Расплата - Брайан Моррисон

— Поверьте, для меня сейчас самое важное — это быть здесь, рядом с вами и Сиди Беем.

Старуха застенчиво кивнула головой, снова улыбнулась и исчезла на кухне, словно давала этим понять, что не хочет вмешиваться в мужские дела.

Прошло еще несколько минут. Дыхание Сиди Бея стало ровным, и он проснулся. Медленно открыл глаза и тихо лежал, пока Билл усаживался рядом с ним. Потом Билл повернулся, взял стакан и выпил чай маленькими глотками. Сиди Бей хмурился. Казалось, ему было очень больно. Он высунул руку из-под пледа, которым было укрыто его тело, и протянул ее к голове Билла. Холодными как лед костлявыми пальцами ощупал его затылок. Пылающие глаза впились в лицо Билла.

— Вас избили? — выдохнул он.

— Ерунда. Один раз ударили. — Билл беспечно пожал плечами.

— Из-за Ахмеда? — Старик не спускал глаз с Билла, внимательно следил за выражением его лица, стараясь по малейшему его изменению угадать правду. — Да? — Он вытянул вперед голову, преодолевая боль, приподнялся с подушек. — Вас избили из-за того, что вы помогаете мне узнать правду? Из-за того, что вы хотите узнать, почему умер мой мальчик?

Билл не знал, что ответить. В вопросах Сиди Бея звучала уверенность, он будто уже знал правду.

— Да. Думаю, что из-за этого.

Сиди Бей опустил руку, голова его упала на подушки.

— Я виноват. Мне не следовало просить вас об этом. — Глаза его увлажнились слезами. — Я должен был сделать вид, что верю их лжи.

Билл наклонился над стариком.

— Нет. Именно этого не следовало вам делать. Вы совершенно правы, желая узнать истину. Это естественно, Сиди Бей. Нет ничего на свете естественнее этого.

Старик тяжело дышал, глаза его еще глубже провалились.

— И я все узна́́́́́ю? Вы уже что-то раскопали? Ценой вот этого? — Его рука чуть приподнялась, указывая на рану.

Билл долго не решался что-либо сказать. Когда Сиди Бей спал, тяжело и хрипло дыша, он сидел рядом и придумывал удобоваримую ложь, которая могла бы облегчить страдания старика. Но сейчас он смотрел ему в глаза, видел полное чувства собственного достоинства лицо, отмеченное печатью скорой смерти, и не мог солгать.

— Пока ничего конкретного. За исключением разве того, что Кристиан Вадон действительно замешан в этом деле.

— Министр? — прищурился Сиди Бей. Презрение послышалось в его тонком голосе. — Кельтум говорит, что он и Ахмед были друзьями. Как вы думаете, это правда?

— Да. И, возможно, он был связан с Ахмедом гораздо крепче, чем пытается сейчас представить.

— Я часто вижу его по телевизору. По-моему, он отвратительное, тщеславное ничтожество.

— Разумеется, отвратительное. — Билл опять потрогал свою голову. — И тщеславное — дальше некуда, а вот насчет ничтожества я не уверен. Странно, но мне он показался очень решительным человеком. Порочный, конечно, но очень сильный. И тем не менее у меня возникло впечатление, что сила его скована, словно что-то ужасное гнетет его. Но, так или иначе, все мы грешные. Наши друзья не всегда осознают или предпочитают не замечать этого. Если бы Ахмед нашел в Вадоне то, что искал, вряд ли он увидел бы в нем то, что ясно вам.

— Знаю, — вздохнул Сиди Бей и улыбнулся тоскливо и слегка обиженно. — Наши мнения во многом не сходились. Когда я собрался ехать сюда, во Францию, мой отец подумал, что я с ума сошел. Хуже того, он счел меня предателем нашего народа.

— Возможно, внучка унаследовала его воззрения, — мягко улыбнулся Билл.

— Не будьте слишком строги к Кельтум, — улыбнулся и старик. — У нее свои причины. — Он увидел, что Билл опустил глаза, и положил руку на его колено. — Нет, я вовсе не это имел в виду. Разумеется, сердце ее кровоточит, и это, возможно, сделало ее ранимой. Но никто не виноват в этом. Такое случается со многими молодыми женщинами. Это их плата за возможность жить в западном мире. В мое время у наших девушек не было никакого выбора, но и уязвленного самолюбия они тогда не знали. — Сиди Бей покачал головой. — Таких ситуаций, во всяком случае, не возникало. — Его голос понизился до шепота. — Мы с женой очень счастливо прожили жизнь. Но поверьте мне, Уильям, не каждый согласился бы на такое счастье. — Он вздохнул. — Честно говоря, я понятия не имею, чей образ жизни лучше. Вот так и с Кельтум. Кто скажет, подходит ли ей то, что она нашла в обществе Бухилы?

Брови Билла дернулись.

— Вы в самом деле думаете, что это возможно? — Он покачал головой. — Я достаточно насмотрелся в Америке на фундаменталистов разного толка. Они пугают меня.

— И меня тоже. Но мы оба должны постараться понять ситуацию. Бухила возник не из пустоты, Уильям. Арабы чувствуют, что их здесь презирают, что они пользуются не всеми гражданскими правами. Я имею в виду не иммигрантов, каковым я сам являюсь, а тех, кто родился уже во Франции. Как Кельтум, — прибавил он шепотом.

— Неужели вы считаете, что Кельтум так думает? Имея столько друзей? Господи, Сиди Бей, да у нее же среди арабов не было ни одного друга.

— Не было, — вздохнул старик. — Но, возможно, у женщин все иначе, и предрассудки у них другие. Может быть, это всего лишь одна из проблем. Я думаю, что однажды она, наверное, почувствовала, что живет совсем не так, как следовало бы. А возможно, этому способствовал образ жизни ее брата.

— Вы предполагаете, что она тоже все замечала? — закусил губу Билл.

Сиди Бей помолчал, переводя дыхание, совсем утомленный.

— Она такая смышленая! И удивительно восприимчивая. Деньги и фотографии в журналах мало что для нее значат. Возможно, ее воображение создало то, чего не было на самом деле. Но она руководствовалась своим собственным жизненным опытом. Вы знаете, ее очень обижало оскорбительное отношение к арабам в университете и то, что женщины сторонились их. Она уверена, что это вынудило Ахмеда стать тем, кем он был.

Билл пристально посмотрел старику в лицо, не в силах скрыть удивления. Никогда прежде не слыхал он от Сиди Бея, что гомосексуализм сына вовсе не тайна для него. Не дождавшись ответа, Сиди Бей с неожиданной силой схватил Билла за рукав.

— Вы бывали там с Ахмедом, Уильям. Скажите мне, разве это не так? Женщины хоть разговаривали с ним?

Билл помолчал, ему вспоминались встречи с девушками, очереди в кафетериях, кафе, многолюдные вечеринки в тесных квартирках.

— Во всяком случае, не француженки, — покачав головой, прошептал он. — Почти никогда.

Голова Сиди Бея совсем утонула в подушках.

— Не будьте слишком строги к Кельтум, Уильям. Попытайтесь понять ее. Забудьте о Бухиле, попробуйте увидеть все доброе, что она делает — обучает молодежь, работает с ней, спасает от дурного влияния улицы. Это главное. Понимаете? А на остальное не обращайте внимания.

— Это не так-то легко, Сиди Бей. На мой взгляд, Бухила — это еще один беспринципный мерзавец, использующий доверчивую молодежь в своих личных целях. — Он наклонился над стариком, улыбка осветила его лицо. — Но я постараюсь. Обещаю вам, что постараюсь.

Сиди Бей ответил ему чуть заметной улыбкой.

— Благодарю вас, Уильям, — прошептал он. Губы его почти не шевелились, веки прикрыли глаза.

Билл еще ниже наклонил голову, его лицо почти касалось лица старика.

— Сиди Бей, послушайте меня, пожалуйста. Рассказывал ли когда-нибудь Ахмед о Вадоне вам или матери? Что-нибудь об этом человеке, что послужило бы мне отправной точкой, зацепкой. Чтобы я мог схватиться с ним.

Сиди Бей чуть отодвинул голову на подушке, чтобы лучше рассмотреть выражение глаз Билла. Было в его взгляде что-то такое, что заставило Билла замолчать. Так он и сидел, вглядываясь в изможденное лицо. Изъеденные болезнью мышцы истаяли, и кожа туго обтянула кости. Редкие брови, полуприкрытые почти прозрачными красными веками, черные горящие глаза. Билл проглотил комок в горле, его словно ударили, показалось, что он заглянул в лицо самой смерти, и невозможно было отвести взгляд от этих влажных сверкающих глаз.

— Никогда, Уильям. Ни разу за эти последние годы он не рассказал нам о своей жизни в том мире. — Сиди Бей метнул взгляд на дверь, где за пределами его собственного иммигрантского мирка царила таинственная, незнакомая парижская жизнь. — Ничего!

Его голос был таким слабым, что Билл снова склонился над стариком, почти вплотную приблизив свое лицо. В это мгновение распахнулась дверь и в комнату ворвалась Кельтум. Повернувшись на петлях, дверь захлопнулась. Девушка увидела слезы на глазах отца, и ярость исказила ее уже и так злое лицо. Она схватила Билла за пиджак и с силой оттащила от старика.

— Прочь от моего отца! Оставьте его в покое!

Билл отшатнулся, потрясенный ее грубостью, а она упала на колени, протиснулась между ним и отцом, прильнула щекой к лицу старика, гладила его рукой по голове и что-то говорила низким, воркующим голосом, повторяя одни и те же звуки снова и снова.