался ради них.

Чем бы ни был продиктован поступок Жени, Олеся была уверена в одном — так мог поступить только человек с большим сердцем, небезразличный к ней. Охватило сомнение — а ее чувств хватило, чтобы дать ему столько тепла, сколько он заслуживал? Все то, короткое время, что они были рядом?

— Женя, Женя, — зажмурилась Олеся от переполнявших ее эмоций, — что же ты наделал? Я ведь этого совсем не заслуживаю, — шептала она неистово, чувствуя, как горячие слезы обжигают щеки. — Я ведь этого совсем не стою! Зачем?!

Остаток дня был наполнен лихорадочным листанием лент в социальных сетях в попытках найти в городских пабликах хоть какую-то информацию о том, что криминального или отдаленно похожее на криминал происходило в городе. Единственное, что заслуживало внимание, это фото полицейского оцепления где-то на окраине и расплывчатые, противоречивые комментарии случайных свидетелей. Официальные источники молчали.

В который раз посадив Настю за мультики, Олеся закрылась в туалете. Поставив на колени набитый деньгами рюкзак, она растерянно вертела в руках тугие пачки и напряженно думала. Конечно же, первым порывом было желание вернуть деньги, отказаться от такой жертвы, но возвращать было некому. Не в полицию же нести, тем самым предав единственного человека, который по-настоящему переживал за нее и Настю. После долгого размышления Олеся пришла к выводу, что если Женя принес эту жертву (а иначе она не могла воспринимать его поступок), то пусть эта жертва будет не напрасна. Неизвестно, на что ему пришлось пойти, так пусть это все будет не зря. Поэтому она сделает так, как сказал ей Женя, позаботится сначала о себе и Насте, а потом будет думать, как ей найти Женю и хоть как-то отблагодарить его.

Олеся высыпала на пол все пачки денег из рюкзачка. Их было очень много, и она даже не пыталась их сосчитать. Пододвинув к себе стоящее в углу пустое оцинкованное ведро, с которым она мыла пол, Олеся принялась опустошать банковские упаковки и кидать их в ведро. Через несколько минут на цинковом дне бушевал маленький костер, уничтожая последние улики.

Зачарованная игрой язычков пламени, Олеся не сразу услышала чудовищный грохот снаружи дома. Охваченная страхом и неподдельной тревогой, она выскочила из туалета, и в глаза ей сразу же бросилась застывшая на лестнице, ведущей на второй этаж, Настя, напуганная не меньше нее. К счастью, в комнате к этому времени уже сгустились сумерки, свет нигде не горел, и создавалось впечатление, что дома никого нет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Тварь! Где ты, тварь?! — раздавалось с улицы вперемежку с тяжелыми ударами или пинками во входную дверь. — Я тебя все равно достану, с*ка!

Олеся сразу узнала этот голос, несмотря на то, что он был бешен и пьян. Кир. Обозленный непонятно чем и накаченный алкоголем Кир пришел по ее душу. Разбираться с ней неизвестно за какие прегрешения.

— Т-ш, — Олеся сделала знак дочери молчать.

Слава богу, дверь была заперта изнутри, и можно было надеяться, что ее плотное полотно выдержит натиск агрессии разъяренного мента. Обнимая и успокаивая Настю, Олеся неистово и беззвучно молилась, хотя всегда считала себя неверующей. Господи, пусть он уйдет! Пусть не пугает Настю!

Кир долбился еще некоторое время и, выдав напоследок витиеватую фразу, состоящую сплошь из отборных матов, наконец-то удалился, с жутким грохотом скатившись с крыльца. После его ухода Олеся с дочкой не спешили выбираться из своего укрытия, крошечного закутка под лестницей, который не просматривался ни с одного окна. Лишь после продолжительной тишины Олеся вылезла сама и потянула за собой Настю.

— Одевайся, быстро! — шепнула она ей. — Мы уезжаем!

— Куда? — так же шепотом спросила девочка. — Куда мы поедем?

— Пока не знаю, — Олеся отвечала и одновременно кидала вещи, самое необходимое, в дорожную сумку. — В какой-нибудь большой и красивый город…

— А давай поедем в Москву? — Настя крутилась тут же под ногами, по-своему помогая собираться. — Нам в школе рассказывали про Москву. Какая она большая и красивая, — в звонком шепчущем голоске послышались мечтательные нотки.

— В Москву, так в Москву, — согласилась Олеся, не особо вдумываясь в то, что говорила. В голове билась одна мысль — поскорее убраться отсюда подальше, в безопасное и отделенное место. Куда именно, неважно!

— А Женя, когда вернется, он же нас не найдет! — ошеломленно воскликнула вдруг Настя, пораженная внезапной мыслью. Она прикрыла ладошкой рот в непритворном ужасе, и Олеся, несмотря на царивший в комнате полумрак, увидела, как заблестели страхом ее расширившиеся глаза.

— Настюш, послушай, — она отшвырнула в сторону кофточку, которую держала в руках, и, присев перед дочерью, чтобы быть с ней на одном уровне, серьезно сказала: — Сейчас мы с тобой поедем в Москву, а потом, — следующие слова она произнесла скорее для себя, чем для Насти, как примерный план на будущее, — потом мы поедем к Екатерине Ивановне и поищем там Женю. Ты же помнишь маму Жени? А если его там не будет, то мы оставим ему номер телефона для связи, и он сам нас найдет. Согласна?

Повеселевшая Настя радостно кивнула, и больше они не разговаривали. Быстро собрались и так же молча, под покровом ночи, никем не замеченные, покинули дом. Олеся осмелилась поймать такси, только тогда, когда они отошли от своего бывшего места жительства на приличное расстояние.

Им повезло. Поезд на Москву отходил через полтора часа, и по истечении этого времени красно-серый состав РЖД увозил их в столицу, в новую жизнь, как и поручил Крест.

Глава 30

На все про все у них ушло семь дней. Подготовка, в том числе та, прямым свидетелем которой Крест не был, закуп необходимых материалов и «оборудования», обучение обращению с оружием. Их было четверо — непосредственных участников планируемой «операции», и где-то был невидимый пятый, он находился в «стане врага», вел оттуда, как однажды пошутил их «Командир», «подрывную деятельность».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Как только он дал свое согласие на «дело», как только Валет ввел его в суть, Крест понял — назад дороги нет. Даже несмотря на то, что после ожидаемого успешного исхода ему придется залечь на дно, уйти в бега, всю жизнь жить по подложным документам или, возможно, провести еще немало лет за решеткой уже как рецидивисту, а в худшем случае и вовсе погибнуть там, на месте, Крест знал одно — назад дороги нет.