Инок - Андрей Ларченко-Солонин

– Артем! Замолчи сейчас же! Как ты разговариваешь с матерью?!

– Ну, мам ты сама смотри. Делай, как знаешь. Меня дядя Вадим просил тебя предупредить. Не понимаешь ты, видать, своего счастья. Ладно. Я полетел. Не скучай здесь. Я навещать тебя буду. Да и дядя Вадим обещал тоже зайти. Да он, вроде, вон на улице стоит.

Мальчик вышел, а в комнату вошел Вадим.

При появлении так ненавистного ей человека с женщиной чуть было не случилась истерика. Она закрыла лицо руками и уткнулась себе в колени. Вадим, довольный собой, стоял, расплывшись в улыбке до ушей.

И тут произошло то, чего Таня ожидать ну никак не могла. Огромного роста санитар, взявшийся неизвестно откуда, взял стоявшего за шиворот и выкинул на улицу, словно дворовую собаку. Вылетая из узкого коридора, Вадим зацепился ногой за порог и плюхнулся в лужу прямо на толстый живот, ударившись головой о колесо своей же машины. Моментально вскочив на ноги и потирая ушибленный затылок, он начал что было силы кричать. Свидание на этом закончилось.

Оставшись одна в пустой комнате, женщина вдруг безудержно разрыдалась. Ей было жаль себя, она боялась за сына, который сейчас оказался предоставлен самому себе и так легко попался на удочку изувера и насильника.

Александр, будучи человеком слова, сразу же после разговора с женой своего друга принялся за дело. А действовать стоило, пожалуй, без лишних промедлений, но вместе с тем аккуратно и осторожно. Настаивать на официальном медицинском переосвидетельствовании женщины бесполезно, и он это прекрасно понимал.

«В этой долбаной больнице давно уже куплены все, кого нужно было купить. Иначе она вообще бы там не находилась. А кроме того, Вадим не должен заподозрить, что освобождение Татьяны – это дело его рук. Нельзя допустить, чтобы этот человек догадался, что кто-либо из экспедиции мог остаться в живых. Иначе – новая бойня и новая кровь. Он станет проверять всех, и не исключено, что пострадают родственники. Задача не из легких, если не сказать большего. На практике она вообще почти что не – выполнима».

Но кое-что Саня уже сделал. Один из санитаров оказался его давним корешем и пообещал другу, что присмотрит за женщиной. Но долго это продолжаться не могло. Володя (так его звали) уже успел нажить себе из-за этого кучу неприятностей. Совсем недавно его вызывал в кабинет главный и чистил почем зря.

– Как ты мог так поступить? Ведь это такой известный и такой прекрасный человек, – орал он, разбрызгивая слюни. – Вышвырнуть на улицу, словно дворовую собаку? Да ты хоть думал, что делаешь-то?

– Но я же не знал, кто он такой, – оправдывался парень.

– Смотрю, мужик к больной пристает. Ну, я его и проводил. Вдруг, думаю, баба вены начнет себе вскрывать или еще чего. От дуры-то ожидай чего угодно. Нам опять же неприятности лишние.

Начальник, кажется, ему поверил, да и упрекнуть Владимира, в общем-то, не в чем. Действовал он по инструкции. Можно, конечно, обойтись с посетителем и поаккуратнее, но это не принято в их больнице. Здесь вообще очень сложно добиться свидания с больным.

Парня простили, но он строго-настрого был предупреждён, чтобы в будущем даже пальцем не смел прикасаться к этому человеку, а, напротив, оказывал ему всяческие помощь и содействие. А это значило лишь то, что визит Вадима в больницу не был последним. И кто знает, каких еще подлостей от него можно ожидать в ближайшее время.

Саня вышел на улицу, нахлобучив на глаза зимнюю шапку и накинув на плечи полушубок нараспашку. На городских тротуарах во всем уже чувствовалось нежное дыхание приближающейся весны. Снега не осталось. Солнце грело совсем по-летнему, но холодный северный ветер, налетающий порой неизвестно откуда, пробирал до самых костей. На вербах нахохлились пушистые почки, а воробьи, напротив, прилизывали свои перышки и щебетали как-то по-особенному весело и непринужденно, радуясь теплу, свету, и видимо, всем своим птичьим нутром чувствуя скорое приближение доброй красавицы весны. Ясное солнечное воскресное утро радовало все живое своим приходом.

Целью идущего стала сейчас дача главного врача той самой больницы, где лежала Татьяна. Через своих людей он узнал, где живет Алексей Михайлович Егоров. А сосед по квартире сообщил, что тот еще накануне вечером с семьей уехал на дачу. Доехав на автобусе до окраины города, не спеша вышел на грязную обочину.

«Дальше, нужно идти пешком». До места оставалось еще километров десять, и это в лучшем случае. Но десять километров, конечно же, не расстояние. В экспедиции, когда они добирались до злополучной долины, сорок за день было нормальным переходом. Он быстро пошел вперед по грунтовке в сторону дачно-садового кооператива «Заря», где, собственно, и находилась дача Алексея Михайловича.

Место оказалось самое что ни на есть обычное. Симпатичные домики, ухоженные участки, нарезанные ровными рядами по шесть соток.

Найти нужную усадьбу и не привлечь ничьего внимания – это задача номер один, и стоит как можно скорее приступить к ее выполнению.

Возле крайнего дома в палисаднике копал грядки какой-то дед.

– Привет, дедуля!

В ответ старик лишь молча кивнул головой. Наверное, он привык с осторожностью относиться к новым знакомствам, и к тому же не был особенно склонен к разговорам.

«Это даже хорошо».

– Дедушка, а как бы мне Егорова Алексея Михайловича найти?

Старик наконец-то повернулся к своему новому собеседнику, осмотрел его с ног до головы оценивающим взглядом, полным презрения, и процедил сквозь зубы:

– Иди по средней улице, там самый большой дом. Он один такой, не ошибешься.

После чего вновь отвернулся и молча продолжил возиться со своими грядками. Саня зашагал прочь.

«Видимо, доктора здесь не особенно уважают. А дедок ничего. Болтать попусту не станет. По крайней мере, пока не подопьет, к врачу с докладом не побежит. А значит, время есть». Он поднес к глазам бинокль.

«Вот хозяин, а вот его жена. Больше, вроде бы, никого. Это хорошо. Вечером попозже я, пожалуй, к тебе загляну на чашку чая, так сказать. Спросонья-то, посговорчивее станешь. А то среди дня баба крик подымет, да и в лицо запомнить могут».

Человек взобрался на огромную сосну, что стояла на самой опушке леса, и из-под ее густой кроны продолжил наблюдение. На участке копошились по-прежнему двое.

На дереве просидел до вечера. А когда солнце уже начало прятаться за горизонт, спустился по толстым веткам вниз и не торопясь побрел в чащу леса, подыскивая подходящее место для отдыха. Огонь развел в густом осиннике (там не видно дыма и в случае внезапного нападения всегда можно сразу скрыться от врага.) Возможно, что это была излишняя предосторожность, но поделать с собой уже ничего не мог, ведь простые правила кровью и шрамами прописались на собственном теле.

«Ни собак, ни посторонних на даче не видно. Но жена. Как быть с ней? Придется, наверное, подпереть дверь снаружи, чтобы не выскочила на улицу, и влезть через окно. Хотя план войну покажет. Главное – припугнуть как следует». Саня подбросил несколько веток, в разгорающееся пламя и поудобнее устроился возле огня, навалившись на старую, корявую осину. Как задремал, и сам не заметил, а проснулся уже посреди ночи от холода. Быстро встав, сразу же взглянул на часы и только после этого вздохнул с облегчением.

«Два часа ночи. Что ж, пожалуй, самое время, пора». Дачу врача искать долго не пришлось. Это строение вовсе не походило на те маленькие клетушки, которые принято ставить на заветных шести сотках. Добротный кирпичный дом располагался на двух участках сразу. Подземный гараж с бронированными железными воротами находился внизу.

«Видно, на поток дело поставил, широко развернулся», – со злостью отметил про себя.

«И Вадим, небось тоже немалый куш отвалил, чтобы здорового человека в психушке держать».

Вошел через открытую калитку соседнего домика. Затем перемахнул невысокий заборчик и, пройдя мимо огромных теплиц, подошел сзади, со стороны веранды.

«Что ж, милый, сейчас я буду тебя лечить», – подумал человек, растирая занывший почему-то, шрам от пули в правом боку. Дверь оказалась запертой изнутри. Он припёр её стоявшей рядом лопатой ещё и снаружи.

«Ишь ты, какой предусмотрительный, кого-то, видно, побаивается».

Без особого труда выставив стекло, осторожно влез на веранду и бесшумно поднялся по лестнице. Парадный вход на кухню оказался открыт, и Саня беспрепятственно вошёл внутрь.

«Ну, вот, доктор, ну как же вы так могли опростоволоситься, не закрыв входную дверь? А теперь я к вам иду, так что уж не обессудьте». Хмыкнув ещё что-то себе под нос, надел приготовленную заранее маску.

На стене громко тикали ходики. Со стоящей справа кровати слышалось легкое посапывание. Супруга разместилась на диване у противоположной стены. Гость неслышно подошел к врачу и накинул ему на шею удавку. Тот, попытался было встать, но тонкая и прочная нить больно врезалась в горло. Вместо крика с губ сорвался лишь негромкий хрип.