Хэда - Николай Задорнов

О прибытии послов японского правительства американцам не сообщать. Предупредить, чтобы быстро подготовились к утру покинуть храм Гекусенди и уйти с берега на корабль.

Путятин сказал Накамура, что не может задержаться в Симода, должен спешить в Хэда. Встретиться с Саэмоном но джо пока никак не может, но из Японии не уходит, не прощается, рад будет встрече...

– У нас христианский праздник пасха, – добавил Посьет. – Поэтому адмирал спешит в Хэда, чтобы встретить праздник со всей командой. Кроме того, есть также другие важные обстоятельства.

Путятин сказал, что капитан Посьет явится немедленно к Саэмону но джо завтра и все изложит подробно.

– Завтра я ухожу на американском корабле в Хэда. Надо подготовить судно и моих людей, уходящих на нем в плавание в Россию. Об этом мы договорились с Америкой и заплатили императорским золотом. Постройка шхуны продолжается, и мы обязательно доведем ее до конца. Сам я остаюсь в Хэда. Если что-то неясно – жду вас там, Накамура-сама. Я вам объяснял, что невозможно взять женщин в плавание во время войны, их могут убить англичане ядрами. Моя команда состоит из очень храбрых морских солдат, и я должен послать ее на войну. Иначе мой государь будет озабочен. Зная дружбу Японии, мы глубоко благодарны и надеемся на милость вашего государя и шлем нижайшее почтение Кавадзи-сама...

– Посол хочет выиграть время! – сказал Кавадзи, выслушав возвратившегося Накамура.

Путятин сам не идет ко мне и не приглашает меня. Он хочет уклониться от переговоров! Сообщает, что немедленно, завтра же, Посьет явится для всех объяснений. Посьет готов будет выслушать все, что Кавадзи-сама найдет нужным сказать? «Нижайше просим!»

Путятин прислал письмо. Поздравлял по случаю благополучного прибытия. Писал, что очень рад был бы встретиться, но скоро не может, срочные дела...

«Я так и знал!»

Подали чай.

– Посьет тоже прыгал в воздухе, – сказал Накамура. – Шлепал каблуками и при этом поворачивался. Это записано. Все. Рапорты получены. Все документы будут храниться в канцелярии Управления Западных Приемов.

В глубине души Кавадзи говорил себе, что может понять Путятина. Не может не признать, что по-своему он прав и совсем не намеревается оскорблять Японию. Так у них принято во всем мире, и, по их понятиям, не они оскорбляют нас, а мы их. Но долг есть долг. Есть средство заставить адмирала. Можно сначала намекнуть, а потом сказать, что мы его не выпустим из Японии, если он не откажется от статьи трактата о консулах. В Эдо таким важным и опасным кажется этот пункт, что некоторые согласны отдать России весь Сахалин и не требовать тысячу островов, которые никогда не принадлежали Японии. Только бы не пускать русских консулов в города. И не пускать женщин.

Накамура поднялся и стал кланяться. Посмотрел по сторонам, как бы озираясь в страхе, шагнул поближе и с горьким выражением лица тихо сказал, что вечно благодарен Саэмону но джо и помнит все... но полиция... получила распоряжение из Эдо считать Кавадзи Саэмона но джо... русским шпионом. Ему не мешать при переговорах, но записывать, смотреть за каждым шагом. Передано из Эдо.

Кавадзи был спокоен и холоден. Накамура откланялся и ушел.

«Чьих это рук дело? – подумал Кавадзи. – Я, Кавадзи Саэмон но джо, – русский шпион? Но меня не так-то легко напугать... Накамура никогда не лжет и не ошибается. Это не зря им сказано. А была бы ошибка, он молчал бы. Он проверил все».

Тревоги овладевали мужественным сердцем чиновника-воина. Ведь меня только что принял и обласкал шогун. Канцлер Абэ выказал мне доверие...

Неужели в то самое время, когда награжденного и возвеличенного Кавадзи провожали с почетом из столицы, там уже произошла перемена и ему была уготована иная судьба? Он слишком умен и деятелен? Он раньше других осмелился совершить то, что было неизбежным, чего вся образованная Япония ждала уже давно? Или что-то другое?

Интриги реакционеров? Или хитрые и ловкие приемы главарей тайной полиции, кровавых карьеристов? Двуличие князя Абэ? Подготовка к свержению шогуна? Перемена правительственной политики? Или они хотят мне сделать то, что по китайской дипломатической философии называется «решеткой», когда пальцы, указывающие направление политики, вдруг перекрещиваются другими пальцами, указавшими вдруг совершенно новое направление. Тогда получается «решетка».

«Решетка» означает перемену политики, переориентацию...

Да может ли все это быть? Ведь так Саэмону но джо может быть в любое время, даже ночью, вручено повеление о самовспарывании... Вот та власть, которой я верно служу, которую я подпираю всей силой и старанием.

Саэмон отказывался верить...

Кавадзи вспомнил, что в дороге замечал странное поведение встречавших чиновников. Стоящие впереди кланялись и падали ниц, но улыбались как бы насмешливо да как-то странно.

На заставе Хаконе Кавадзи опять увидел голубоглазого японца – начальника стражи. Когда-то Кавадзи сказал ему: что может сделать ваша охрана перевала через гору Хаконе, когда идеи и машины иностранцев хлынут в Японию. Он хотел сказать, теперь настает время, когда Японию надо охранять по-другому, гораздо старательней и умнее. Тогда высокий страж возмутился. Теперь охранять Японию надо не тем, что в горах будешь придираться к шутникам! – вот что хотел пояснить Кавадзи. Желал научить его, открыть ему новые горизонты.

Кавадзи опять вспомнил, как вчера утром, перед уходом его шествия со станции Миасима, в том же направлении, но по другой дороге поскакал конный самурай. Неужели он вез указ считать Кавадзи шпионом? Что же это означает? Правительство дает чиновнику поручение, а в тайную полицию сообщает, что надо напоминать этому чиновнику, что за ним слежка, пугать его, все испортить ему, отравить, провалить его переговоры, лишить его стойкости. Отбить ему охоту изучать иностранцев, лишить его знаний, нужных для борьбы за Японию. Какая же, однако, эта американская красавица? – вдруг подумал Кавадзи, укладываясь под футон[42], и улыбнулся. Теперь, пожалуй, нельзя запретить ей жить в Японии. Мы уже не можем помешать. За нее Путятин, за него Россия и Америка и весь мир. Даже Англия тут будет с ними, а не с нами, хотя у нее война с Россией.

Хотелось бы посмотреть на американскую красавицу! Неужели душа отлетает у каждого, кто на нее посмотрит? Когда думаешь о ней, то самые странные слухи тоже отлетают...

Утром, до упражнения с мечом и потом в саду во время гимнастики и сабельных приемов, мысли нахлынули с новой силой.

«Меня, кем нация могла бы гордиться, объявляют предателем и шпионом! Нет, это не дело рук Абэ. Приказ о самоубийстве был бы послан мне благородно, будь мной недоволен канцлер, правительство или шогун. С благородными рыцарями службы и чести они поступают благородно».

Сведения, измышленные для успеха маленькой карьеры. Решили сделать большую карьеру... Это значит все же, что в государстве развал и к власти пробираются бандиты, евнухи и они слушают женщин, банкиров и торговцев.

Кавадзи вспомнил разговор с молодой служанкой. Она уже знала! Она предупредила его... но он не понял. И прежде, когда в его доме служила, была фамильярна с ним. Полагала, что ей все дозволено. Пришлось жене ее уволить. Кавадзи не поверил вчера, вернее, подумал, что она не то сказала, не так выразилась по простоте и безграмотности.

Кавадзи все же еще крепок и непоколебим. Он верен тенно, шогуну, канцлеру и правительству. И всем законам и обычаям страны, в которых воспитан. Он не испуган. Он докажет свою честность делом. Японию надо открывать. Дороги в мир надо прокладывать, какие бы подозрения ни состряпали покровители мелких доносчиков. Кто-то из реакционеров пустил слух, а высшие метеке сами перепугались? Может быть, так. Какие бы ни сеялись слухи, какие бы ни возникали домыслы, Кавадзи верен. Полоумные реакционные князья беснуются, а втайне сами мечтают об американском виски, золотых долларах... и будущих путешествиях в Европу.

Глава 13

ПОД ОДНОЙ КРЫШЕЙ

Кавадзи и Чикугу но ками сидели за бумажной перегородкой в Управлении Западных Приемов, слушая разговор Накамура с американцами. Кавадзи выпускал из свитка бумагу и столбцами, кистью записывал все сам, как добросовестный чиновник. При этом думал: «Мы – японцы – не меняемся. Остаемся такими же, как в Нагасаки в первые дни переговоров. И такими навсегда останемся, хотя подписали три трактата, сроком до детей и внуков, иностранцы понимают это выражение, как «на вечные времена». Саэмон искоса взглянул на красавца князя. Тот сидел в гордом спокойствии.

Губернатор Накамура добыл важные сведения об американцах, о чем уже доложил. Это удивительно, чудесно. Теперь послушаем, как он сможет воспользоваться. Кавадзи ждет. Ведь Тамея его выученик, приверженец и верный друг, что и доказал.

– Мистер Рид, кто назначил вас консулом? – спросил Накамура.