Искупление - Анна Мистунина

Лагерь кипел нетерпеливым ожиданием. За дни отсутствия Кати он вырос вдвое, и новые маги продолжали пребывать. Ближайшие селения были попросту разграблены. В ход шло все — от содержимого дикарских кладовых до самих дикарей, их труда, их жизней. Аккуратные ряды палаток занимали все свободное пространство, и группы рабов слаженно расчищали новое: рубили деревья, корчевали пни, разравнивали землю. Другие заканчивали рытье рва. Он широким полукольцом охватил весь лагерь, кроме той части, где глубокий овраг служил естественной защитой от незваных гостей с их лошадьми и гремучим железом Белокожие женщины занимались шитьем палаток. Становилось не по себе при мысли, что все эти усилия — ради считанных дней сборов, прежде чем большая часть магов отправится на восток. Но рабов, пока они не понадобятся в ином качестве, следовало занять, так что и густой лес, и крутой обрыв над рекой, откуда носили воду, пришлись более, чем кстати.

В стороне от палаток расчистили место грифонам. Бедняги, лишенные привычных условий, страдали куда больше людей — и, в отличие от людей, незаслуженно. На двух-трех магов теперь приходился лишь один грифон, приплода не было вовсе. Преданность удерживала гордых зверей от бегства в родные горы, преданность же заставляла их терпеть недоедание, трудиться наподобие вьючных животных, получая в награду удары дикарских копей и отравленных стрел. Вот и сейчас — вместо отдыха перед путешествием, где каждому зверю достанется не меньше двух всадников и тюк с поклажей, грифоны совершали бесконечные полеты между новым и старыми лагерями, дикарскими селениями и снова лагерем.

Едва Кати ступила на изрытую когтями землю, Сэт с грифоном улетели прочь: назначенную им работу никто не отменял. Вокруг дремали, наслаждаясь кратким отдыхом, полтора десятка зверей. Их потускневшая шерсть и всклокоченные перья стали уже привычным знаком тревоги. Черные и золотые гривы не струились, как положено, мягкими волнами, а беспорядочно торчали в разные стороны. В прежние времена магов, допустивших подобное, ждало бы наказание. В прежние времена.

Белокожие рабы отвязывали притороченную к звериным спинам поклажу и уносили ее прочь. Панический страх дикарей перед грифонами подавляла магия, и все же за наведенной веселостью несчастных отчетливо дрожало напряжение. Грифонов это не беспокоило ничуть — вслед за магами они считали рабов имуществом, которым, при случае, можно и отобедать.

Еще раз оглядев запущенных зверей и решив в самое ближайшее время поднять этот вопрос в Совете, Кати нехотя отправилась на поиски Амона. Всего каких-то восемь лет назад даже Сильнейший не осмеливался расспрашивать Сильную о причинах ее отсутствия. Но теперь все стало возможным, а придумывать достойный ответ у Кати не было никакого желания. К ее облегчению, такой необходимости не возникло.

— Вот ты где, — сказал Амон, столкнувшись с нею у входа в шатер. — Послушай Оуна. Кажется, это задача как раз для тебя.

Мастер подчинения сидел на корточках у задней стенки шатра Совета. Рядом, на изящном столике дикарской работы, покоился древний, разлохмаченный по краям пергаментный свиток.

— Что это? — спросила Кати, подойдя.

Черные глаза мага подернулись упоением, характерным для нашедшего очередное сокровище любителя книг.

— «Трактат о колдовстве», — ответил он. — Ты, кажется, выучила язык дикарей, Сильная?

— Возможно. Где ты его откопал?

— Вот именно — откопал. В Лундисе. Дикари зовут его Ферром. Глаза б не смотрели, во что они превратили наш город, но, — пальцы мага погладили желтый от времени пергамент, — есть и кое-что интересное. Храм. Такого большого мы не захватывали ни разу.

— А в храме — несколько сотен жрецов, на которых заклятия не действуют. Что я пропустила, Оун?

— Я решил испытать зверюшку, — усмехнулся тот. — Грифонам не нравилось ее присутствие, а убивать было жалко. Вот я с разрешения Сильнейшего и спустил ее на краснорясых.

— И?

— Роскошное было зрелище, Сильная. Столько дикарской крови за раз я не проливал еще никогда. В конце концов ее убили, как я и ожидал, но главное она сделала. Уцелевшие потеряли контроль и стали уязвимы.

— Что вполне могло бы случиться и с магами, Оун. Ты об этом?

— Ознакомься с книгой, Сильная. А лучше — слетай со мной в библиотеку. Это… стоит твоего внимания.

— Настоящая библиотека?

— Тщательно укрытая в подвалах храма. Я провел там всего полчаса, но никогда больше не скажу, будто дикари не смыслят в науках.

— Рассчитываешь найти там секрет их устойчивости?

— И это тоже. Ты летишь?

Кати помолчала. Амон вышел, кроме них с Оуном в шатре никого не было. Что не означало, конечно же, приватности разговора.

— Я отпустила Сэта. Возьмешь меня с собой?

— С радостью, Сильная.

Золотистый грифон Оуна был уже немолод, но по-прежнему силен и быстр. Кати с удовольствием отметила состояние зверя — упитанный, с гладкой и чистой шерстью, живой упрек нерадивым магам. Как бы ни был занят Оун, время для грифона у него находилось.

Ветер с привкусом дождя холодил щеки. Верхушки деревьев взволнованным морем убегали назад. Широкая река — при старой Империи ее звали Лундой — огибала край леса, откуда к ней тянулись игривые нити ручьев и речушек, и уходила к Лундису. Его снежные башни, почти неподвластные времени, уже вырастали на горизонте. Отголосок заклятия все еще витал над городом: жрецов, способных очистить его, не осталось, новые до сих пор не подоспели.

Вскоре грифон опустился на каменные плиты перед храмом, построенным по образцу столичного Храма Силы. Скрежет когтей далеко разнесся в глухом безмолвии пораженного магией города. Кати передернула плечами. Спешилась.

Стремительные башни рвались к небу, презирали каменную неподвижность, почти летели. От их вида в душе поднималась нетерпеливая тоска.

— Подражатели, — сказал Оун.

— Подражатели, Оун? Или ученики?

Маг скривился, но спорить не стал.

Оставив седоков, грифон взлетел на крышу храма и замер на одном из шпилей — прекрасное золотое изваяние, одно из многих, украшавших некогда Храм Силы, сердце Империи магов. Кати вслед за Оуном прошла во внутренний двор. Война давно приучила ее к виду и запаху побоищ. И все же открывшаяся картина впечатляла.

Трупы и куски трупов в не защитивших хозяев кольчугах, обрывки сутан, мечи и кинжалы, все еще зажатые в оторванных руках, смешались в несуразнейший кровавый салат. Кровь была в нем щедрой заправкой — кровь и вода от прошедшего ночью ливня. Багрово-черные подтеки украшали стены. Смрад стоял поистине тошнотворный. Кати зажала ладонями рот и нос, тщетно пытаясь заменить дыхание Силой, и даже Оун казался побледневшим. У самых дверей храма, венчая картину, лежала окровавленная туша существа. Доставшихся ей ран и порезов хватило бы для умерщвления десятка обычных зверей.