Знахарь - Марина Александрова

Неужели это видение — предупреждение ему? Нет, не может быть. Значит это неизбежность. Нет, в это он тоже не мог поверить… Филипп и не заметил, как его размышления сменились глубоким сном…

Огромный особняк, где жило большинство персонала лазарета, в том числе и Одинцов, принадлежал теперь государству. Хозяева особняка, поляки бежали за границу. Но уехали не все, кто не успел — остались мыкать горе в стране, которую все больше поглощал хаос и заливала кровь.

Утром, после подслушанного разговора, Филипп как ни в чем не бывало поздоровался с обитателями дома-общежития, позавтракал и поспешил на работу. Перед самым уходом он вернулся в гостиную и, обняв Ксению, крепко поцеловал ее в щечку.

Да, хладнокровия и выдержки ей не занимать. Она вела себя ласково и приветливо. Как будто и не было между нею и Дмитрием разговора о Филиппе.

— Скажи, Ксения, а ведь ты давно живешь в этом доме? — как бы между прочим спросил он, оглядывая ангелов на потолке.

— Да, батюшка служил у местных богатеев, и здесь у нас были три комнаты. Как сам видишь, приходится мне делить их с конторскими и прочими служащими, — она вздохнула, но потом быстро взяла себя в руки. — Но я не ропщу! Ведь власти могли выселить и меня на улицу, а так я вроде и осталась одна из прежних — хозяйкой!

— У тебя и хозяин появился! — он заговорщицки ей подмигнул. Она прекрасно поняла, о ком говорит Филипп, но нарочито удивленно посмотрела на него и пожала плечами.

— Ах, да! — словно вспомнив что-то важное, сказал он. — Могу ли попросить тебя об одной услуге?

— Конечно!

— В скором времени мне понадобится подвал, хочу кое-что из старых вещей перенести, — он внимательно наблюдал за ее реакцией. На этот раз хладнокровие ее покинуло. Она растерялась, стала нервно теребить кружево платочка, потом взяла себя в руки и решительно ответила:

— Скажешь, когда надо будет!

— Хорошо, — ответил он, обольстительно улыбаясь, и уже уходя, добавил: — жаль, конечно, что эти недоумки сделали с таким прекрасным зданием, да и тебя загнали в комнатенку, но ты права, у тебя могли бы отнять и ее! — с этими словами он вышел, а Ксения стала проклинать себя за то, что не могла в который раз не поддаться обаянию этого человека.

— Идиотка! Еще бы всплакнула! Боже! Но почему этот человек так на меня влияет? Люблю я его, что ли? Или месть меня так гложет? — она заламывала руки, злилась на себя, на него, но ничего не могла поделать с собой, так как, наверное, и вправду любила его, потому и отомстить за его нелюбовь хотела. Благо, можно смертью сестры прикрыться!

Филипп первым делом направился в участок, где, по словам Дмитрия, находились воры, оглушившие его. Пока Ксения не сбежала никуда со всем награбленным добром, надо предпринять меры. Ему нужен был один человек. Дай Бог вспомнить его лицо, но может случиться так, что он сам объявит о себе, если все еще находится в камере.

Охранник беспрепятственно пропустил хорошо одетого молодого человека, а дальше уже в дело пошли ассигнации, послужившие пропуском до самой камеры.

Следователь, Никитин Иван Петрович, посеревший от усталости и соответствующей обстановки, молча кивнул Филиппу в сторону камеры.

— Тебя, что ль, третьего дня хлопнули? Помнишь, кто? — безразличным голосом спросил он.

— Они сейчас сами расскажут, — улыбаясь, уверенно ответил Филипп.

— Ну да, — как будто это привычное дело, сказал Никитин и с таким же непроницаемым видом продолжал лузгать семечки.

В камере сидели воры, спекулянты, насильники, разбойники. Он подошел поближе и тут же услышал смех.

— Что, родной, братца ищешь?

— Да вроде того, — ответил он, оглядывая мужчин, которые, казалось, были все на одно лицо.

— Это он опознавать нас пришел, — отозвался молодой паренек.

Филипп, не обращая внимания, продолжал изучать лица заключенных.

— Кто из вас третьего дня у Сторожевой развилки на меня напал? — осторожно спросил он. И тут же опять раздался этот оглушительный и отвратительный смех.

— Так мы тебе и сказали! Мы тут все по ошибке находимся, иль не знал? — издевался над ним первый.

Лицо Филиппа исказила усмешка. В камере все умолкли. Было что-то демоническое в лице этого красивого и ладного парня. Те, кто точно знал, что не являлись причиной его визита сюда, мысленно молились, чтобы больше никогда не видеть его.

— Ну ничего, я подожду, — веселая ребячливость и обычное настроение быстро вернулись к нему, и он уже не казался таким страшным, — это нужно вам же! — он круто развернулся на каблуках и уже стал отдаляться от камеры, как его окликнул грубый мужской голос.

Глава 40

Если честно, то Филипп сразу нашел того, кого искал. У Исидора Ипатова остался довольно-таки заметный рубец на лбу. И Филипп был уверен, что он отзовется. Он просто проверял свой дар предвидения и не ошибся.

— Эй! Погоди!

Филипп обернулся, но не сдвинулся с места.

— Тебе ведь что-то нужно? Просто так сюда визиты не наносят, а ежели и приходят, так по делу.

Филипп, склонив голову, медленно развернулся и пошел обратно:

— Я вытащу тебя отсюда, если ты мне кое-что пообещаешь, так? — голос его был тих и тверд, словно кремень. Исидор на миг струхнул. Мало ли что придет в голову этого непонятного парня…

— А чего тебе от меня надо? Я человек маленький…

— Перышко знаешь? — тихо спросил Филипп, прерывая его речь.

Исидор оглянулся по сторонам. В Филиппе он ошибиться не мог, этот человек не из агентов, потому, подойдя ближе, ответил:

— Эта падла всю кодлу кинула! Мы добра в последний раз набрали на многие тысячи…

— Ну все, хватит! — Филипп отвернулся и направился к Никитину. У Исидора сердце замерло от неожиданности.

— Неужель сдаст? Неужель сдаст? — вцепившись корявыми пальцами в железные прутья камеры, задавал он сам себе вопрос.

— А ты думал? — подначивал его молодой. И сокамерники сочувственно зашептались.

Но тут все примолкли. Никитин и Филипп о чем-то поговорили, и следователь, гремя ключами, подошел к камере.

— Ипатов, на выход! С тобой в другом месте пообщаются! — неожиданно громко произнес он. Видимо, сумма, предложенная Филиппом, привела в норму его речевую систему.

Исидор заволновался. Он уже стал проклинать себя. Неопределенности он не любил более всего, и когда они с Филиппом покинули участок, напрямую спросил:

— Чего тебе? Говори, да проваливай, сам видишь, у нас с тобой пути-дороженьки разные!

— Да? — изогнув дугою черную бровь, поинтересовался Филипп. — А добро вернуть свое не желаешь? Да владеть им единолично? Наверное, подельнички-то позабывали о нем?

У Исидора при упоминании о провороненном богатстве загорелись глаза, словно у бешеного коня. Уж на его возврат никто не надеялся, даже скупщики все разводили руками, когда начались его поиски.

— Где? — во рту пересохло. Он не хотел произносить это вслух, но жадность взяла свое. — Где оно?

— У бабы одной, — Филипп, сам одно время находясь в застенках, быстро перенял манеру разговора преступников; послушай их обыватель, он принял бы их за сокамерников.

— Но ведь не без пользы для себя малюешь дельце? — левый глаз Исидора стал нервно подергиваться.

— А то!

Емельян часто навещал Филиппа в особняке, теперь мало напоминающем то величавое сооружение, какое он помнил. Филипп, оберегая честь Софьи, сначала остановился в здании около Ипатьевского дома, где жил медицинский персонал санитарного поезда, а когда Дмитрий предложил ему поселиться рядом, недолго думая, переехал в этот особняк-общежитие.

— Извини, отец, но жить я буду теперь здесь, — Филипп с некоторых пор стал обращаться к старику именно так.

— Что ж, поступай, как считаешь нужным, только помни, мой дом всегда твой, — он отвернулся и, уже уходя, добавил вроде в шутку, но она у него получилась печальная, — ты нам нужен. Все-таки мужик в доме.

Ничего ответить не мог он Емельяну, да и не надо было. Старый человек понимал, что у Филиппа свои дела, своя жизнь. И он хотел жить именно так, как велит ему разум.

Со временем Одинцов понял, что поступил правильно. Он был уверен, что подвалы особняка хранят богатства, украденные Мишкой Петровым по кличке Перышко. Не богатства нужны были Филиппу, Ксению хотел проучить, да так, чтобы о смерти своей сестры и об отмщении забыла совсем.

Словно два тайных врага, ходили они по дому, но ни тот, ни другой не торопились открыться. Филипп не понимал, чего ждала Ксения. Может, Дмитрий ее удерживал? Но Филипп медлить не желал. Как только он убедится, что краденное добро в подвале, он даст знак Исидору, и тогда…

Дмитрию придется его простить, ведь каждый спасается как может! И раз он определился со своим решением, значит, его надо осуществить, пусть даже нагрянет еще одна революция или оживет Василиса. Это не имеет значения!