Медная шкатулка (сборник) - Дина Рубина

Шоссе было спокойным, пустынным, до гор еще ехать минут тридцать. Они разговорились о Лениной работе в ЦЕРНе, обсуждали здешнюю жизнь, нравы швейцарцев и французов, разницу в их привычках и образе жизни… Леня уверял, что вообще-то Женева не такая скучная, как кажется, просто то, что здесь действительно интересно, мирному обывателю недоступно.

– В этом городе кишмя кишат агенты самых разных разведок, – говорил он. – Отмываются страшенные деньги, заключаются контракты, из-за которых потом гибнут тысячи людей. И все это в полнейшей улыбчивой тайне, а болван-путешественник видит только дурацкий фонтан на озере да еще Монблан…

– Если повезет, тот ведь почти всегда в дымке?..

– Да нет, – говорил Леня, – здесь бездна плюсов, особенно в Женеве. Жизнь такая, знаешь, как в раю. У нас в Мейране есть садово-лесное хозяйство, ягоды выращивают: клубнику, малину, ежевику, черную смородину. Мы с Лидой называли его швейцарским колхозом. Там можно самим собирать, представляешь? Ешь себе от пуза, сколько влезет.

– Воображаю, как наши люди дорываются до халявы.

– Ну да. А что набрал в корзинку – взвесь на выходе и плати, и гораздо дешевле выходит, чем в магазине… – Леня вздохнул и добавил: – И медицина здесь, что ни говори: Лиды давно б уже на свете не было. Ее тянули сколько лет!.. Возьми правее, – наконец сказал он. – Минут через пять съезжаем.

Подниматься они начали километра через два, и резко вверх. Странно, в отдалении горы казались такими пологими холмами. Дорога сузилась, вздыбилась и свилась кольцами, как взбешенная змея, вставшая на хвост. И словно там, наверху, ее пасть изрыгнула холодный пар – вокруг все стало окутываться туманной влагой.

– Я так и знал, – расстроенно проговорил Леня. – Ни черта не увидим.

– Ничего, ты все опишешь по воспоминаниям, – отозвался Михаил, с трудом вписываясь в крутейший поворот.

– Не гони! – воскликнул Леня. – Не гусарь, пожалуйста! Тут надо просто тихо ползти.

Ах, вот как… подумал он. Все же хочется жить, а, милый? Не мчаться за Лидой в кипящий Аид, или куда там отправлялись за мертвыми возлюбленными орфеи разных эпосов, а все-таки жить, жить!

Судя по всему, поднимаясь, они ввинчивались в те самые увалистые облака, за грозной погоней которых он так увлеченно следил каких-нибудь десять минут назад. Туман уплотнялся, шевелился, дышал, свет фар буравил его кромешную мякоть двумя световыми трубами, в которых, как обезумевшие, метались золотые искры. Слева скользко и черно мерцала отвесная скала, справа угадывался обрывистый склон. Михаил вспотел в своей легкой куртке, хотелось содрать с себя даже рубашку.

– Что ж тут ограду посерьезнее не поставят, в вашем благословенном раю? Чтоб души свободно летели?

– А бесполезно… дорога узкая, кренделями, и если что – машина валит любую ограду. – Леня помолчал. – Со мной тут однажды случай был, знаешь. Ехал из ЦЕРНа после ночного дежурства у ускорителя, заснул за рулем. К счастью, это было повыше, там более пологие склоны, так что машина просто плавно съехала в ложбину и застряла между деревьями. Представь, просыпаюсь от сильного толчка, не могу понять: где я? что со мной? почему мир перевернут?… Когда понял – стало меня трясти. Еле вылез из машины; она стояла торчком, чуть ли не на боку. Вскарабкался на дорогу и пешком дошел до Сан-Серга…

– Повезло…

– Нет, не повезло! – возбужденно возразил Леня. – Тут другое… Обычно Лида всегда спала, когда я возвращался на рассвете. А тут вхожу – она на ногах, одетая, бросается ко мне с воем, лицо зареванное: «Слава богу, слава богу!..» Говорит, проснулась, как будто кто за плечо тряс; и вдруг такой страх накатил – за меня страх, – что стала она молиться, представляешь? – бормочет, бормочет, умоляет кого-то, сама не знает кого, от страха слова проглатывает…

Молиться?! – подумал Михаил. Лидка?! Чудны дела твои, господи… «Если будешь сильно деловая, функция ослабнет половая…» М-да… Как все же меняет нас жизнь, эмиграция и возраст… Да-да: и застарелая любовь. Застарелая любовь, ожесточенно повторил он, которая въедается в душу, будто ржавчина, накипает, нарастает на душе, как ракушки на днище корабля. Вслух спросил:

– И вот так-то после ночных дежурств ты здесь ездил?

– Есть дорога поспокойнее, от Неона – мы ею вернемся. Просто тут гораздо ближе. Ты устал? Хочешь, сяду за руль?

– Да пошел ты, – отозвался он добродушно.

Иногда туман редел, и тогда светлело от снега, что еще лежал меж деревьями и на обочине. Там, где он уже растаял на склонах, голубым, лиловым и желтым улыбались какие-то цветы… и тут же снова все окутывала вязкая муть.

Наконец дорога раздалась (змея успокоилась и улеглась), смутно мелькнули слева один за другим три дома… еще поворот, еще один, последний – и возникла улица.

– Приехали, – явно волнуясь, проговорил Леня. – Езжай прямо… еще дальше… плохо видно… вон у того желтого домика паркуйся. Это контора Эжена.

– Эжен кто – парикмахер? – спросил он.

– Почему – парикмахер? Квартирный маклер…

– О! И тут продают-покупают?

– А ты что думал?

– Я думал – наследуют дом старой тетушки, топят по выходным брикетами ее древнюю чугунную печку, ходят к воскресной мессе…

– Говорю тебе, дурак, – это модный курорт, здесь хорошая лыжня, дорогое жилье и…

– Не кипятись, Леонид Семеныч…

Сверху на крыши домов валились дымные валуны, как будто на соседней вершине выкипала пена из-под крышки гигантского бака; такая же пена поднималась снизу, из ущелья. Клочковатые потоки встречались, ворочались, как борцы сумо, в безмолвной рукопашной, распадались и уносились прочь. В какую-то минуту прояснилось совсем, будто очередная облачная лавина застряла в пути, зацепившись охвостьями за пики высоких елей.

– Э, да тут прелестно!

По сути дела, местечко Сан-Серг представляло собой одну центральную покатую улицу, она же была и дорогой, что вела дальше вверх в горы, в сторону Франции.

Здесь все подчинялось горному рельефу, все вписывалось в него. Каждый дом выставлял бок, балкон или крыльцо в той позиции, в которой ему удобней было устоять на склоне. Из-за того что все, как в кисее, было в легком туманце, дома походили на иллюстрацию к сказкам братьев Гримм: сумерки зимнего утра, дым из труб…

Вся улица казалась крепко сложенной, туго сбитой, скрученной, вросшей в гору. И в этом тоже, как и в небольших окнах, защищенных от ветров и туманов плотными деревянными ставнями разных цветов – зелеными, синими, винно-красными (вот уж летом, в ясный день, надо думать, здесь глазу весело!) – было свое спокойное упрямство, достоинство и стойкость. И вновь, будто услышав мысли друга, Леня проговорил:

– Весной и летом на окнах, на балконах полно герани. Все такое цветное, праздничное… А когда уж глициния расцветает – видишь, вон те сухие жилы плюща на стенах? – весь Сан-Серг тонет в сиреневой дымке, и, главное, запах такой, что выходишь на улицу, и голова кружится… – И повторил огорченно: – Неудачное время для поездки – ранняя весна!

– Ничего, и так очень мило.

Улицу то заволакивало холодным дымом, то его серая кулиса разъезжалась, обнажая склон ближней горы с языками остатнего снега.

– Там лыжня, – сказал Леня, махнув рукой. – Ты не думай, сюда элита приезжает – актеры, бизнесмены… Зимой здесь знаешь какая толкотня – жизнь кипит вовсю… А вон там мы и жили. – Он кивнул на двухэтажный, разнобокой конструкции домик, по второму этажу опоясанный балконом с деревянными резными перилами. – Два крайних окна слева… Трубу видишь? Это наша печка. – Он оглянулся, глубоко вздохнул, набрав воздуха в грудь. – Господи, сколько же здесь исхожено с Лидой! Все тропки, все склоны, даже и довольно крутые… В это время уже примулы из-под снега… Ты не поверишь, как здесь бывает: вчера еще ничего нет, а сегодня, за одну ночь, вся тропинка усыпана примулами! И после этого – как по команде – почки набухают, за неделю горы меняют цвет. Это как волшебство… Жаль, ни черта сейчас не видно. И не скажешь, что весна.

И правда: внизу у озера цвели кусты и деревья, здесь же зима еще цепко держалась за склоны, и голые леса издали казались серебристыми волнами на горах. Внизу, где должна была распахнуться голубая даль Женевского озера, лежала грязноватая перина плотного тумана.

– Здесь в горах можно встретить целые поля нарциссов, – продолжал Леня со счастливым лицом. – Если б ты знал, как мы далеко заходили втроем, с Генри. – Он вдруг хохотнул, вспоминая: – С Генри случай был смешной. Здесь, повыше, часто встречаются косули и горные козочки. И Генри их любил гонять – ты же помнишь, он был таким заводным, даже в старости. Однажды увидал стайку козочек и рванул за ними в лес. Через минуту вылетает оттуда с диким визгом, как футбольный мяч, а из леса появляется голова здоровенного козла, который смотрит Генри вслед, явно любуясь своей работой… Бедный пес еще долго скулил и задницу зализывал. Что называется – проучили!