Птицелов - Юлия Остапенко

— Как бы там ни было, после твоей сегодняшней выходки весь двор будет перемывать тебе кости, — неестественно весело сказал Петер, прерывая затянувшееся молчание. — Теперь те, кому ты не кажешься мужланом, твёрдо принимают тебя за психа.

— Думаешь, меня это смущает?

— Нет, я думаю, ты бы не дерзил, если бы не видел, что королеве нравится твоя дерзость.

— А она ей нравится? — деланно изумился Марвин.

Петер внимательно на него посмотрел.

— Эй, парень, ты что, всерьёз решил забраться в постель к её величеству?

— Да нет, с чего бы… — сказал Марвин, хлебнул ещё вина и, подумав, добавил: — Хотя, ты знаешь, пожалуй, решил.

Петер покачал головой.

— Слушай, я тут наслушался всякого…

— Какая часть из этого правда?

— Даже если самая малая — будь поосторожнее. Да, не спорю, ты Ольвен приглянулся, иначе она бы казнила тебя ещё в Балендоре. Но Единый тебя сохрани переходить ей дорожку. Это не та женщина, которой можно попользоваться и забыть. Если что-то ей не понравится, она тебя со свету сживёт.

— Пусть сживает, — пожал плечами Марвин. — На этом свете нет ничего такого, чем бы стоило дорожить.

— Какой ты, однако, пессимист. А как же твоя невеста? Если она и правда существует.

— Существует, — ответил Марвин и снова помрачнел. Он редко думал о Гвеннет из Стойнби, и каждый раз эти мысли отдавались в нём смесью раздражения и чувства вины. — Но это поводом больше искать смерти.

— Что, неужто так страшна?

— Да нет, вполне недурна собой. Хотя я её не видел уже года три. Но подростком была ничего.

— Так что, стервозна?

— Скорее наоборот, — хмыкнул Марвин. — Предвосхищая твой вопрос: и род пристойный, и приданое за ней дают, и девственница. Вроде бы.

— Баловень судьбы, — вздохнул Петер. — А я и на войну-то сбежал от женитьбы на одной каракатице…

— И долго будешь бегать?

— Пока не поймают.

— Выпьем, чтоб не поймали, — предложил Марвин, и Петер с энтузиазмом поддержал тост. Вино согрело кровь, и было вполне уютно. Марвину даже не хотелось отсюда уходить.

— А кто это был рядом с королём? Ну, долговязый такой, с лошадиной физиономией? — вдруг вспомнив, спросил он.

— Это граф Алектио, королевский кузен.

— Владетель Локтя?

— Он самый. Это он прислал подмогу и отбросил Мессеру на север.

— А раньше он где был?

— На Локте, где ж ему быть ещё, — хохотнул Петер. — Вообще-то тут все считали, что у него ни гроша за душой — ну, оно и понятно, что с этого Локтя выдоишь, там же пустыри одни да скалы, почва — как камень. Но, видать, водились деньжата. А может, у патрицианцев одолжил, а королю они больше давать не хотят, пока старого не вернёт. Да какая разница…

— Никакой, — согласился Марвин, и они снова выпили.

— Ты где остановился? — спросил Петер.

— Да здесь же, в замке. Я с сюзереном приехал, а он прямо тут расквартирован.

— А я в городе. Постоялый двор «У косого мошенника».

— Хозяин косой?

— Нет, но, без сомнения, мошенник.

— Здорово, — вздохнул Марвин. — Весело там у вас, наверное…

— Пошли?

— Пошли.

В столице Марвин был впервые, так что экскурсия по злачным местечкам Старой Таймены, организованная Петером, его впечатлила. Впрочем, может, дело в том, что Петер отлично ориентировался на любой местности, это Марвин помнил ещё по недолгому времени совместного участия в войне. Сам Марвин мигом бы заблудился в бесконечных лабиринтах узеньких кособоких улиц, спланированных, кажется, в умат пьяным зодчим и возведённых не менее пьяными строителями. Улочки эти были не мощены, а поскольку Таймена находилась в средней доле Предплечья, да ещё и в низине, снег здесь быстро сходил, и ноги вязли в грязи, заменявшей дорогу. К тому же было темно, сам Ледоруб ноги пообломает, но Марвину всё равно здесь понравилось. Побывав на виду у сотни праздно любопытствующих придворных, он был рад окунуться в грязный мрак трущоб, где никому не было до него дела, только до его кошелька и меча — в том числе и того, что у него меж ног. Они много пили, пели, смеялись, красивые шлюхи с подведёнными сажей глазами хватали Марвина за руки и целовали его разгорячённое лицо. Марвину нечасто приходилось участвовать в оргиях — там, где он вырос, подобное времяпрепровождение было не в чести, а благородные месстрес и сельские девки, которых он затягивал на сеновал, при всей своей искушённости становились очень стыдливы, если он предлагал позвать к ним кого-нибудь ещё. Уроженец столицы, Петер стыдливостью не отличался, и это тоже было хорошо. На эту ночь Марвин забыл обо всём — о Балендоре, о королеве, о Лукасе из Джейдри, о том, что все вели себя так, будто война закончилась, хотя она и не думала заканчиваться. Но это тоже было хорошо, потому что означало, что скоро будет драка, а Марвину сейчас не хватало только драки, хорошей, яростной, чтоб жар в теле, гул в ушах и чужая кровь на лице, и ни одной мысли в голове, ни одной…

Петер уговаривал его заночевать здесь же, в крайнем случае — добраться до постоялого двора, которым заправлял косой мошенник, но Марвин был не настолько пьян, чтоб согласиться — в отличие от Петера, который ещё до ночи лыка не вязал. Нет уж, останешься тут — а утром проснёшься голый и без оружия, хорошо, если хоть живой. Чаровницы весёлого квартала были, бесспорно, умелы, вот только глаза у них нехорошо блестели и ручонки были вороватые, а за дверями наверняка поджидали, поигрывая кинжалами, их сутенёры. Так что Марвин нашёл силы выползти из-под груды роскошных девиц, расцеловал на прощанье тех, что подвернулись под руку, и шатко побрёл обратно в замок.

Ушли они пешком, добираться назад приходилось так же. Марвин хотел остановить извозчика, но, как на зло, ни одного было не видать. Он бродил по округе не меньше получаса, прежде чем понял, что понятия не имеет, как добраться до замка. Это было скверно, но что делать — оставалось бродить дальше, держа ухо востро. Ночные шорохи, вскрики, стоны из окружающих домов и переулков сплетались в единый гул, перебиваемый далёким голосом ночного обходчика: спите, горожане, всё спокойно в Таймене… Вот только кричал обходчик где-то ближе к центру города, где шастали патрули, а здесь шастал один Марвин, не считая пьяниц и ночных воришек.

Когда из-за угла вынырнула карета, Марвин остановился от неожиданности. Поравнявшись с ним, кучер остановил коней, дверца распахнулась, и приглушённый женский голос проговорил:

— Забирайтесь скорее, мессер!

На улице было зябко и сыро, дороги к замку Марвин не знал, к тому же он был пьян, поэтому воспользовался предложением с нескрываемой охотой. Дверца захлопнулась за ним. Шторы в карете были задёрнуты, внутри оказалось темно, тепло и мягко, и всяко уютнее, чем снаружи.