Долгие Дороги - Дэн Марко

дома, от своей прежней скучной жизни. Как покатилась его жизнь под откос в какой-то роковой момент, который он уже не сможет отыскать своей памяти. И не бабка с дедом, не старые друзья со времён учёбы в школе, не смогут ему помочь вспомнить. Или даже просто хоть как-нибудь помочь.

А может он и не старался? Как давно он оборвал связь со всеми, со внешним миром? Как давно он ушёл? Не с того ли момента, когда алкоголь и психоактивы заменили ему досуг? Когда он заперся в себе, проводя одинокие и медленно сводящие с ума тёмные мрачные ночи в промёрзлых номерах дешёвых мотелей, смотря как жизнь бесследно протекает сквозь его, дрожащие от дурмана руки. И с каждым разом, с каждым воспоминанием, с каждым безумным или ужасающим своей правдоподобностью сном, который будил его посреди ночи, в холодном поту и горячих слезах, пока его тело тряслось в припадочных судорогах от неутолимого ничем горя, а горькие плачи не истратив все слёзы, превратились в уродливые жалкие надрывы, смешанные с гневом и абсолютной ненавистью к себе. К своему нынешнему положению и к своим выборам, проклятым им же, каждый раз, когда он видел своё побледневшее лицо в отражении треснувшего зеркала.

Нет, не с того момента. Всё это было всего на всего лишь последствиями содеянного, пережитого. Необратимыми. И их, к его же собственному вечному сожалению, он будет помнить до конца своей презрительной испорченной жизни.

Будет помнить свой голод, неудачи личной жизни, зависимости, сомнительные связи, заманчивый шанс преступной наживы, и в конце концов – несколько листов бумаги, исписанных маленьким чёрным шрифтом, на которых он оставил свои корявые инициалы на французском.

Палящее солнце Западной Африки на своей бледной коже ярким светом, казалось, выжгло своеобразное клеймо глубоко внутри него. Где-то в глубинах памяти. Там же, где были многочисленные хлопки и грохоты. Там же, где крики и плачь людей, замирающий в одно мгновение. И всё это, вместе со знакомой для рук формой винтовки, дрожащей с каждым нажатием на спусковой крючок.

И будь то день или ночь, весна или осень, адская жара будет преследовать его везде, даже в самых холодных краях Земли.

Стоит лишь ему вспомнить, как в заброшенных, полупустых и разрушенных деревнях и сёлах, он как многие другие люди, собранные почти со всех уголков мира в погоне за лёгкими деньгами, рыскали на поле боя выискивая точно таких же несчастливцев, как и они. И стоило им встретиться, как свистали пули, рвались снаряды и гранаты, унося в этом бурном потоке многие жизни. Порой жизни, даже не причастные к происходящему.

Правительственные силы с одной стороны и ОРФ с другой. Песчаная буря со множеством маленьких кружащихся песчинок. А между ними он – одинокий и потерянный – Йоахим. Принявший на этой новой дороге своё такое же новое имя – Ахав.

Он будет помнить это имя, не как отголосок беззаботного детства и мечты о далёких путешествиях, а как начало выбранного им, намеренно или нет, пути.

И даже до его новой работы, до ещё одного взятого от отчаянья «тёмного» контракта, он не будет забывать, как один оказался здесь.

Он будет вечно помнить образы и лица, чьи жизни отнял. Взрослых и детей с оружием в руках. Закон выживания, пришедший из глубин инстинктов – убей или будь убитым.

Он будет помнить до конца своих дней ту боль, те тягости жизни и тот опыт, что закалили его стенающее сердце, которое он так старательно прячет.

Он будет помнить Сьерра-Леоне.

Он будет помнить свою смерть.

…

– «Неужели, это ещё один сон?» – подумал про себя Ахав. Не смотря на, несомненно, ужасные воспоминания о прошлом, ему с неохотой хотелось возвращаться в настоящее. Слишком часто в последнее время эти мысли повторялась в его голове.

Но сны отошли прочь, стоило бельгийцу вспомнить недавно произошедшие события. Тот человек Дисмас – не простой мерзавец, он был намного хуже и что не менее важно, всё ещё оставался жив. Это нельзя было так оставлять.

Попытка подняться с лежачего положения не увенчалось успехом. Боль будто острым лезвием прошлась по животу, заставив того с шипением откинуться обратно, на старую положенную на бетонный пол ткань. Удалось лишь слегка приподнять голову, чтобы увидеть, что вся его верхняя часть ноги была обмотана чистыми белыми бинтами, которые в тот же момент, начали менять свой цвет на красный, в районе бедра, как раз там, где было ранение.

– «Я перевязан?» – с удивлением заметил Йоахим. – «Но кем?»

Стараясь аккуратно поворачивать голову, чтобы не привлечь лишнее внимание парень осмотрелся. По правую сторону стоял небольшой таз, полностью заполненный кровавыми мотками марли, рядом покоились спирт и другие дешёвые медицинские препараты.

Ему было просто не привычно ощущать покалывание холодного ветра на своём лице. С дрожью в руках, Ахав судорожно приподнялся, оперившись на локти.

На этот раз, мужчина действовал решительней. Ему более не хотелось оставаться здесь. Но для того, чтобы убедится в собственной безопасности, нужно было найти его оружие.

Голова металась из стороны в сторону, в попытках заметить хотя бы отдалённо похожий силуэт. Увы, подобные старания оказались тщетны. И вот уже Ахав решил подняться, превозмогая боль, как некий неизвестный голос, в ту же секунду окликнул его.

Внезапно послышались незнакомые ему слова, на ещё более незнакомом языке. На обломке стены, усыпанной кусками дроблённого бетона, сидел таинственного вида мужчина с смуглым лицом и в каких-то старинных цветастых одеяниях. Спокойные руки были сложены на коленях. Но позже спрятал их под ткань, лишний раз не раздражая и без того обеспокоенного человека.

– Кто ты? – сдавлено проговорил Йоахим.

Однако, не смотря на достаточно точную английскую речь с его стороны, незнакомец лишь понимаючи, словно глядя на ребёнка, с добротой посмотрел на него в ответ, но ничего не сказал.

«Не понимает, наверное» – подумал Ахав, ища идеи как выкрутиться в подобной неожиданной ситуации. – «Может попробовать французский?»

– Est-ce que tu me comprends? – вновь попробовал он, но и это не дало никаких результатов. Индиец понимал, что к нему обращаются, но подобный язык он даже никогда и не слышал, не говоря уже о понимании. Посему, продолжил сохранять молчание, предпочитая не использовать свой родной язык, раз спасённый им человек отличается от его сородичей.

Парень слегка ударил себя ладонью по лбу, когда осознал проявленную глупость.

«Йоахим, ты идиот! Разумеется, он не знает французского, он же индус! Но тогда, кто он и что здесь делает? Ещё один уцелевший после катастрофы? Он нашёл меня