Кто кого предал - Галина Сапожникова

— Я обитал там не больше полутора недель. Готовилось совещание прибалтийских коммунистов. Утром 15 января 1994 года приехал на вокзал, встретил человека из Москвы, одного из руководителей коммунистического движения на территории Советского Союза, мы приехали на квартиру, где жил Бурокявичюс, и тут звонит моя хозяйка: на ту квартиру, где я жил, пришла милиция. Спрашивают меня. Что делать? Сумка с моими вещами была собрана и стояла на балконе — я всегда был готов немедленно уйти. Вышел на трамвайную остановку, чтобы встретить людей, — тут подъезжает милицейская машина, выходит милиционер и человек в штатском. Последнего я когда-то раньше видел. Милиционер говорит: «Вы задержаны». Таким же образом выманили и Бурокявичюса. Меня отвезли в отделение милиции, там уже были люди из прокуратуры Литвы, а само задержание производил человек, который был связан с ЦРУ.

— Почему вы так решили?

— Мне рассказывали, что в литовском департаменте госбезопасности было две службы. Одна боролась за национальные интересы, а другая за американские. Разница была даже в зарплате. Национальная служба нас не арестовала бы.

— А как вас везли, в какой машине? Не в багажнике хотя бы, цивилизованно?

— Нет, нет. Мы вдвоем и с двух сторон еще люди в масках. И впереди человек из литовской прокуратуры.

— То есть Белоруссия сделала все для того, чтобы помочь Литве?

— Потом мне сказали, что кому-то якобы заплатили за это 10 тысяч долларов США — по тогдашним ценам это двухкомнатная квартира в центре Минска, — чтобы на границе «не заметили», что меня вывезли без паспорта из одной суверенной — державы, — Белоруссии, в другую суверенную державу — Литву. Как раз в тот день в Минск прилетал американский президент Билл Клинтон, вот и сделали все под этот шумок. Но нашей кражей в Белоруссии был вызван кризис власти, в результате чего «полетели» два министра, Станислав Шушкевич проиграл президентские выборы и в президенты пришел Александр Григорьевич Лукашенко. Потому я даже рад тому, что все так получилось.

— Удивительное у вас чувство юмора после тюрьмы…

— Все смешно в этом мире. В 1991 году внутренние и внешние разрушители Советского Союза перешагнули грань допустимого в мировом историческом процессе. Все их деяния оборачиваются прямо противоположными последствиями. Они погубят сами себя. Как профессор я могу поставить им пятерку.

— Все было бы замечательно, если бы не восемь лет жизни, которые вы провели в заключении…

— О, это такая академия, освобождающая человека от иллюзии! Через решетку мир видится совсем иным. Мы сидели в камере, песни пели. Революционные… Для познания мира — это такая ценность! Кто не был в тюрьме, тот серьезным революционером не будет.

— Это правда, что Евросоюз упрекал Литву за факт наличия политзаключенных и что вам предлагали написать прошение о помиловании, чтобы сократить срок? Но вы отказались.

— Правда. Мне, правда, оставалось тогда отсидеть всего две недели. А Бурокявичюс и Куолялис отказались сознательно, конечно, — мы же не признаем своей вины. Мне предлагали признать вину хотя бы отчасти. Говорили: «Вас знают, как умеренного коммуниста. Получите два с половиной или три года тюрьмы, а потом станете депутатом сейма или министром». Но человеческая порядочность оставаться самим собой стоит гораздо дороже. Если ты продаешься, ты становишься тряпкой. Мне на политику всегда было начхать. Но быть тряпкой в жизни?! Нет, нет.

— Чувствовали ли вы угрозу собственной безопасности, когда вышли из тюрьмы?

— На мою жизнь покушались еще в марте 1991 года. Тогда промахнулись — обстреляли квартиру, где я жил. А Бурокявичюс как-то вышел погулять рядом с домом после операции, и какой-то молодой человек подскочил и ткнул его кулаком в грудь. К счастью, не попал в рану. Еще был случай с нашим соратником Юозасом Станкайтисом — это был журналист и очень талантливый человек. Ему было за 80 лет, он болел раком. Кто-то кулаком толкнул его в спину, он упал на землю и в больнице скончался. Не надо становиться жертвой преступления каких-то умственно ограниченных лиц. Агонизирующий народ не понимает, что делает.

Хотя большинство людей нынче, если верить социологическим опросам, склонны уехать из Литвы, все равно есть фанатики, которые живут совсем в ином мире. Если так и дальше пойдет, то и народа этого не станет. Он погибнет. Сейчас такая ситуация в мире, что из этого глобального кризиса выйдут далеко не все. Куда идет литовский народ? В могилу истории. Иного исхода не будет. Если не образумится.

Одной страной выйти из кризиса невозможно, как в 1917-м. Выход в интегрированности мира, в обобществленности. Но быстрых побед не будет. Реакция себя еще покажет. Но это агония всей мировой капиталистической системы. Всей старой цивилизации, основанной на частной собственности. Она изжила себя. Это определено мировой научно-технической революцией во второй половине XX века, которая обеспечила глобализацию материального производства. И эта глобализация непримиримым образом столкнулась с частной собственностью на средства производства.

— Если это перевести на более доступный язык, что станет с Литвой и с Россией?

— Они станут социалистическими. Социалистические революции победят первоначально в большинстве, а в дальнейшем и во всех остальных странах мира. Человечество может развиваться только в направлении своего исторического прогресса. Попытки зигзагов и откатов в обратную сторону — это деградация. А деградация не бесконечна, она обречена на гибель.

По крайней мере, теперь понятно, почему профессора Ермалавичюса на 8 лет изолировали от литовского общества.

Потому что это общество могло ему поверить…

Владимир Егоров: «Я не думал, что получится такой резонанс»

История, которая произошла с героями этой главы, коснулась двух стран: и Литвы, и Белоруссии. Но распорядились они ею по-разному.

Первая выстроила на этом политический капитал. Работники литовской прокуратуры, выкравшие лидеров компартии в нарушение всех мыслимых и немыслимых законов, выступают по телевизору, считают себя героями и до сих пор бахвалятся своим «подвигом». Тогдашний генпрокурор Артурас Паулаус-кас и его соучастники по этой охоте сделали неплохую карьеру. Тема «красных профессоров» в Литве никогда больше не поднималась ни в литературе, ни в публицистике, не говоря уж о попытке извиниться от имени государства или посыпать голову пеплом за свойственную молодой литовской демократии горячность.