Идолов не кантовать - Сергей Нуриев

— Повтори, пожалуйста, последнюю фразу, — сказал Мамай шепотом.

— Что… теперь… делать?

— Кому?

— Нам.

— А почему — нам? — попросил угочнить Потап, — почти ласково. — Почему- нам, Геннадий Феофилович? Что вы имели в виду? Вы, наверное, просто оговорились. Нет? Ну тогда что же? Почему вас вдруг так забеспокоила наша общая участь? Вы должны сейчас беспокоиться только о себе, потому что это у вас нет денег. Обо мне печалиться нечего, потому что мои денежки в целости и сохранности лежат в данный момент в серванте, в крайнем справа чайнике. Ведь так? Так? — уже совсем нежно заглядывал бригадир в глаза своему компаньону. — Скорее скажите "да", а то во мне невольно пробуждаются нехорошие предчувствия. И если, упаси господи, вдруг окажется, что денежек моих там нет, то я буду вынужден нарушить симметрию вашей каучуковой морды. И вам это хорошо известно. Поэтому спешите, уважаемый, успокойте меня и скажите: "Да, они на месте".

Съежившись, Тамасген хранил молчание.

Размеренным движением Потап открыл сервант, достал крайний справа чайник, снял крышку и заглянул внутрь. Чайник приветливо блеснул фаянсовым дном. Но и только.

— Так, — произнес Потап быстро холодеющим голосом, — кажется, я взял не тот чайничек. Перепутал, черт.

— Тот, — вздохнул подмастерье. — Я хотель как лучше. А вы, белие, все… на одну морду.

— Собирайся, скотина! — зарычал чекист. — Покажешь, где ты ее купил.

— Я… Я не помню.

— Как — не помнишь?!

— Шель, шель, — уныло принялся пояснять эфиоп, — вижу — окно, в окне — бьюст, я зашель, попросиль показать. Меня попросили показать деньги. Я показаль. Бьюст был тяжелый. Я все поняль. Я попросиль продать. Торговаться не стал, боялся — передумают. Потом я бежаль. Долго бежаль, чтоб не догнали. Ни улицы, ни дома не запомниль. Все. Хотель как лучше.

Потап побледнел от гнева, затем покраснел. Через несколько минут он принял свой обычный вид.

Деньги ушли, и гнаться за ними было делом безнадежным. Еще более безнадежным делом было перевоспитывать глупого папуаса. Ума ему нельзя было добавить. Его можно было только убить.

— Интересно, у твоего папаши найдется лобзик? — деловито заговорил Мамай.

— Лобзик?

— Да, лобзик. Это такая маленькая пилочка, которой пилят фанеру. Мне он очень нужен.

— Нужен? — засуетился Гена, подхалимски улыбаясь. — Сейчас… сейчас я узнаю! — Не ожидая столь легкой для себя развязки, он готов был угодить бригадиру чем угодно. — Тебе нужно что-то попилять?

— Да. Пристрелить тебя на месте было бы слишком несправедливо. Я хочу распилить тебя на мелкие кусочки. Лобзиком для фанеры.

Мамай решительно шагнул к расточителю, но… вдруг остановился и, устало махнув на него рукой, вернулся на диван. Его гнев был выше физической расправы над презренным эфиопом.

Вскоре, отрешенно глядя на люстру, кладоискатель погрузился в свои планы.

Планы затевались большие… Оперативная проверка показала — ни в одном из бюстов, разбросанных по городу, сокровища нет. Сокровище таится в памятнике на площади Освобождения. Это и есть груз 468/1. Итак, золото есть, но добыть его обычным способом представляется затруднительным. Взбираться на двухметрового верзилу, который стоит на виду у всех, и затем лупасить его молотком будет как-то неудобно.

От примитивного хищения чекист отказался сразу же. Дело требовало легальности и привлечения технических средств. Отсюда следует, рассуждал Мамай, что свалить монумент можно лишь с согласия властей. А те, в свою очередь, могут пойти на это либо по собственной инициативе, либо по просьбе трудящихся. Организовать просьбу трудящихся будет несложно. Главное здесь — не перегнуть палку, ибо если просьба трудящихся выльется в массовые беспорядки — с Ильичом церемониться не будут. И тогда центнеры (или тонны!) драгоценного металла просто сгинут в вихре бунта. Поэтому нужен просто небольшой организованный митинг, вызванный, к примеру, задержкой выплаты пенсий. Итогом митинга будет церемония свержения пролетарского вождя. Это раз. Еще можно втянуть в этот процесс национал-патриотов, подбить их воздвигнуть на месте Ленина какого-нибудь национального героя. Это два. Кто там у них сейчас национальный герой? Гетман Мазепа? Махно? Богдан Хмельницкий? Надо будет выяснить. Словом, при необходимости просьба трудящихся будет. Но, конечно, самый верный путь — действовать через инициативу местных властей. Они и кран дадут и нужные бумаги. Но как их привлечь? Не в долю же брать! Пойти к мэру и посулить ему за помощь ногу золотого вождя? Нет, безумство. Мэр захочет все. Опять выставить туземца в роли антикварщика? Тоже выход, но взятку потребуют. Можно, конечно, дать, если денег хватит. Черт! Каких денег! Денег уже нет. Эта же скотина все просадила! А может…

Мамай задумчиво посмотрел на негра.

— Что? — насторожился Гена, уловив его пристальный взгляд. — Что? Все-таки решиль поиздеваться? Бить будешь, да?

— Заткнись, — тихо ответил бригадир. — Тебе уготована иная участь. Пора бы тебе пошевелить хоть пальцем ради нашего общего дела. Так вот, возможно, придется женить тебя на дочке местного мэра. В качестве приданого затребуем памятник. Я б и сам за это взялся, но тогда потребуются дополнительные расходы на шоколадки и прокат костюмов. А ты иностранец, за тебя любая пойдет.

— Но я ее даже не видель!

— Ну и что? Она тебя тоже еще не видела. И слава богу. А что ты так разнервничался? Я ведь не предлагаю тебе платить ей алименты. Потребуется лишь временный брачный союз. Трех дней будет вполне достаточно.

— А если у мэра сын?

— Тогда ты выйдешь за него замуж, — невозмутимо заключил бригадир. — В этом случае трех дней также хватит.

— Кому хватит?

— Всем хватит.

— Я не пойду замужь! — запротестовал Тамасген.

— Еще как пойдешь.

— Не пойду!

Мамай нахмурился:

— Ты мне друг или куриная ляжка? И вообще — ты мне должен.

— Все равно не пойду, — продолжала упрямиться разборчивая невеста.

— Ладно, я тебе заплачу.

— Я не продаюсь!

— Ой, только не надо становиться в позу, я не скульптор. Разумеется, я не могу ручаться за мир потусторонний, но в этом мире продается все, причем по устойчивым ценам. И ты, между прочим, далеко не самый дорогой товар. Боюсь, что в лучшем случае тебя можно отнести к разряду уцененных вещей. Я могу выразить твою стоимость в любой валюте. В чем тебя оценить? В купонах? Рублях? А может, в тугриках? Ну ладно, хоть ты и уцененный товар, будем определять цену в долларах, дабы уберечь тебя от инфляции. Начнем? Ну миллион, само собой, я предлагать не буду. Не будем смешить курей. Сто тысяч, понятное дело, — тоже. Начнем с разумной цифры. Согласен ли ты поступить в мое полное распоряжение, скажем, за сто долларов?

— Нэт! — категорически заявил негр.

— Хорошо. Утроим ставку — триста.

— Да, — чуть помедлив, согласился Гена.

— Тогда возьмем середину — двести. Двести баксов — и ты — моя ходячая собственность.

— Н… не…

— Подумай! В твоем положении я бы не кочевряжился.

— Да.

— Вот и ладненько. А за сто девяносто готов? Ну какая разница — двести или сто девяносто? Всего на десять меньше!

— Готов, — кивнул эфиоп.

— Сто восемьдесят, — продолжал сбивать цену Потап. — Ну? Не забывай, что ты нищий.

— Согласен.

— Сто семьдесят. Ты мне должен деньги, украденные тобой из чайничка. Сто семьдесят.

— Хорошо.

— Сто шестьдесят.

— Нэт!

— Ладно, сто шестьдесят пять.

— Я не продаюсь, — вернулся на прежние позиции Гена.

— Ну за сто шестьдесят шесть, я думаю, продашься.

— Согласен. Но ни доллара меньше.

— А центов пятьдесят уступишь?

— Ни за что!

— Тогда хоть двадцать.

— Да.

— О тридцати, надо полагать, и просить не стоит?

— Больше не дам.

— Ну, вот: ты стоишь сто шестьдесят пять долларов восемьдесят центов, хотя это и явно спекулятивная цена. Такие деньги можно дать при условии, что на тебе будут дорогие вещи, хотя бы долларов на сто шестьдесят. Оставшиеся пять долларов восемьдесят центов и есть твоя настоящая цена. Ну что, пятидолларовый пророк, идешь ко мне на службу?

Тамасген покорно вздохнул.

— То-то, — одобрительно усмехнулся Мамай.

Он подошел к окну, распахнул форточку и закурил, стараясь выпускать дым на улицу. В комнату ворвалась прохлада.

— Но ты не слишком обнадеживайся, — продолжал Потап. — Твоя женитьба — лишь один из возможных вариантов. Пока я еще не принял окончательного решения. Придется ограничиться решением промежуточным. И это значит, что пора собирать бригаду. А то как-то некрасиво получается: бригадир есть, а бригады нет. Мне нужны помощники. От тебя, паразита, ведь никакого толку, одни убытки. Впрочем… я дам тебе еще один шанс реабилитироваться. Может, тебе все-таки удастся оправдать свою стоимость. Или хотя бы ее часть. Все объясню потом, а пока давай неси чай. И попроси у папаши хлеба, масла и сыра.