Хроника смертельного лета - Юлия Терехова

Наконец из зеленого коридора появилась мадам Перейра – высокая, худая и прямая, словно жердь, дама. Ее волосы, черные как смоль, до сих пор густые, были подстрижены в элегантное каре. Клаудиа Эстер не отличалась особой красотой, но, несмотря на это, молва приписывала ей скандальные романы с сильными мира сего. Она относилась к породе женщин, кому жизненный опыт придает особый шарм. Затянутая в отличный льняной темно-серого цвета, тангера держала увесистый коричневый саквояж со знаменитым логотипом. Высокие скулы обтягивала достаточно гладкая для ее возраста кожа, глаза скрывали солнечные очки с дужками, отделанными жемчужинами, а из косметики присутствовала только ярко-красная помада на тонких губах. Выглядела она шикарно. Клаудиа Эстер обняла Анну, окутав ее изысканным ароматом ванили и сандала.

– Мадам Королева! – Дива говорила по-французски без акцента, что казалось необычным для аргентинки, согласно легенде, родившейся в трущобах Буэнос-Айреса.

Анна обрадовалась. Французский – профессиональный язык балета, преподается с первых классов хореографического училища как иностранный, и знала она его прекрасно. А вот испанский был для нее в известной степени проблемой. Она могла говорить на нем, неплохо понимала, но выразить сложную мысль ей не хватало ни навыка, ни словарного запаса. Анна немного знала и английский, но французский был ей близок, как никакой другой язык.

Она чувствовала неловкость оттого, что приехала встречать знаменитую танцовщицу без цветов, но та еще в электронной переписке потребовала, чтобы их ни в коем случае ей не дарили. «Чтобы я не чувствовала, что приехала на собственные похороны. А вот коньяку хорошего выпью с удовольствием». Такой вот каприз.

– Рада вас видеть! – Анна пожала ей руку. – Как долетели?

– Долетела… – вздохнула Клаудиа Эстер. – Кое-как…

Анна не стала уточнять, а про себя подумала – в возрасте мадам Перейра многие не то что не совершают такие дальние поездки, а вообще из дома не выходят – хорошо, если доползают до ближайшего магазина.

– Что у вас здесь случилось? – спросила дива, жестом подозвав к себе носильщика и швырнув шикарный саквояж на тележку. – ¡Vamos! [26] – скомандовала она по-испански и прошествовала к выходу стремительной походкой, далеко выбрасывая перед собой длинный зонт-трость.

Сердце Анны рухнуло с высоты. Что случилось? Да как она могла узнать? Неужто в зарубежной прессе сообщили? Могли запросто – имя Анны Королевой хорошо знали в Европе и за океаном. Тогда все пропало! Не говоря о том, что может последовать разрыв многих контрактов на зарубежные выступления, наверняка будет отозвано приглашение на концерт в Буэнос-Айресе. Опера Гарнье в ноябре, Королевский балет на Рождество… О Боже!

– Ничего не случилось, – пробормотала она растерянно, стараясь не отставать от летящей вперед дивы.

Они вышли из здания аэропорта.

– Ну как же! – Клаудиа Эстер, не медля ни секунды, полезла в сумочку, достала сигарету, золотую зажигалку и жадно закурила. Она с наслаждением задержала в себе дым, закрыв глаза, а потом нарочито неспешно выпустила кольца. – Создатель, какое счастье! Достали меня эти некурящие. Помнится, когда я приезжала в Москву в последний раз, курить можно было на каждом углу. А сейчас стало как в Европе – там не кури, здесь не выпей! Проклятие…

Дива замысловато выругалась. Анна медленно приходила в себя. Она знала, что сеньора Перейра женщина эксцентричная, но подобные ругательства слышала редко. И не от дам.

– Ну что ты, милая, молчишь, словно в рот воды набрала? – засмеялась аргентинка, сверкнув великолепными зубами. – Да, я такая… Со мной сложно, я предупреждала. А где твой Борис? Думала, вы вместе приедете…

– О нет, – улыбнулась Анна, – нам хватает репетиций и спектаклей. Вне работы мы стараемся не сталкиваться, чтобы вконец взаимно не опротиветь…

– Зря! – отрезала дива. – Я всегда считала, что партнеры по танцу обязательно должны делить постель. Иначе не будет в танце истинной страсти. Любовь не сыграешь, если ее нет.

– Для танго это, наверно, правильно, – согласилась Анна, – а для классического балета губительно. Не нужна нам излишняя страсть, а то мы друг друга покалечим…

Дива усмехнулась:

– Нельзя танцевать любовь, если не знаешь, что это такое.

– Ну, я знаю, – Анна смутилась, – Клаудиа Эстер, у меня любимый муж есть.

– Да?! – почему-то дива была поражена. – Он танцовщик?

– Нет, – покачала головой Анна, – он юрист.

– Создатель! – дива всплеснула руками. – Да как же он тебя терпит?..

Тут они подошли к машине, и Анна избавилась от необходимости комментировать это дикое заявление. Саквояж – в багажник, диву – в салон, сама – за руль.

– Отвези меня куда-нибудь поесть. Лучше всего в пиццерию. Жить не могу без спагетти. Была неплохая на Тверской… Я правильно сказала?..

– О да! – кивнула Анна, выруливая со стоянки.

В дороге они мило поболтали. Мадам Перейра видела Анну в двух спектаклях – «Жизели» и «Дон Кихоте» и восторженно отозвалась о ее исполнении. Анне, в общем, привыкшей к дифирамбам, тем не менее, польстила похвала дивы. Озорная, легкомысленная Китри была ее любимой партией. И первой главной… Когда ее, ведущую солистку театра, вызвал к себе главный режиссер и сухо сообщил о болезни примадонны – замечательной балерины Елены Плещеевой – и назначении ее, Анны Королевой, на главную партию, она ушам не поверила. С Китри началось ее восхождение на балетный Олимп…

В пиццерии им отвели лучший столик у окна. Сквозь тонкую тюлевую занавеску прекрасно просматривалась Тверская, залитая ярким июньским солнцем. Старая тангера лениво листала меню.

– Так, так! Не выпить ли нам вина? – спросила она.

– Я за рулем, простите, – отказалась Анна.

– У вас с этим по-прежнему строго, n'est-ce pas[27]? – не отрываясь от меню, спросила дива. – Ну, а я выпью стаканчик кьянти. Ах, – вдруг просияла она и помахала кому-то рукой, – надо же, мои знакомые!

Привлеченная ее жестом, к столику подошла пара – молодые, лет по тридцать оба – мужчина и женщина.

– Мадам Перейра, – с благоговением произнес мужчина по-французски, прикладываясь к ручке тангеры. Клаудиа Эстер милостиво кивнула. Ошарашенной его интонацией Анне показалось, что женщина присела в реверансе, словно перед особой королевской крови.

– Эвелина! – улыбнулась тангера. – Рада вас видеть.

– Какая честь, мадам, – пролепетала молодая женщина.

– Когда мадам будет угодно нас принять? – спросил мужчина.

Клаудиа Эстер с усмешкой покосилась на Анну, у которой от изумления глаза стали квадратными.

– Не сегодня, дети мои, не сегодня, – покачала она головой, – навестите меня завтра в отеле пораньше, скажем, в семь утра. Это не очень рано для вас?

– Что вы, мадам, – мужчина почти с блаженной улыбкой взирал на диву, – мы готовы!

– Ну, вот и хорошо, – кивнула тангера, – а теперь, с вашего позволения…

– Ах, простите нас, мадам! – мужчина поклонился тангере со всей возможной почтительностью. – Мы отняли у вас время! Пойдем, дорогая!

И парочка ретировалась так торопливо, что Анна даже не успела кивнуть им на прощание. Так и осталась сидеть с открытым ртом. Тангера, заметив ее растерянность, засмеялась:

– Поклонники, дорогая, московские тангерос… Слава бежит впереди меня. Тебе это должно быть знакомо.

Анна изумленно смотрела на нее:

– О, нет. Реверансов мне не достается – в крайнем случае, цветы… Тангера снова засмеялась:

– Они просто чокнутые, не обращай внимания!..

– Завтра у меня с девяти утра до двух – мастер-класс, – объявила Клаудиа Эстер, с аппетитом уминая спагетти маринара. – Потом часок вздремну, с твоего позволения. А с трех – я в твоем полном распоряжении.

Анна, не успев проглотить салатный лист, в восторге закивала:

– Я за вами заеду в гостиницу в три. От гостиницы до театра, Клаудиа Эстер, десять минут езды.

– И пять минут ходьбы, – фыркнула тангера. – Как-нибудь сама дойду, по навигатору. Заодно разомну кости… И прекрати, наконец, называть меня этим громоздким именем. Терпеть его не могу! Кла-у-диа Эс-тер… – театрально продекламировала она, – годится только для бурлеска!

– А как же мне вас звать? – опешила Анна.

– Жики, – объявила дива, – меня так зовут с 20 лет. С тех пор, как я купила себе первый флакон этих духов… – она полезла в сумочку и достала оттуда крохотную пробирку. – Эти уроды не разрешают провозить с собой духи в салоне самолета! Нет, ну ты представляешь? А я без них не могу.

– Что это? – спросила Анна. – Очень красивый аромат.

– Jicky Guerlain. Я не изменяю им 60 лет, – довольно произнесла дива, – и это мое второе я. Зови меня Жики. И на «ты».

16 июня 2010 года, Москва, 27°C

– Спасибо, что согласились встретиться со мной, – Оксана сразу узнала Катрин, хотя женщина, застывшая на лавочке в тихом сквере Гоголевской библиотеке, мало напоминала ту сияющую красотку, какой ее запомнила Оксана. Спрятавшись за темными очками, Катрин казалась безучастной ко всему. У губ она теребила уголок шелкового шарфа, повязанного на голову.