Совсем другая тень - Анатолий Ромов

– Но ведь он может подстеречь тебя на работе?

– Может. Только вряд ли решится на это. Около моей работы слишком людно.

– Значит, он будет искать тебя по всей Москве?

– Зачем? По моим точкам. Если он знает Веру, будет искать эти точки с ее помощью. Если же не знает, попробует выследить самостоятельно. Естественно, не один, а с помощью шестерок. Начнут они с моей машины, тачка у меня заметная, засечь ее нетрудно. Так вот, по моему плану каждый вечер я буду ставить тачку у твоего подъезда. Рядом с твоей. Дом у тебя с галереями. Войдя вместе с тобой в подъезд и перебравшись по галерее, я затем буду незаметно выходить из другого подъезда и возвращаться сюда. Само собой, не на машине. Ну и будем ждать. Ты у себя в квартире, я в мастерской. Понимаешь, почему мы должны ждать в разных местах?

– Чтобы я мог тебе позвонить в случае его появления?

– Да. Но не просто позвонить, а позвонить условным звонком. Вадим Павлович хитер как змей.

– Но он ведь может понять, что я пошел звонить по телефону. Или услышит звуки диска, когда буду набирать номер. У меня дверь не обита. Все слышно.

– Не поймет и не услышит, если сразу после звонка в дверь ты пустишь воду в ванной или выведешь магнитофон на полную мощность. Потом ты подходишь к двери, выясняешь, кто там. И если у тебя возникнет хоть какое-то подозрение, просишь подождать, объяснив, что хочешь убрать шум. Набираешь нужный номер. Сюда или ко мне на работу, в зависимости, когда это произойдет. Услышав мой отзыв, стучишь пальцем по мембране.

– Ясно, – не сразу сказал я. – Ну а дальше?

– Дальше, убрав шум, ты снова подходишь к двери. И как можно дотошней, всячески затягивая время, начинаешь выяснять, кто пришел. Чтобы успела подъехать милиция. План ясен?

– Только разве я смогу удержать его у двери так долго? Милиция раньше чем минут через пятнадцать не приедет. А приедет – начнет расспрашивать. Что говорить?

– Говори все как есть. Скрывать нам нечего.

– И про поездку под Смоленск тоже говорить?

– Про поездку… – Сашка помолчал. – Про поездку пока воздержись. Пока.

– Почему? Ведь все равно выплывет? Рано или поздно.

– Выплывет, будем думать. Пока же особо распространяться не стоит.

– Почему?

– Из-за Вадима Павловича. А также Юры и Жени. Если кто-то из них останется на свободе и узнает, что мы их валим, нас точно прирежут. Без вариантов. Так что лучше рассказать о поездке как можно позже. Когда мы будем знать точно, что их всех взяли. Всех до одного.

Сашка замолчал. Молчал и я, разглядывая мастерскую. Примерно треть помещения занимали приставленные к стене готовые картины. Еще треть – место для работы, с мольбертом и стоящим перед ним на подставке начатым холстом. Из мебели – только составленные углом два плюшевых дивана и стол.

Наконец Сашка встал:

– Ладно, Серый. План у нас есть. В остальном же не будем ломать себе голову. Поедем к тебе? Ты ведь обещал белье.

– Обещал. Едем.

Возле моего дома мы сделали все так, как предложил Сашка. Девятка была поставлена рядом с шестеркой, мы с Сашкой незаметно осмотрелись и, не увидев ничего подозрительного, поднялись ко мне в квартиру.

У меня Сашка пробыл недолго. После того как мы выпили кофе, он захватил белье и вышел через другой подъезд. Минут через пятнадцать он позвонил и сообщил: до мастерской ему удалось добраться без приключений.

Подтверждение алиби

Мысль, что Новлянская все же как-то связана с Вадимом Павловичем, не оставляла Рахманова после ее допроса.

На следующее утро он укрепился в ней еще больше. Но прежде чем разбираться с Новлянской, надо было выяснить истинную роль Лотарева. Поэтому на следующий день после допросов Рахманов выехал на Сенеж – проверить алиби Лотарева лично.

В машину, «уазик» ГУВД, заказанный на весь день еще с вечера, он сел лишь в начале одиннадцатого. Узнав, что водитель бывал на Сенеже, уточнил задачу: нужно не просто доехать до озера, но еще и найти одну, а может, и несколько точек на его берегу. Сказав, что на месте они наверняка разберутся, водитель тронул машину. Ведомый опытной рукой «уазик» вывернул на улицу Горького, затем без помех добрался до Ленинградского шоссе, а еще минут через сорок свернул к Сенежу.

В поисках базы «Рыболов Сенежья» Рахманов хотел было руководствоваться лишь показаниями Лотарева, но в конце концов пришлось несколько раз останавливаться, чтобы выяснить маршрут у встречных. Наконец, выехав из редкой приозерной поросли и прокатившись метров сто по поляне, они остановились у базы. Рахманов спрыгнул на землю, и тут же раздался яростный собачий лай. Натягивая закрепленную на проволоке длинную цепь, крупный молодой пес, угрожающе рыча, бросился на металлическую сеть. Упругая сеть его отбросила, и он опять кинулся на нее, заливаясь лаем.

Чмокнув собаке, отчего она залаяла еще свирепей, Рахманов крикнул:

– Эй! Есть кто-нибудь?

Собака продолжала лаять и метаться, явно пытаясь сорваться с цепи. На призывы Рахманова, повторенные несколько раз, никто не ответил. Но судя по затянутым холстиной лодкам у причала, подметенным дорожкам, аккуратным кучам палых листьев, база покинутой не была.

Обойдя забор, Рахманов нашел ворота. Крикнул что было сил:

– Эй, люди! Отзовитесь!

На этот раз его услышали. В среднем домике стукнула дверь, заскрипели шаги по гравию дорожки. Наконец из-за домика вышел невысокий худощавый человек, одетый в свитер грубой вязки и джинсы. На вид ему было около шестидесяти. Остановившись, приказал собаке: «Дик, молчать! А ну, кому сказали!» Та, рыкнув еще раз для порядка, замолчала, улеглась на землю.

Человек посмотрел на Рахманова:

– Вам что?

– Простите, можно кого-нибудь из служащих?

– Я служащий. По какому вопросу?

– Я из прокуратуры. Мне нужно с вами поговорить.

Человек подошел ближе; блекло-серые глаза стали настороженными.

– Интересно, что это может у нас понадобиться прокуратуре?

– Ничего особенного. Просто мне нужны ваши свидетельские показания.

– Свидетельские показания?

– Да. Вы выйдете или я зайду? Как вам удобней?

Человек взглянул на машину, снова посмотрел на Рахманова. Склонил голову набок:

– Пожалуйста, заходите.

Пройдя в калитку около ворот, Рахманов показал развернутое удостоверение:

– Рахманов Андрей Викторович. Следователь прокуратуры.

– Голиков Николай Иванович. Работаю здесь сторожем. – Человек кивнул в сторону причала: – Там скамеечка. Сядем?

– Сядем.

Они прошли к скамейке. Присев, Рахманов посмотрел на Голикова:

– Значит, вы здесь работаете сторожем?

– Точно. Правда, сейчас еще и завом, по совместительству. Наш зав в отпуске.

– Вообще, тут большой штат?

– Да нет. Зав да я. Вот и весь штат.

– Вы что, прямо здесь и живете?

– Угадали. Прямо здесь и живу.

– Понятно. – Рахманов достал фотографию Лотарева. Протянул: Посмотрите. Может, вы видели когда-нибудь этого человека?

– Ну-ка… – Взяв снимок, Голиков отвел руку подальше, прищурился, изучая снимок. Примерно через полминуты неохотно сказал: – Лицо вроде знакомое. Где-то я его видел.

– Не ошибаетесь? – Спросив это, Рахманов подумал: кажется, алиби подтверждается.

– Да нет. На память пока не жалуюсь.

– Ну а где вы его видели? Постарайтесь вспомнить.

Голиков опять вгляделся в фотографию. Покачал головой:

– Где… – Посмотрел на Рахманова: – Кто это? Я смотрю, вроде не местный. Что-нибудь натворил?

– Еще неизвестно. Все же постарайтесь уточнить, где вы могли видеть этого человека?

– Где… Вот черт… У нас он не отдыхал. Наших я всех помню. Но где-то я его видел… Нет. Не могу вспомнить.

– Может, он просто отдыхал недалеко от базы? Загорал? Купался?

Голиков посидел, глядя на причал:

– Загорал… Может, и загорал. Знаете, сколько тут народа вертится летом. Всех не упомнишь.

– Ну, а допустим, если я скажу, что это было в начале июля?

Голиков покосился:

– В начале июля?

– Да. В первой декаде.

– В первой декаде… – Повернул голову. – Подождите… Случайно, он не художник?

– Художник. – Теперь не было сомнения: Лотарев здесь был.

Голиков вернул снимок:

– Все. Вспомнил. Был он здесь, этот парнишка. Как раз в июле.

– Когда точно, не помните?

– По числам не помню. Помню, был конец недели. У нас как раз заезд бывает в конце недели.

– Конец недели был девятого и десятого. Одиннадцатого – воскресенье.

– Значит, этот парнишка приехал в пятницу. Девятого.

– Он точно был здесь днем девятого? – В этом вопросе для Рахманова заключался главный пункт алиби.

Голиков помедлил с ответом, вздохнул:

– Ну, я же не записывал, когда это было точно.

– Давайте я вам помогу. – Рахманов изучающе посмотрел на сторожа.

– Давайте, – согласился тот. – Как?

– Вспомните: может, в те дни произошло какое-нибудь событие, которое было зафиксировано?

– Событие?