Японская новелла - Сёсан Судзуки

Три

Трепещу,Сердце волнует любовь,Лишь только увижу тебя,О, бесчувственная.

Четыре

Черной ночьюМечтаю о тебе.Подушка и рукавВ росе-слезах.

Пять

Опять и опятьМне кажется — ты здесь.И скоро я растаюОт тоски.

Шесть

Есть в соседней долинеОлень.О жене своейОн проплакал всю ночь.

Семь

Всему светуУже известно о нашей любви.Из-за тебяПогибнет мое доброе имя.

Восемь

Возьми меняИ у себя оставь.Ты и не знаешь: тыПрекрасна, как луна.

Девять

Деваться некуда.Нам встретиться не суждено.Но все встречаютсяВ Чистой земле Амиды.

Десять

Держать — не удержать.Соколенок вылетел из клетки.Когда его увижуНа моей руке?

Одиннадцать.

Один хотя бы разСлучилось то,О чем твердит молва.Как было бы прекрасно!

Двенадцать

Двое любят — хорошо.“Бедняга!” — скажут,Если любишьБезответно.

Тринадцать

Тревожишься,Тебя ж не любит —Пусть.Любить всегда прекрасно.

Четырнадцать

Черед мне умереть.Не жаль.Из-за тебя растаять —Моя судьба.

Пятнадцать

Пятно для жизни будущей,КогдаЖизнь эта бреннаяРастает, словно пена.

Шестнадцать

Шел яИ обошел всю землю.Но сердце своеНесу тебе.

Семнадцать

Семь разХодил в далекий храм.МолилсяО свидании с тобой.

Восемнадцать

Вопреки стыдуСказал: “Люблю”.Но встретитьсяНе смею.

Девятнадцать

День и ночьОжидаю тебя.От нетерпенья и слезИстлели рукава.

Двадцать

Двое любят — хорошо.“Бедняга!” — скажут,Если от любвиЛишишься сна.

Служанка выслушала его. Она не очень любила мандарины, но ей так понравились стихи, что она сказала: “Прибавь еще штучку”. Домэй дал ей еще один мандарин и произнес:

Двадцать один

Деваться некуда.Решился разСказать про любовьИ истратил множество слов.

Служанка внимательно посмотрела на Домэя и сказала:

— Вы так замечательно торгуете мандаринами, отчего это?

Он ответил:

— Льют и льют. Служанка не поняла его.

Между тем дама слышала их разговор, и послала служанку проследить, куда пойдет торговец. Домэй вышел из дворца. Он решил: “Сегодня день уже кончился, может быть — завтра?” Подумав так, он отправился на постоялый двор. И вот служанка, хорошенько запомнив дорогу, вернулась обратно. Хозяйка сказала:

— Ты, верно, не понимаешь что имел в виду этот торговец, когда он сказал “Льют и льют”? А ведь он имел в виду любовное послание госпожи Исэ58 принцу Гэндзи:

От любви к тебе,От слез проливныхПромокли рукава.Не просушишьЛьют и льют.

Вот что он хотел сказать.

Сказав так, дама про себя подумала: “Сердце влечет меня к нему! Когда Оно-но Комати59 находилась в расцвете молодости и красоты, в нее влюбился Хэндзё60, но он не смог преодолеть ее холодность и умер от любви. Это был ужасный грех, но от судьбы не уйдешь, и их имена оказались связанными навеки.

Пусть судачат,Все равно“Люблю!”Скажу тебе.Молча не хочу пропасть.

Вспомнив про это стихотворение и размышляя о его смысле, дама вышла из дворца в сопровождении служанки. Ее переполняло любовное чувство. Она подошла к постоялому двору, чуть слышно постучала в дверь и прочла:

Выйди — просушиПод светлою луной,Свои рукава,Мокрые от слез,Что льют и льют.

Домэй услышал ее, и, будучи как бы во сне открыл дверь, но не покидая комнаты, с видом печальным прочел:

Пусть я не выйду,Но если сердце есть у тебя,СветиИ мрак рассейО, светлая луна!

Он был сам не свой от этой любви с первого взгляда... Рука об руку они вошли в комнату. В ту ночь, верные клятве, они были одним целым — словно пара мандаринских уток. Но прошла ночь, настало утро прощания. Домэй в знак любви отдал ей кинжал. Она спросила:

— Такой кинжал бывает только у женщин. Откуда ты его взял?

— Этот кинжал особенный. Младенцем меня оставили на мосту Годзё, приемный отец вырастил меня. Потом он отдал мне этот кинжал — он был при мне, когда мать оставила меня. Я думал о ней, поэтому и хранил его и никогда с ним не расставался.

Когда он сказал так, женщину стали одолевать сомнения:

— А сколько тебе лет?

— Когда мать бросила меня, я был еще совсем крошечным, теперь мне восемнадцать, — ответил Домэй.

— А какое было приданое у новорожденного?

— Узорчатая рубаха, а еще стихотворение.

— Ты его помнишь? Домэй тут же прочел:

Пусть пройдетХоть сотня лет,Хоть двестиЗапомню тебяМладенцем.

— Вот такое стихотворение, — сказал он.

Когда Идзуми Сикибу оставила ребенка на мосту, она взяла себе ножны от кинжала — она верила, что это как бы часть ее самой, поэтому она никогда с ними не расставалась. Теперь она достала ножны и вложила в них кинжал. Теперь ножны и меч нашли друг друга, теперь мать и сын, разлученные столь долго, встретились. Вот такова наша жизнь в мире страданий... Идзуми Сикибу прозрела, и в ту же ночь она покинула столицу.

Она шла по берегу залива Оноэ, и в ушах ее стоял колокольный звон, она шла по берегу залива Тосигата, и ей слышался неясный шум, она шла сквозь туман и облака, она поднялась в храм Сёся, что в провинции Харима и стала ученицей преподобного Сёку. Когда ей исполнился шестьдесят один год и она достигла высшей мудрости, она начертала на опоре храма стихотворение:

Из темнотыМы рождены,И в темноту уходит путь.Свети же ярче,Месяц над вершиной!61

Говорят, что выражение “опора со стихотворением”, пошло с тех пор, как она начертала эти строки на опоре храма Сёся, что в Харима.

КОШКИ-МЫШКИ

Все живые существа — будь то люди, птицы или же звери — прекрасно знают, что мир и порядок в Поднебесной имеют своим источником добродетельное управление. И мы действительно можем утверждать, что нынешние времена — намного лучше, чем даже далекое и блистательное прошлое — правления китайских первоимператоров Яо и Шуня.

В середине восьмой луны 1602 года был обнародован указ, согласно которому все кошки в столице должны были быть спущены с поводков. В связи с этим на углу Первой улицы было повешено распоряжение городских властей, в котором говорилось нижеследующее: “Предписывается спустить всех котов и кошек с поводков. Коты и кошки подлежат полному освобождению и им дозволяется гулять там, где им того пожелается. Кроме того, предписывается торговлю кошками упразднить. Нарушившие данное распоряжение подлежат суровому наказанию”.

Согласно этому распоряжению, каждая милая сердцу своего хозяина кошка должна была быть снабжена биркой с его именем, освобождена от поводка и отпущена на все четыре стороны. Кошки пришли в неописуемый восторг и разбежались по всему городу, празднуя обретенную свободу. Радость их объяснялась тем, что отныне они могли ловить мышей, где угодно в полное свое удовольствие.

И теперь замученным бесконечными преследованиями мышам стало прятаться негде. Теперь они уже не могли вольготно разгуливать по коридорам и чердакам, а когда они выбирались наружу, мышам приходилось красться по улицам без всякого попискивания. Горожане же, напротив, пребывали в надежде, что указ будет строго исполняться и в дальнейшем.