Лица - Джоанна Кингслей

Жени улыбнулась. В это время подошел Филлип, чтобы усадить тещу по правую от себя руку. Но после обеда Жени спросила ее:

— А что такого нового ввел этот хирург, чтобы так революционизировать процесс подтяжки?

— Тебе, дорогая, в самом деле нужно прочитать «Тайм». Будешь больше знать. Хочешь подписку?

— Спасибо, миссис… Роза. Мне столько приходится читать к занятиям, что вряд ли хватит времени, чтобы заглядывать в «Тайм».

— Все это очень замысловато, — сурово произнесла женщина. — Сложно. Не жди, что я расскажу тебе обо всех деталях. Основное, что придумал Эли, — заменять старую кожу на молодую.

— Пересадка кожи?

— Можешь называть это так. Профессиональный жаргон мне никогда не удавалось понять, но ты уж смотри сама. Кто-то назвал меня «лучистой», а энергия, которую я обрела…

— Бабушка обручена, — голос Лекс громко плыл с дивана по другую сторону стола, накрытого кофе. — Она нашла себе нового мужчину, и свадьба намечена на июнь.

— Примите мои поздравления, — проговорила Жени, несмотря на явные нотки неодобрения, прозвучавшие в замечании Лекс.

— Да, дорогая. Он — утонченный человек — в общении, так это ведь называется. Мы проведем медовый месяц в Полинезии, правда ведь оригинально? А теперь, — продолжала она, не дожидаясь ответа, — мне надо разыскать моего драгоценного внука. Мой суженый должен праздновать со своей семьей, и мне требуется симпатичный молодой человек, чтобы я сумела позабыть о своем одиночестве.

Жени не пыталась встретиться взглядом с Пелом, когда Роза Борден подошла к нему, а он все так же упорно смотрел поверх ее головы. Каждый из них старался вести себя в семье естественно. Они были влюблены, но не настолько романтически. И все праздники Пел старался не выказывать Жени явных знаков внимания.

Но чувствительные антенны Мег засекли некоторые тонкости, не замеченные другими. Она хорошо знала сына. Как-то после обеда, встретив Жени в игровой комнате, она спросила:

— Если ты выйдешь замуж, то сохранишь свою фамилию или хочешь взять фамилию Вандергриффов? — женщина прикусила губу, смущенная, что ненароком высказала свою мысль вслух.

— Вы мне больше всего нравитесь вот такой проницательной, — ответила Жени, обнимая ее.

Мег была уже кем-то вроде матери для Жени. Она звонила в ей в Редклифф по первым воскресеньям каждого месяца узнать, как у нее идут дела. В этих разговорах Жени никогда не упоминала Пела, а если Мег заговаривала о сыне, она не поддерживала темы.

Но в Ванвуде Мег почувствовала, что происходит. А если почувствовала она, то безусловно это удалось и Лекс, думала Жени. Но ни одна из подруг не коснулась этой темы. Однако подчас Жени ощущала напряжение, будто туго натянутую проволоку между собой и Лекс.

С Пелом наедине она оставалась всего лишь несколько раз: на прогулке в окрестностях Ванвуда, катаясь в машине по соседним местечкам — Локуст Валли, Матинекок или Милл Нек — мимо замерзших озер с катающимися на коньках, по проселкам, бегущим вдоль каменных стен и железных заборов, за которыми прятались поместья.

В машине Пел обнимал ее рукой, на прогулках они держались за руки и легко болтали обо всем, что приходило на ум, но никогда не касались гражданства Жени. И Пел никогда не упоминал о своем визите к Бернарду Мерритту. Они целовались, где только могли, теми же продолжительными доверчивыми поцелуями, как тогда, в бостонском такси, но юноша ни разу не повторил своего предложения.

Когда они возвращались домой, Лекс смотрела на них с упреком, но не произносила ни слова, молча переживая свое одиночество.

На последней оживленной прогулке в морозный день Пел, не говоря ни слова, сжал руку Жени. Тихо падал снег, заставляя молодых людей держать глаза опущенными. У домика прислуги он обнял ее. Снежинки заставили Жени моргнуть, когда она подняла на него взгляд.

— Я ведь тебе нравлюсь, Жени, — Пел сказал это таким тоном, будто делал предложение.

— Очень.

— Ты получаешь диплом через полтора года.

— Да.

— И тогда…

Жени прикрыла его губы затянутым в перчатку пальцем.

— Пожалуйста. Не теперь, — прошептала она.

Он выпустил ее руку, наклонился и поцеловал. Губы Пела оказались холодными и нежными и, отвечая на его поцелуй, Жени почувствовала прилив благодарности за его доброту и любовь.

Почувствовав, как прижимаются к нему ее губы, Пел испытал душевный подъем. Она будет его женой — в этом он не сомневался. Дело только во времени.

Возвращаясь обратно, они, довольные, молчали. Но Жени размышляла, не должна ли любовь быть более бурной. Может быть, и нет. Наверное, страстная любовь — только плод фантазии. Ей не придумать ничего лучше, как предоставить себя Пелу. Он предлагает все, в том числе и семью, станет ее гаванью, надежным прибежищем.

Но в поезде, уносящем ее из Ванвуда, Жени осознала, что не готова еще нестись с приливом. Она привыкла плыть одна. И хотя подчас и была одинока, сама выбирала свой путь. Что-то в глубине ее души, быть может, женское любопытство, горело желанием узнать — что значит оказаться подхваченной штормом.

11

Четыре недели спустя в ее жизнь, подобно урагану, ворвался Дэнни Ритко. Шло третье занятие по курсу сравнительного литературоведения — последней гуманитарной дисциплины Жени. Она выступала по поводу «Записок из подполья» — короткого романа Достоевского, который им задали прочитать.

— Книга, пропитанная жалостью к себе, — начала она. Из-за спины послышался звук, напоминавший гусиный гогот. — Герой, вернее, антигерой, — продолжала Жени, — является социальным паразитом…

Снова гогочущий звук. Жени обернулась и увидела диковатого молодого человека, его она заметила еще на занятиях на прошлой неделе.

— Чепуха, — заявил он, счастливо ей улыбаясь.

— Мистер Ритко, — оборвал его профессор, — соблаговолите подождать, пока мисс Сареева не закончит ответ.

— Мисс Сареева — русская. А русские не понимают Достоевского, — безапелляционно заявил Дэнни Ритко. — И венгры тоже. Известно, что русское слово «паразит» — синоним слова «раскольник», «диссидент». «Записки из подполья» — роман о диссидентстве. Повествователь отказывается мириться с посредственностью. Какие замечательные слова: «смысл жизни мужчины состоит в том, чтобы ежеминутно доказывать, что он мужчина, а не клавиатура рояля!..» Явный призыв сопротивления серости, призыв взять жизнь в свои руки и праздновать ее!

Профессор сделал попытку приостановить разглагольствования студента, но тот нимало не прислушался и продолжал излагать свои взгляды о Достоевском, России, сдабривая их собственной философией жизни.

— В любом случае человеческие существа являются паразитами. Все мы начинаем жизнь в утробе матери, и те из нас, кто имеет хоть каплю здравого смысла, стремятся навсегда увековечить это состояние, — он послал Жени игривую улыбку и завершил речь.

Профессор предложил ей выступить с опровержением, но Жени сердито замотала головой.

— Все это слишком возмутительно. Как мог этот… этот человек заявить, что русские не понимают Достоевского? Достоевский и был русским.

— Предлагаю каждому написать работу, в которой он выскажет свои взгляды, — подытожил профессор. — А сейчас не вижу смысла продолжать обсуждение.

После окончания занятий Дэнни последовал за Жени в коридор и протянул ей руку:

— Ну вот я и встретил свою Немесиду, — проговорил он вместо представления. — Венгрия пожимает руку России.

Она посмотрела на горячего венгра. Дикие, темные курчавые волосы, правильный нос, невероятно подвижный рот, намек на сохранявшуюся мягкость — в подбородке. Он едва достигал ее роста, но счастливо улыбался, как молодой бычок, готовый к стычке. Жени выругалась по-русски.

Юноша издал восклицание, схватил ее руку и принялся ее трясти.

— Прекрасно! Моя бедная старая мать! Наконец она сможет успокоиться с миром.

— Она, что умерла?

— Да нет, живет в Огайо.

— Ты кто? — Жени до этих занятий ни разу не видела его в университетском городке.

— Гений, дорогая моя Анна Каренина.

— А я не Анна Каренина.

— Да ну? Вот уж удивила. Но без всяких сомнений ты русская героиня, а я безусловно гений.

Жени рассмеялась.

— Звучит неплохо, — прокомментировал он. — Может заглушить лязгание наступающих русских танков. Как жаль, что у меня нет самовара. Может, составишь мне компанию на чашку кофе?

Как назло, у Жени были занятия по химии. Венгр развел руками и не пригласил ее на кофе после химии.

Жени была разочарована и удивлена его реакцией. Она не привыкла к тому, чтобы мужчина так просто отставал от нее.

Но во время следующих занятий, в пятницу, Дэнни сел уже рядом с ней. В понедельник, когда венгр входил в класс, рядом с ней раньше расположился белокурый студент. Дэнни подошел к нему и попросил: