Знахарь - Марина Александрова

— Интересно, как это? Ты же без руки, чем ты можешь… — начал Филипп, но брат его перебил.

— Я без руки, но не без головы! И слушать никого не собираюсь! Я пришел просто попрощаться, — он поднялся и, кивнув им на прощание, вышел из комнаты.

— Нехорошо это, — проговорила Диана и вышла вслед за ним. Филипп остался один. Его немного покоробило поведение младшего брата, но он не подал вида.

За окном послышался надрывный плач Софьи и писк маленького Георгия. В их голоса вплелось бубнящее бормотание Емельяна, и Филипп не выдержал. Медленно одевшись, он вышел из комнаты и спустился с крыльца.

Олег поднял на него глаза, и Филипп понял, что брат не держит на него обиды. Молча подойдя, он обнял и похлопал его по плечу.

— Удачи тебе!

— Только не предлагай мне наш родовой амулет, — смеясь, сказал Олег. — Мне он не поможет, как, кстати, и тебе.

— Ну, ты это зря! — нарочито обиженно сказал Филипп, а сам и вправду готов был сказать братишке пару крепких выражений, но вместо этого он выдал такую тираду, что у провожающих появилось сомнение относительно кольца и его роли в истории их семьи. — На тебя оказывают дурное влияние все эти новомодные течения, которые отрицают все святое, а твоя слабая натура восприимчива и не может противостоять им.

Олег задумался. Можно было, конечно, посмеяться в душе над словами старшего брата и не обращать на них внимания, но было что-то в голосе Филиппа, что заставило всех задуматься.

— Возможно, ты прав. Возможно, но я, как ты правильно заметил, подвержен влиянию общества, а ты находишься в полном подчинении у этого, — он взял руку Филиппа и показал на кольцо, — этого семейного амулета, — последние слова он произнес с явным пренебрежением, что взбесило Филиппа.

Он резко отнял руку и проговорил:

— Благодаря кольцу ты остался тогда жив, а если бы ты его не отдал через вторые руки мне, не находился бы сейчас в таком плачевном состоянии! — круто развернувшись, он пошел обратно в дом.

— Он заговоренный, лечить его надо! — сделал вывод Олег.

Антония медленно брела по улицам города и продумывала до самых мелочей предстоящий разговор. В душе она была уверена в удачном исходе дела.

«Никуда они не денутся, как миленькие согласятся с моими требованиями. Времена не те, чтобы гонор свой показывать. Солдат наведу, про побег расскажу и дочь свою из лап этого срамника вытащу!»

Она уже несколько раз проходила мимо дома Емельяна Сварова, и когда там проводили Олега, решила, наконец, навестить родственников. Она надеялась, что увидев дочь, обязательно убедится в правильности своего решения. Характер дочери она изучила за время ее пребывания в монастыре и не сомневалась в своем даре убеждения.

Главным ее козырем был Филипп. Если только Антония намекнет о том, что грозит ему, Диана согласится последовать в ад, лишь бы спасти любимого.

«В какой-то мере земная, плотская любовь дает свои преимущества. Человеческие слабости так уязвимы!» — думала Антония, и злая улыбка расползалась по ее лицу.

Рано утром после завтрака Диана спешно поднималась наверх, когда ее остановил Емельян.

— Диана, доченька, тебе тут письмецо передали, мальчишка посыльный.

— Мне? — удивилась она, но спустилась и подошла к Емельяну, взяла из его рук маленький, аккуратный конверт. Он был тщательно запечатан, что немного насторожило ее.

Надпись «Лично», сделанная красивым размашистым почерком, заставила девушку передумать читать письмо вместе с Филиппом. Она спустилась в сад и растерянно распечатала конверт.

«Деточка моя, — начиналось письмо, — я была уверена, что это послание дойдет до тебя. Ты должна была это предвидеть, а я-то уж точно знала, что ты жива. Хотя он и пытается разлучить нас, и у него это неплохо получалось, я все время искала тебя и верила, что мы будем вместе. Нам Богом дано быть невестами Христа, а не этих мужланов. Доченька! Пойми, ведь наша истинная цель на земле обетованной — служить Богу и быть послушницами его. Ты стала жертвой обмана, твой Филипп хотел тебя похоронить живьем, но потом передумал. Спроси его, что произошло на кладбище военного госпиталя? И почему он до сих пор не женится на тебе? Ведь это грех! Думаю, что правду он тебе не скажет. Даже если ты простишь его, я простить его не смогу. Как только я получу отказ от тебя, я тут же насылаю на дом Сварова солдат, пусть разберутся с ним. Так что думай, до заката ты должна оставить свое послание у березки, что растет в конце сада, а лучше, если ты сама придешь, и мы тихо покинем эти беспокойные и опасные места. Доченька, надо уметь переносить то, чего нельзя избежать!»

Последние строчки проклятого письма уже расплывались перед ее глазами, так как слезы застилали их.

— Опять! Все снова начинается! — она застонала и разрыдалась. — Не должно было так случиться! Я не хочу, — она рвала, топтала белые листочки. — Это мой саван! Я лучше сошью себе саван, чем пойду, — и тут она задумалась.

Если она не сделает так, как велит Антония, Филиппа опять посадят в тюрьму. Этого допустить она не могла. Он столько выстрадал с самого первого дня знакомства с ней. Нет! Она не может так поступить с ним.

Успокоившись и взяв себя в руки, через четверть часа она уже точно знала, как ей поступить. Мысли текли плавно и четко. Она даже усмехнулась про себя от такой жесткой, странной и неожиданной работы своего мозга.

«Что ж, милый, — мысленно обращалась она к Филиппу, — может, и права моя матушка, что карает нас Бог за союз наш, не освященный Богом. Придется нам…»

Она бегом вернулась в свою спаленку и принялась писать последнее письмо любимому.

«Обстоятельства переменчивы, любовь — никогда. Мы думали, мечтали, надеялись. Я благодарю тебя за все — за счастье, что пришлось испытать мне с тобой, за боль и нежность, за страх и силу, за любовь и страдания. Именно благодаря тебе я стала сильной, мудрой. Женщиной, по-настоящему любящей только тебя. Бог дал меня моей матери в наказание, теперь мать отдает меня Богу в награду. Это и справедливо, и страшно!»

На краю сада она увидела средних лет мужчину, а невдалеке — свою мать, женщину, наполовину лишившую жизни свою дочь.

— Я готова, но прежде чем мы уедем, вы должны пообещать мне кое-что, — сухо проговорила она, глядя на Антонию.

— Да, милая, этот человек имеет множество знакомств среди нынешней власти, и он найдет возможность помочь мне и арестовать твоего дружка. И документиков подходящих мы поднабрали…

— Почему я должна верить вам?

Тут мужчина вытащил из-за пазухи небольшой холщовый мешочек, вытащил оттуда кучу бумажек с печатями и довольно ухмыльнулся:

— Здесь хватит на десяток врагов, даже свидетельские показания, что он контрреволюционер, сочинили. И нам поверят, потому как мы трудящиеся, а он кто? Сын губернатора!

Сомневаться не имело смысла. Антония пойдет на все, чтобы получить свою дочь, и Диана знала это.

Глава 37

— Филипп! Там по твоей части, — раздался крик дежурного врача санитарного поезда.

— Что там?

— Ребенок, шесть месяцев, бронхит.

Филипп, переодев халат, быстро направился в бокс и… столкнулся с Дмитрием Коршуновым, тем самым, который тогда увязался с ними в побег. И вот — повезло.

— Ты??? — Вопрос задали сразу оба.

— Но… как? Что ты, — пока Филипп пытался найти разумное объяснение присутствию здесь своего знакомого, у того наворачивались на глаза слезы, а в самих глазах стояла мольба и теплилась надежда.

— Филипп, мой сын! Мой ребенок, он умирает! Помоги! — и мужчина разрыдался.

Филипп ободряюще похлопал его по плечу и заторопился в бокс, где санитарка нетерпеливо ожидала его.

— Все будет хорошо! Дмитрий, слышишь? Я обещаю, что спасу твоего ребенка! — и Филипп поспешил к ребенку.

Ангелоподобное существо лежало на маленькой кушетке.

— Правда, это просто чудо? — спросила санитарка, утирая слезы.

— Да, этот малыш должен жить, чтобы явить себя миру! — уверенно сказал Филипп и натянул перчатки. Повернувшись к женщине, он с улыбкой проговорил: — И хватит лить напрасные слезы.

Она в растерянности подняла на него свои изумленные зеленые глаза, которые очень нравились ему.

— Он. Будет. Жить! — чуть ли не по слогам ответил Филипп на ее немой вопрос. Санитарка выскочила из бокса.

Разговаривая с малышом, Филипп провел тщательное обследование. Затем он с уверенностью принялся за лечение.

К вечеру спала температура, здоровым румянцем покрылись щечки, и малыш важно потянул молочко из бутылочки. Санитарка не могла поверить в свершившееся. Только на прошлой неделе, когда Филипп был в отлучке по своим никому не известным делам, умерло пятеро детей, и все они гораздо лучше себя чувствовали, нежели этот.

— Его отец еще здесь? — устало спросил молодой врач. Санитарка кивнула, не обращая на него внимания; она была полностью поглощена мальчиком.