Гори оно все огнем - Георгий Александрович Ланской
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автомат выплюнул купюру назад. Маша сунула ее снова. Автомат снова не принял деньги. Маша вынула пятитысячную, сложила пополам, развернула и сунула в приемник, убежденная, что на сей раз произойдет то же самое. Деньги явно фальшивые, что не особенно успокаивало. Даже фальшивки чего-то стоили, особенно в таких количествах. Фальшивые деньги – это бизнес, и наверняка весьма прибыльный…
Она не успела додумать. Автомат пискнул и сожрал купюру. На табло появилась надпись: «Завершить покупку?» Слабеющей рукой, Маша нажала на клавишу, взяла чек и выскочила наружу, в одуряющую жару. В ее сумке лежала котлета стоимостью в полмиллиона, за вычетом тех пяти тысяч, что она скормила терминалу. Выходит, деньги настоящие? Это не укладывалось в голове. Кем была Маргарита? Откуда у нее эти миллионы, так запросто оставленные в пустой квартире, в весьма ненадежном тайнике? Она внезапно почувствовала, что, вырвавшись из одной западни, угодила в другую. Ей захотелось никогда не встречать Маргариту и не пользоваться ее личностью, но потом она одернула себя: это ведь значило, что она бы осталась с Олегом. Потыкав пальцами в экран телефона, Маша вызвала такси через приложение. Когда к ней подъехал потертый «Рено Логан», Маша уселась на заднее сиденье, заранее настроившись на очередную оборванную нить.
Новосибирский театр «Красный факел» встретил Машу закрытыми дверями. Сезон, естественно, давно закончился, в здании шел ремонт. Рабочие красили стены и высокие колонны у центрального входа в желтый цвет. Маша ткнулась в боковую дверь касс, но и та была закрыта. Обойдя здание, Маша наткнулась на дверь служебного входа, но и она оказалась заперта. Маша вновь вернулась к центральному входу, подергала ручку и, разочарованно вздохнув, отошла. Но не успела она спуститься по лестнице, как ее окликнули:
– Вы что-то хотели?
В дверях стояла женщина в бордовой униформе, полная, пожилая, с добрым лицом библиотекарши.
– Здравствуйте, – сказала Маша.
– Здравствуйте. Если вы забронировать билеты на сезон, то касса уже закрыта, приходите завтра. Ну, или через сайт можете купить. Сейчас все онлайн можно сделать.
– Нет, я… – замялась Маша, а потом решила сказать правду, точнее, хотя бы часть ее. Трагедия всегда вызывает больше отклика, чем путаные россказни о пропавшей подруге, которые она поначалу хотела пустить в ход. – Мне бы поговорить с кем-нибудь из администрации.
Женщина сразу насторожилась.
– А в чем дело? – холодно спросила она. – У вас какая-то претензия?
– Да нет никакой претензии, что вы… Давайте я объясню…
– Ну, давайте, – согласилась униформистка, но с места не сдвинулась и внутрь театра Машу не пригласила. Теперь импульсивное желание приехать сюда и немного поразнюхивать уже не казалось Маше таким хорошим. Объяснять что-то она была не готова, но отступать было поздно и как-то невежливо после того, как она пыталась брать двери штурмом.
– Я отдыхала в Крыму с одной из вашей актрис. И с ней случилось несчастье. Я подумала, что надо бы на работе сообщить, она вроде как одинокая была.
Женщина побагровела и схватилась за горло, словно воротник блузки душил ее.
– Почему – была? – спросила она сиплым, как с мороза, голосом.
– Может, вам присесть? Или водички?
– Почему вы сказали – была? – прохрипела женщина. – Вы с Анной Сергеевной отдыхали?
– Анной Сергеевной?
– Ну да. Господи, она же в Крым поехала, и она совсем одна, после того как Павел Петрович скончался… Ах ты, господи боже, несчастье какое… Идемте, идемте скорее…
Она втащила Машу внутрь и бдительно заперла дверь, отсекая возможность сбежать к чертям подальше из этого склепа культуры, гулкого в своей пустоте, без зрителей и актеров. В фойе, где было тихо, душно и пустынно, женщина грузно, почти мимо, опустилась на банкетку и потянула Машу присесть рядом.
– Господи, господи, что же теперь будет? Сезон через полтора месяца, она почти в половине спектаклей занята! Это ж надо режиссеру звонить, предупреждать, все графики перекраивать! А что с котом ее делать? Это ж такое горе, еще не старая совсем! Бедная, бедная Анечка, душечка наша!
Женщина зарыдала, уткнувшись лицом в сложенные лодочками руки, а Маша, неловко помолчав, подергала ее за рукав, заставив стихнуть отдающие в купол рыдания.
– Вы сказали – Анечка?
Женщина отняла руки от лица.
– Ну да. Вы же сами сказали – Анна Сергеевна умерла.
– Я не сказала – умерла. То есть я вообще ничего не сказала. И почему Анна Сергеевна?
– Так вы же сказали! – удивилась собеседница.
Маша вздохнула. Перед ней была типичная кликуша, которая, еще не дослушав, делала выводы и начинала биться в истерике.
– Женщину, с которой я отдыхала, звали Маргарита Захарова. И с ней действительно произошло несчастье. И поэтому я пришла сюда.
Униформистка перестала всхлипывать и поглядела на Машу с раздражением.
– Зачем?
– Что – зачем?
– Зачем вы сюда пришли? Господи боже! Вы же меня чуть до инфаркта не довели. Я подумала, что Анечка скончалась. А вы мне морочите голову! Вам не стыдно?
– Ничего я не морочу, – возмутилась Маша в какой-то нелепой попытке оправдаться. – Я отдыхала с женщиной, которую звали Маргарита Захарова, она сказала, что служит в «Красном факеле», что она – актриса. Она даже называла спектакли, я пока шла, афишу прочитала, у вас точно они идут.
– И в чем же она играла?
– Она играла Голду в «Поминальной молитве», – выпалила Маша, подумав, насколько нелепо звучат ее слова. Женщина снисходительно поглядела на нее и сказала с интонацией, которой обычно успокаивают детей и буйных больных.
– Девушка, я не знаю, что она вам говорила, если вы, конечно, меня не разыгрываете, но у нас нет и никогда не было актрисы Маргариты Захаровой.
– Точно? – безнадежно спросила Маша.
– Абсолютно. И уж точно она не выходила в «Поминальной молитве».
– Погодите, – воскликнула Маша, – она говорила, что приезжала сюда из Кемерова на гастроли. Может, она играла во втором составе?
– Девушка, я тут уже двадцать лет работаю. И знаю всех, кто выходит на сцену как в первом, так и во втором составе. К
