Песчаные черви Дюны - Брайан Герберт

Карта развернулась в электронном мозге Эразма, независимо от того, хотел он этого или нет. Когда-то, в давно прошедшие дни, Эразм сам решал, что загружать из всемирного разума, а что — нет. Но Омниус каким-то образом сумел превзойти механизмы сохранения самостоятельности независимого робота, передавая ему любые данные, проводя их сквозь самые надежные брандмауэры.

— Это чисто символические победы, — ответил Эразм, намеренно приняв облик старухи в крестьянской одежде. — Я очень рад, что мы сумели выйти на границы Старой Империи, но мы пока не выиграли войну. Я потратил тысячелетия на изучение этих упрямых и изобретательных людей. Не стоит радоваться победе, пока мы ее реально не одержали. Помни, что случилось в прошлый раз.

Омниус недоверчиво фыркнул на всю Синхронию.

— Мы по определению лучше, чем это никуда не годное запятнанное болезнями и пороками человечество. — Из тысяч наблюдательных камер он смотрел сверху вниз на Эразма и его старушечий маскарад. — Почему ты упрямо носишь этот раздражающий меня облик? В нем ты выглядишь слабым.

— Не мое физическое тело определяет мою силу. Мой разум делает меня тем, что я есть.

— Меня не интересует твой разум. Я просто хочу выиграть эту войну. Я должен ее выиграть. Где корабль-невидимка? Где мой Квисац-Хадерах?

— Ты стал таким же требовательным и капризным, как барон Харконнен. Может быть, ты подсознательно его копируешь?

— Ты дал мне математическую проекцию, Эразм. Где сверхчеловек? Отвечай мне.

Робот хохотнул.

— У тебя уже есть Паоло.

— Твои проекции гарантировали присутствие Квисац-Хадераха на борту корабля-невидимки. Я хочу иметь обе версии — это избыточность, необходимая для победы. Я не хочу, чтобы у людей был хотя бы один сверхчеловек. Я должен контролировать обоих.

— Мы найдем корабль-невидимку. Мы уже знаем, что на борту есть множество интересных вещей. Там даже есть мастер Тлейлаксу. Возможно, он — единственный, оставшийся в живых, и мне очень бы хотелось с ним поговорить — тебе бы это тоже не повредило. Мастер должен увидеть, как все эти лицеделы сформировали нас, построили нас, сделали так, чтобы мы стали ближе к богам. Ближе, чем люди, во всяком случае.

— Мы будем продолжать разбрасывать нашу сеть. И мы отыщем и поймаем корабль.

В городе все вокруг подчинялось драматическим перепадам в настроении всемирного разума — строения складывались пополам и рушились. Однако весь этот грохот, сотрясения пола под ногами и всеобщее разрушение не произвели на независимого робота ни малейшего впечатления. Он уже много раз наблюдал эти театрализованные спектакли. Омниус, определенно, получал немалое удовольствие от этой показухи, иногда к лучшему, но часто и к худшему, несмотря на то, что Эразм постоянно стремился контролировать эксцессы всемирного разума. От этого зависело будущее — будущее, уготованное им, Эразмом.

Он перебрал проекции, составленные им из триллионов данных. Все результаты были окрашены и точно соответствовали пророчеству, им сформулированному. Омниус верил им безоговорочно. Внушаемый всемирный разум слишком сильно полагался на отфильтрованную Эразмом информацию, и независимый робот умело на этом играл.

Учитывая соответствующие параметры, Эразм был уверен, что будущие тысячелетия пройдут, как надо.

Те, кто видит, не всегда понимают. Те же, кто утверждают, что понимают, могут на деле оказаться сущими слепцами.

То, что осталось от древней телесной формы Нормы Ценвы, было заключено в камеру, специально сконструированную и построенную для нее за тысячи лет. Но разум Нормы не знал физических границ. Она была связана с телом лишь обременительной связью, биологическим генератором чистого мышления. Она стала Оракулом Времени.

Ментальная связь с тканью вселенной позволяла ей мысленно путешествовать по любому отрезку бесчисленных возможностей. Она могла прозревать и прошлое, и будущее, но не всегда с совершенной ясностью. Ее мозг стал таким, что она могла касаться бесконечного и почти — почти — понимать его.

Ее врагом номер один, ее кошмаром, стал всемирный разум, забросивший в ткань вселенной огромную электронную сеть, сложную тахионную карту, невидимую для большинства людей. Омниус пользовался этой сетью для ловли добычи, но пока он не смог отыскать и захватить корабль-невидимку.

Когда-то очень давно Норма Ценва создала организацию — предшественницу Гильдии, как средство борьбы с мыслящими машинами. С тех пор Гильдия стала жить самостоятельной жизнью, отделившись от нее, в то время как она сама протянула свое мышление и само свое существование в космос. Политические интриги и отношения между планетами, борьба навигаторов с людьми из администрации Гильдии, монополия на такие ценности, как камни су, иксианские технологии или меланжа — эти проблемы ее не интересовали.

Наблюдение за человечеством требовало огромных вложений ментальной энергии. Она чувствовала толчки, сотрясавшие цивилизации, знала о великом расколе в Гильдии. Она могла бы упрекнуть администрацию за то, что та спровоцировала этот кризис, если бы только вспомнила, как надо разговаривать с такими мелкими людишками. Норма утомлялась даже от разговоров на достаточно простые темы с близкими ей по строению навигаторами. Ей пришлось заставить их понять, кто есть истинный Враг, чтобы они могли взять на себя часть бремени войны.

Если Оракул Времени не будет заниматься грандиозными приоритетными проблемами, то ими не будет заниматься никто во вселенной. Да никто во вселенной и не может этого сделать. Своим предзнанием она могла охватить вещи действительно важные: найти корабль-невидимку. Конечный Квисац-Хадерах был на его борту, и черное крыло Крализеца уже начинало затмевать свет. Но Омниус искал того же, и мог найти первым.

Она чувствовала глухую борьбу между орденом Бене Гессерит и Досточтимыми Матронами. До этого она стала свидетельницей начального Рассения и Великого Голода. Видела она и долгую жизнь и насильственную смерть бога-императора. Но все эти события были не более, чем фоновым шумом.

Найти корабль-невидимку.

Как она всегда предвидела и боялась, беспощадный враг вернулся. Неважно, какую личину носили теперь мыслящие машины, невзирая на то, как сильно они изменились, Враг по-прежнему оставался Врагом.

И Крализец неминуемо наступает.

Предзнание текло внутрь ее сознания, выходило вовне, а волны времени вихрем кружились около нее, затрудняя точные предсказания. Она столкнулась с водоворотом, со случайностью, как с мощным фактором, способным непредсказуемо изменить исход: Квисац-Хадерах, человек аномальный, как и сама Норма Ценва, неизвестная и непредсказуемая переменная.

Омниус хотел заполучить под свой контроль этого особого человека. Омниус и его лицеделы годами ищут корабль-невидимку, но пока Дункану Айдахо удается ускользать от преследования. Даже Оракулу не под силу его найти.

Норма изо всех сил старалась пресекать каждый шаг Врага на его пути. Однажды она спасла корабль-невидимку, надеясь сохранить людей на его борту, но после этого потеряла с ним контакт. На корабле было какое-то более эффективное средство, чем невидимое поле, и это средство ослепляло ее. Оставалось лишь надеяться, что мыслящие машины так же слепы.

Но Оракул не прекращала поиска, мысли ее разматывались, охватывая вселенную, нащупывая тысячи возможностей. Увы, корабля просто не было. Он исчез. Каким-то непостижимым способом пассажирам корабля удалось спрятаться от нее… если, конечно, корабль просто не погиб или не был намеренно уничтожен.

Несмотря на все несовершенство своего предзнания, Норма понимала, что времени остается все меньше и меньше — для всех. Скоро человечество окажется на роковом перепутье. Следовательно, надо собирать в кулак союзников и единомышленников. Глупые, оболваненные администраторы переоборудовали многие из своих лайнеров — подражая мыслящим машинам! — и теперь она не могла призвать их своими паранормальными способами. Но она все еще могла положиться на тысячу верных ей навигаторов. Она приготовит их к битве, к последней битве.

Как только отыщет корабль-невидимку.

Оракул времени расширила разум, бросив мысли в пространство, как бросает рыбак в море свои сети, она забрасывала свою сеть все дальше и дальше, до тех пор, пока нервная боль не стала невыносимой. Она старалась больше, чем всегда, преодолевая предзнанием границы, которых прежде не отваживалась достичь. Никакая боль не может быть слишком сильной, если ставишь столь благородную цель. Она понимала цену, которую придется платить, если она потерпит поражение.

Часы, огромные часы вокруг Оракула неумолимо тикали, ускоряя свой бег.