Инок - Андрей Ларченко-Солонин

И в этих словах пожилого человека звучала такая непоколебимая уверенность в сказанном, что сидящий, казалось, смог почерпнуть из них именно то, чего ему так не хватало в эти трудные минуты. В них чувствовалась та сила, та, несгибаемая воля, тот, наконец, стержень, которые не дают людям прийти в отчаяние и упасть даже в самые тяжелые моменты их жизни, когда кажется, что все уже кончено, а выхода нет да и быть-то, пожалуй, вообще не может. И лишь много-много позже начинаешь понимать, что главное – это не бросать весел и продолжать грести даже тогда, когда в этом уже, кажется, нет ни – какого смысла.

– Жизнь – штука сложная. Нужно будет еще во многом разобраться, и мне придется это сделать самому.

– Ну, вот и ладно. Ты отдыхай тут, а я новости пойду смотреть. Интересно, знаешь, что в мире делается.

– Послушай, Федор! – воскликнул в удивлении Александрыч. – Откуда у тебя электричество здесь?

Старик удовлетворенно хмыкнул.

– Терпение, друзья мои. Скоро вы все узнаете.

А через несколько минут во дворе под навесом затарахтела совсем ещё новенькая электростанция.

– Месяц назад привезли из города, – пояснил он. – Прямо на дом доставили.

Спать легли рано. Предстояла неблизкая дорога. До деревни не меньше сорока километров.

Утром Сергей провожал двоих уже успевших стать близкими ему людей в дорогу.

– Мука в амбаре, продукты в кладовой. Я заночую в посёлке, наверно. До вечера не успеть вернуться. Ладно, трогаем. Застоявшаяся лошадь резво взяла с места, а через несколько минут от саней остался только свежий след на снегу.

Человек повернулся и пошел в дом. Оставаться наедине со своими мыслями он не мог. Огромная гора чурбаков, лежащая прямо посреди двора, пришлась как нельзя кстати. Дело двигалось быстро.

Вечером, когда в голове, не спрашивая на то разрешения, сами собой проплывали все события последних дней, почему-то вспомнился недавний разговор с дядей Федором.

«Старик говорил так, как будто хотел что-то предложить. Хотя, возможно, что мне это только показалось. Как говорится, утро вечера мудренее. Пора идти спать». В уставшее тело сон пришел сразу, и Серёга уснул, забыв даже запереть дверь изнутри. Он был немало удивлен, когда, проснувшись рано утром, обнаружил, что хозяин уже дома.

– Дядя Федор, ты почему меня не будишь? Время-то, смотри, уже сколько.

Тот улыбнулся:

– А ты за вчерашний день недельную норму выполнил, вот теперь и спи давай целую неделю.

Они рассмеялись. Но душа в тот момент смеяться вовсе не хотела. Мысли в ней гнездились все те же, и отнюдь не праздничные. Думал о доме. Человеку не было страшно оттого, что его могли там убить. Гораздо страшнее казалось сейчас предательство жены. И эта душевная боль не могла сравниться ни с каким физическим страданием. С каждой вновь прожитой минутой она все сильнее грызла и терзала душу, не давая ей даже минуты отдыха, истязая до того, что, бедной, порою становилось неуютно в собственном теле, а лишенная смысла жизнь теряла для ее хозяина всяческую ценность. Заметив, что гость вновь помрачнел, Федор подсел к нему вплотную и заговорил первым.

– Вот что я скажу, парень. Тебе, как я понимаю, домой идти нельзя сейчас. Там тебя, конечно, ждут, но, думаю, далеко не с хлебом-солью. Не стоит, пожалуй, пока лезть на рожон. Если ты решишь уйти от людей навсегда, то живи у меня, сколько хочешь. Но если захочешь вернуться и вступить в схватку со своими врагами, то я могу помочь тебе получить, хоть небольшой, но все-таки шанс на победу. На это уйдет, я думаю, несколько лет.

– Несколько лет не срок, когда на карте стоит целая жизнь.

– Хорошо, я понял тебя. Когда придет время, мы пойдем к тем людям, что живут в долине и которых ты видел там, возле реки. Ты станешь моим названым сыном. Будешь жить у них. Они научат тебя всему, что знают сами. Научат сражаться и выживать там, где нормальному человеку это сделать невозможно. Переступив далеко за порог человеческих возможностей, ты сможешь победить даже в неравной схватке. Но подумай еще раз как следует, прежде чем принять окончательное решение. Если ты согласишься, то назад дороги уже нет. Порою будет трудно, очень трудно. Иногда, наверное, придется попросту балансировать на остром лезвии грани между жизнью и смертью. Но никогда, ты слышишь, никогда не оглядывайся назад и не ищи пути к отступлению. Будь честен, смел, и люди станут тебя уважать. И тогда, года через три, вернешься оттуда совсем другим человеком, если, конечно, вообще захочешь вернуться. Ну, а если убежишь, то всё равно поймают и, возможно, даже убьют, а на моем имени, останется несмываемое пятно позора.

Он замолчал. Сергей тоже не произносил ни слова.

– Нужно хорошенько обдумать все сказанное.

На память вдруг всплыли слова услышанные совсем недавно:

– Из каждого положения всегда есть три выхода. Первое – это пойти в город сейчас и умереть, второе – навсегда остаться здесь, и третье – постараться выжить у туземцев, вернуться в город и посчитаться с убийцами. Другие варианты вообще не приемлемы, а из этих трех наиболее предпочтительным, безусловно, является, последний. Ну, а если смерть, что ж, значит, такова судьба.

– Я согласен, – сказал Сергей неожиданно для самого себя.

Наверное, это говорил голос его души, которая приняла решение гораздо раньше, чем мозг успел все как следует обдумать. И хоть слов было сказано немного, означали они, пожалуй, очень многое.

– Это правильно, – поддержал его Федор.

– Пока живи у меня, а время придет – я отведу тебя к тем людям, с которыми ты проведешь впоследствии немало времени. Сейчас иди, отдыхай, завтра поедем в лес дрова готовить. Зима впереди длинная. А как снегу побольше наметет, так просто мука по лесу мотаться. Сейчас, погода вроде, подходящая стоит. Пойду, лошади сена дам.

Он нахлобучил на седую голову огромную мохнатую шапку и вышел во двор.

Сидящий остался один. Ему было над чем поразмыслить.

«Что за жизнь ожидает впереди? Но, как бы там ни было, это хоть какая то, но все-таки жизнь. Тогда как дома ее наверняка отберут те люди, что сейчас так глубоко ненавистны и с которыми справиться возможности нет. Да, они сильнее, у них есть власть и деньги. Пожалуй, стоит на какое-то время уйти от всего этого. Уйти, но лишь для того, чтобы впоследствии вернуться». И с той самой секунды, когда он это для себя решил, тот далекий мир с огнями и машинами, с приятным шелестом зеленых купюр и горячей кровью невинно загубленных жертв – он словно перестал для него вдруг существовать. Как будто бы какая-то невидимая и вместе с тем могущественная сила ни с того ни с сего направила мысли совсем в другое русло. Человеку показалось, что именно в эти секунды он вновь обрел себя, но уже в совершенно ином образе. В образе человека безжалостного, решительного и вместе с тем честного и справедливого. В образе человека, чуждого всех благ цивилизации, для которого намного важнее звона монет станет глоток чистой ключевой воды, и всего один вдох свежего лесного воздуха, пропитанного запахом хвои и пением птиц. Он с каким-то странным безразличием вспоминал теперь то, что случилось там, в таком далеком и неправильном мире, и даже более того, кажется, простил все то зло, которое этот самый мир ему причинил. Главным стало совсем не это. Главным стало то, что вновь наступил новый день, что солнце, несмотря ни на что, вновь сияет высоко в небе, что следом за зимними холодами неминуемо придет весна, прилетят певчие птицы, зажурчат ручьи, а трескучие морозы сменятся ласковыми и теплыми днями, когда все живое, пробудившись после зимней спячки, поет гимн свету и теплу.

Ожидания Федора подтвердились. Утро следующего дня выдалось солнечным и морозным. Пурга, бушевавшая несколько дней кряду, приутихла. Над головой простиралось бездонное ярко-голубое небо. Снег поскрипывал под полозьями саней. Лошади бежали резво. Отъехав от дома километра два, наконец-то добрались до противоположного края вырубки.

– Вот здесь я дрова и готовлю. Березки ровненькие, одна к одной – без сучка, без задоринки. Дальше ехать незачем. Пила, правда, сломалась. Придется работать вот этим. Он достал из саней большую двуручную пилу, и работа закипела.

К концу дня уставшие, но довольные от сознания того, что дело сделано, друзья стали собираться домой. Солнце клонилось к горизонту, разливая вокруг свое яркое, кроваво-красное сияние. Старик не торопясь запрягал лошадь. Он что-то добродушно ворчал себе под нос, похлопывая коня по упругой шее. Тот же, в свою очередь, не отвечал лаской на слова хозяина, проявляя отчего-то явную тревогу, фыркал, и беспокойно топтался на месте.

– Ну, что ты, что ты? Немного еще потерпи, сейчас уже домой поедем.

Сергей собирал в рюкзак нехитрые пожитки, разбросанные здесь же, под развесистой и корявой березой.

И тут произошло то, чего ни он, ни его спутник никак ожидать не могли. Серая тень в мгновение ока метнулась по ветвям дерева, а еще через секунду огромных размеров рысь оказалась прямо на спине у человека. Спас воротник шубы. Зверь не смог сразу прокусить толстый овчинный полушубок, а вернее сказать, прокусить настолько, чтобы убить. Но еще секунда-другая, и всё будет кончено. Дядя Федор выхватил большой охотничий нож и бросился на помощь. Но от него до места схватки оставалось не меньше пятидесяти метров, и преодолеть это расстояние он смог бы, как минимум, секунд за десять. А это уже слишком поздно.