Мститель - Эдуард БОРНХЁЭ

И кузнец появился.

Однажды — это было уже в начале зимы — люди, проходившие мимо кузницы, увидели, что Виллу опять стоит за наковальней и кует железо так, что искры летят. Но если кто-нибудь заговаривал с кузнецом, то вскоре замечал, что в нем произошла большая перемена. Он, казалось, совсем забыл, что такое смех и шутки; о своей поездке он не говорил ни слова. Вместе с ним вернулся и Прийду и, по-видимому, стал у кузнеца подмастерьем; в свой родной дом Прийду даже не показывался. Целыми днями они усердно работали, вечером бродили по деревням. Крестьяне, в свою очередь, часто навещали кузнеца и скрывались иногда по целым часам в темном чулане, находившемся, как мы знаем, рядом с кузницей. Порой казалось непонятным, как такой маленький, похожий на келью чулан мог вместить столько людей.

Хинрик Дусмер со своим войском уже прошел дальше и истреблял теперь ляэнемасцев, уцелевших от первой войны.

В земле Сакала царил полный покой.

11

Со дня исчезновения Прийду душевный покой ристиской Крыыт был нарушен. Непонятное проклятие сына так потрясло ее и без того слабую душу, что временами она казалась совсем помешанной. Крыыт целыми днями плакала, часами ждала у ворот возвращения сына, жалобно выкрикивала его имя, бродила в поисках Прийду по лесам и деревням. Но он все не возвращался. В сердце матери вспыхнула горячая тоска по дочери, которая также не подавала о себе никаких вестей. Крыыт много раз ходила к воротам мызы Пуйду, но ее не впускали, несмотря на самые жалостные ее просьбы: даже лицо Май ей не удавалось увидеть хотя бы издали. Наконец она отправилась к самому вильяндискому комтуру с просьбой, чтобы тот заставил своего племянника отпустить Май, но разгневанный комтур выпроводил ее и строго запретил ей показываться ему на глаза. Крыыт захворала и всю осень пролежала в постели. Только в декабре больная встала на ноги, но от прежней Крыыт осталась одна тень; она так постарела и осунулась, что жаль было смотреть. Однако раздражительность и беспокойство ее как будто еще больше возросли. На людях она уже не оплакивала потерянных детей, зато, оставаясь одна, вела с ними длинные беседы; присутствия посторонних она не выносила, а для своих рабов была сущим наказанием. Однажды она случайно узнала, что Прийду видели в кузнице. Не теряя ни минуты, она побежала туда через лес, по глубокому снегу, и с радостным криком бросилась на шею сыну. Но Прийду вырвался из ее объятий и повелительно указал ей на дверь. Гневное лицо сына так напугало бедную мать, что она и слова не смогла вымолвить и молча покорно ушла. С тех пор она часто бродила вокруг кузницы, надеясь увидеть сына хоть издали: войти она уже не осмеливалась.

Однажды вечером — это было за неделю до рождества — Крыыт заметила, что кузнец и Прийду вышли из кузницы и направились в лес. Она тайком последовала за ними, прячась так искусно, что кузнец и Прий-ду, хотя временами и оглядывались по сторонам, ее не увидели. Шли они долго. Солнце уже закатилось, но сияющие звезды и отблеск снега освещали землю, так что видно было далеко. Крыыт устала — она простояла, дожидаясь у кузницы, несколько часов, промочила ноги; и сейчас, когда мужчины быстро шагали вперед, бедная женщина с большим трудом поспевала за ними по глубокому снегу. Но безграничная любовь к сыну и желание видеть его подольше придавали ей необычайную силу.

Кузнец и Прийду исчезли, наконец, среди покрытых снегом холмиков, на которых виднелись развалины каменных стен. Крыыт это место было знакомо, и она твердо знала, что тут обитают привидения и души умерших; остановившись в лесной чаще, она теперь собственными глазами, как ей казалось, видела духов. Они толпами стекались со всех сторон, скользили подобно бесплотным теням по смутно белеющей поляне и исчезали среди развалин. В другое время суеверная Крыыт при виде таких призраков умерла бы от страха или, по крайней мере, опрометью пустилась бы бежать; но сейчас она не чувствовала страха, а была готова защищать сына даже от духов.

Когда призраков больше не стало видно, Крыыт смело вошла в развалины, спряталась в темном уголке и стала прислушиваться. Вокруг не было ни души, но из-под земли доносился далекий глухой шум. Осторожно переползая вперед, Крыыт уловила, что шум яснее всего слышен у входа в полуразрушенный сводчатый коридор. Она стала пробираться дальше и вскоре увидела вдали отблеск света. Крыыт дрожала как в лихорадке, но любопытство и страстное желание увидеть сына гнали ее вперед. Теперь было ясно слышно, что шум порождают голоса множества людей, говорящих разом. Вдруг гул затих и раздался знакомый голос кузнеца Виллу. Крыыт остановилась и напрягла слух.

— Мы, люди земли Сакала, уже обо всем между собой сговорились,— говорил кузнец звучным голосом,— но пришельцам из земель Ярва и Уганди, собравшимся здесь, я подробно все объясню, чтобы они потом сами решили, стоит ли им начинать сражаться вместе с нами или нет. Перед этим я еще раз напомню: все мы поклялись никому ни единым словом не

заикаться о том, что здесь говорилось. Предателей да поглотит преисподняя!

Я за это время побывал в Новгороде, Пскове и у литовцев. Мой труд не был напрасен: русские и литовские князья твердо обещали прийти нам на помощь, если они увидят, что мы действительно готовы к борьбе. В доказательство этого они требуют, чтобы мы прежде всего завладели Вильяндиским замком. Если это нам удастся, то в их помощи мы можем быть уверены. Русские не боятся немцев — они их уже не раз побеждали. Литовцы ненавидят Тевтонский орден еще больше, чем мы. У них к этому достаточно причин. Недавно только орденские рыцари и вместе с ними несколько немецких князей совершили набег на землю литовцев. Много деревень было уничтожено, множество мужчин убито, а женщины и дети уведены в плен. В городе Плоньяне было четыре тысячи жителей. Немцы, собрав большое войско, окружили его. Они не смогли взять город, пока не подожгли его горящими стрелами. Язычники не хотели живыми сдаваться жестоким христианам, они закалывали друг друга мечами и падали в огонь. Последние из осажденных добровольно приняли смерть от руки старой жрицы, которая затем сама бросилась в огонь. Тогда только рыцари ворвались в город, развеяли пепел язычников по ветру и сровняли город с землей. Литовцы же поклялись вечно мстить орденским рыцарям и уничтожать их

19.

Поэтому мы можем твердо надеяться на поддержку литовцев. Правда, было бы лучше обойтись без помощи со стороны, так как все, оказавшие помощь, потребуют вознаграждения и рано или поздно сами начнут нас угнетать. Мы не беспомощные дети. В Эстонии наши братья сейчас в беде, но все еще отважно сопротивляются. Жители Сааремаа пока еще сами себе хозяева и готовы выступить, чтобы сломить власть чужеземцев и на материке. Если мы сейчас внезапно нападем на рыцарей с тыла, то можем с ними справиться; а когда они будут изгнаны с нашей земли, мы сумеем защитить свои границы.

Но во всяком случае нам прежде всего необходимо взять Вильяндиский замок, чтобы в нашем тылу у неприятеля не было твердой опоры. Для этого мы придумали следующее. В моей подземной кузнице хватит оружия, чтобы перебить защитников замка; в дальнейшем же орденские воины сами нам прибавят оружия. В замок мы проникнем таким образом: в Фомин день крестьяне близлежащих земель должны, как и каждый год, доставить в Вильяндиский замок десятину. Но на этот раз мы вместо зерна положим в мешки самых сильных наших людей и отправим их в замок рано утром, когда рыцари еще спят. Когда дровни с мешками будут впущены во двор замка, возчики развяжут мешки, люди мигом выскочат и перебьют оторопевших воинов, а сонных рыцарей возьмут в плен.

Я же постараюсь накануне вечером под каким-нибудь предлогом попасть в замок, останусь там на ночь и буду за всем следить, чтобы неожиданно не случилось беды. Если появится какая-нибудь опасность, я сейчас же из замка подам знак. Мой верный товарищ, ристиский Прийду, будет на первых дровнях… Но что это за крик?..

Крыыт бежала, как испуганная лань. Опасность, угрожающая сыну, исторгла из груди матери болезненный вопль. Думая, что за ней уже гонятся, она опрометью выбежала из развалин и только далеко в зарослях остановилась перевести дух. Среди развалин сновали черные тени. Ночь была тихая, и голоса были слышны ясно.

— По-моему, это кричала какая-то перепуганная женщина.

— Глупости! Разве женщина решится забрести сюда в полночь?

— Я слышал крик совы.

— Конечно, сова и больше ничего.

— Это, видно, не к добру.

— Сова заухала — быть беде.

— Ты веришь бабьим сказкам? Сова — глупая тварь, она в человеческих делах ничего знать не может, а тем более предсказывать.

— Дай бог!

12

Накануне Фомина дня кузнец Виллу с большим бочонком вина явился в Вильяндиский замок. Его, как старого знакомца и приятеля комтура, беспрепятственно впускали сюда в любое время. Кузнец имел обыкновение каждый раз, возвратясь из чужих стран, приносить в дар комтуру либо охотничью собаку, либо бочонок лучшего виноградного вина. Раньше он всегда навещал комтура на следующий день после возвращения. Теперь же он опоздал с подношением подарка на целых две недели, но зато подарок был ценнее, чем когда-либо раньше. Комтура не было дома, и кузнец остался в замке ждать его. Чтобы не так скучно было дожидаться, он приказал на свой счет привезти из города целую бочку самой крепкой водки и устроил вечером веселый кутеж; для воинов замка. Время от времени он бродил по двору и всем закоулкам замка, болтал с воинами, просился к ним на ночлег и обещал доставить еще бочку водки.