Птицелов - Юлия Остапенко

— Как вы вовремя, месстрес, — пробормотал Марвин, пытаясь разглядеть сидевшую в карете женщину. Отблеск наружного факела высветлил её лицо, и Марвин увидел, что оно скрыто маскарадной полумаской. Проклятье, это ещё что такое?

— Повернитесь, мессер, — сказала женщина. Марвин отрешённо выполнил приказ, пытаясь понять, где слышал этот голос — и вспомнил в тот самый миг, когда на его глаза легла мягкая плотная ткань.

— Бьянка! Ты?!

— Тс-с, — сказала девушка и довольно рассмеялась. Будь Марвин менее пьян, он бы удержал сокрушённый вздох, а так — не удержал. Впрочем, в трезвом состоянии он бы точно в эти игры играть не стал. И почему бабы их так любят? Ну разве можно поверить всерьёз хоть на минуту, что мужчина способен переспать с женщиной и не узнать её? Что именно к этому всё идёт, он понял сразу. И слегка обеспокоился — уж очень его заездили девицы из весёлого квартала, — но, подумав, решил, что на разок-другой его вполне хватит, тем более что им ещё ехать…

— Тс-с так тс-с, — покорно сказал он и развалился на подушках, не пытаясь сдвинуть повязку. Ткань оказалась плотной и туго обхватывала голову, но, впрочем, вряд ли бы Марвин и без неё смог разглядеть, куда его везут — за окнами было темно, да он и не беса не разбирал в старом городе. Бьянка молчала, хотя он мог поклясться, что маленькая мерзавка ухмыляется. В общем-то Марвин не был удивлён, что она в столице — королева ведь обещала забрать девчонку с собой, — и подобные забавы тоже вполне в её духе. Странно только, что она вздумала от него таиться под маской — неужели думала, что останется неузнанной? Да нет, вряд ли, скорее — это тоже часть их глупой игры.

Дороги в столице, как Марвин уже подметил, были ни к бесу, и карету порядочно трясло на ухабах. Марвина довольно скоро замутило, и он в очередной раз понял, что не зря презирает этот вид транспорта. Трястись на колдобинах пьяным и вовсе не было никакого удовольствия, и Марвин вскоре сполз по ковру вниз, пытаясь принять более удобное положение.

— Долго ещё? — наконец взмолился он, побаиваясь испортить всё приключение наглядной демонстрацией рябчиков, которых ел два часа назад.

— Нет, уже приехали. Молчите, — сказала Бьянка, и карета тут же остановилась. Осчастливленный Марвин вслепую нащупал ручку на двери, толкнул её и едва не вывалился из кареты.

— Мессер, осторожнее! Что вы делаете?!

Морозный воздух ударил в лицо, тошнота отпустила. Марвин глубоко вздохнул, опёрся на любезно подставленное ему плечо месстрес Бьянки. О да, то самое остренькое маленькое плечико, он его хорошо помнил — у Бьянки была такая забавная костлявенькая фигурка, и при этом дивной формы груди…

— Идите за мной, мессер, и помните: если вы снимите повязку, всё закончится, — зловеще сказала она.

— А в замок ты меня потом отвезёшь? — прагматично поинтересовался Марвин — это его сейчас больше всего волновало.

— Молчите!

Он послушно умолк.

Под ногами оказалось твёрдо — улица, похоже, была вымощена досками. Они прошли с десяток шагов, Бьянка сказала: «Ступеньки», потом Марвин услышал, как она стучит в дверь — затейливой дробью, явно сигнальной. После недолгой тишины дверь отворилась, и они вошли внутрь — там было тепло и пахло каким-то сильным цветочным ароматом, сладким, но не приторным. Бьянка снова сказала: «Ступеньки»; Марвин шёл за ней, как слепец за поводырём, и забавлялся от души. На последнем пролёте нарочно споткнулся и прижался лицом к её шее. Бьянка зашипела и с силой оттолкнула его маленькой холодной ладошкой.

— Прекратите, вы пьяны! От вас вином несёт!

— Так что же, я тебе не навязывался, — примирительно сказал Марвин, и она стукнула его по губам. Вот нахалка; Марвин не завидовал её мужу, если королева уже успела ей такового подыскать, как обещала. «А ведь меня хотели на ней женить», — в ужасе подумал он, но не успел сполна проникнуться этой мыслью, поскольку что-то вокруг изменилось: и воздух, и запах. Плечо Бьянки исчезло, он услышал, как она вышла, и в нерешительности остановился, пытаясь понять, что делать дальше. Долго гадать не пришлось — его тут же подхватили под руки с двух сторон и повели вперёд. Под ногами было что-то мягкое, с длинным ворсом — ковёр, а может, шкура. «А у меня, — виновато подумал Марвин, — такие грязные сапоги — ровно по навозу ступал. — Будто прочитав его мысли, его усадили в кресло и избавили от не приличествующей обстановке обуви. — Какая прелесть! Может, и штаны с меня сами стянут?»

— Будьте благоразумны, мессер, — раздалось над ним грудное женское контральто. Марвин невольно содрогнулся: если это и есть дама, приказавшая его похитить, то её габариты должны быть более чем внушительны. — Не трогайте повязку, не шевелитесь, молчите. И не смейте перечить великой месстрес Любви.

«Ещё бы я посмел», — скептично подумал Марвин, впрочем всё ещё обеспокоенный своим последним предположением, однако не сопротивлялся, когда нежные тонкие руки (две пары рук, если быть точным) сняли с него жилет и рубашку — спасибо, штаны всё-таки оставили, впрочем, он бы и не позволил непонятно кому раздевать себя догола. Потом его снова подняли и подтолкнули вперёд, и тогда на пояс ему легли руки, по одному прикосновению которых он понял — это она.

Одна из женщин запела — тихонько, протяжно. Повеяло сильным запахом благовоний — наверняка с примесью афродизиака, а может, они просто решили перебить винный дух, которым несло от Марвина. Лёгкие руки с тонкими пальцами осторожно скользили по его телу, а их обладательница упорно молчала, хотя её служанка с пугающим контральто продолжала нести какую-то настроенческую ахинею о месстрес Любви и её верных слугах. Марвин не обращал на это внимания, вслушиваясь в дыхание женщины, ладони которой гладили его грудь; потом осторожно накрыл её плечи руками. А плечи-то голые, да и вся месстрес, похоже, готова перейти к основной части вечера — как он выяснил мгновение спустя, быстро проведя руками по её голой груди: небольшой, удобно ложащейся в ладонь.

— …ибо месстрес Любовь требует от вас большего, отдайтесь же во власть её, — тоном преподобного брата на еженедельном богослужении пробубнило контральто, и Марвин сказал:

— Вот ещё чего не хватало. Где это видано, чтобы мужчина отдавался женщине во власть?

И, крепко обхватив стоявшую перед ним женщину за талию, сорвал с глаз повязку.

Здесь было темнее, чем он ожидал — горело всего две свечи по разные концы небольшой комнаты, и Марвин даже не мог разглядеть её толком, да он и не особо пытался. Только заметил, что лицо перед ним в густом, дымном от курений полумраке было неестественно белым, — и через мгновение понял, что это маска. Женщина поймала замешательство на его лице и рассмеялась — легко, серебристо. Она не пыталась вырваться — напротив, прижалась крепче к его голой груди своей голой грудью, и Марвин видел, как блестят её глаза сквозь прорези белой маски во всё лицо — единственного, что на ней было. Смешная, и тут продолжает дурачиться, прекрасно понимая, что он всё равно узнал её по волосам, голосу, телу. Но что же, раз ей так нравится — пусть.