Бей или Беги, ведьма! Дитя магии - Евгения Горюнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Элеонора тогда мальчишек выходила, она ж в больничке работала, и помощь оказала, и на ноги поставила обоих. Манушу тогда крепко досталось. Табор ушел, а его оставить пришлось, через год только вернулись за ним. Пацан вымахал сильно, окреп. Откормила его Эля, учила помаленьку. А деда твоего уважали и боялись. Соседка эта, что увести его хотела, потом только смотрела и вздыхала, говорила: "Не потяну я такого мужика, мне помягче надо, попроще".
Такой вот дед у тебя героический был.
Я налила ей заново чай, этот уже совсем остыл.
— Погоди, то, что я тебе должна рассказать, просто так не поведать, баба Тоня встала, достала из шкафчика наливку темно-вишневого цвета, ловким движением выудила оттуда две красивые хрустальные стопочки, разлила напиток. Он оказался очень мягким и вкусным, с отчетливым привкусом терпкой вишни, смородины и черноплодной рябины.
— Во всем они такие были, что Николай, что Эля. Она-то еще попроще, просто молчит и улыбается хитро, будто все ей уже наперед известно. А дед твой… Долго у них детей не было. А и не переживали вовсе. Взять цыганчонку на год к себе пожить? Запросто! Сокола подбитого домой принесть и лечить? Легко. Своей скотины не держали, кроме коз, Эля говорила, забивать не могут, что курей, что кролей. У них и козы-то от старости умирали! Молоко уже не давали, а они все ухаживали за ними. Потом родилась все-таки мать твоя, дед посадил черемуху эту. Обычно ж бабам платок красивый, или сережки дарят, а этот — дерево! А Эля счастлива была, ажно светилась вся! Чудные, что ни говори.
Я слушала, не шевелясь, стараясь даже дышать редко, чтобы ненароком не спугнуть разговорившуюся женщину. Как живых представляла дедушку, высокого, темноволосого, с яркими синими глазами, и бабушку — молоденькую, в светлом платье, отдающую свой пояс быку на рога.
Ровно за месяц до родов приехал к ним гость какой-то, мужчина. На машине дорогой, черной, привезли его. Высокий, видный, но лицо такое, знаешь, — женщина провела рукой по своему лицу, — страшное, а пытаешься вспомнить и ничего, будто туман серый. Я его только два раза коротко видела: как входил он к ним в дом, да на следующий вечер вышел он во двор, осматривался. Меня увидел, поздоровался, разулыбался. Тут его Николай быстро обратно в дом увел. А у меня мурашки табуном по коже, аж, волосы дыбом встали, так страшно стало!
Ночью только слышала машина к их дому подъезжала, значит, уехал он. Больше его не видели, а Николай сказал, что это его дальний родственник, мол, из тюрьмы вышел, решил проведать. Ну, оно и понятно, чего мне так боязно было, я уж не стала спрашивать, за что сидел, не мое то дело.
Рожать Эля ездила далеко куда-то. Всем сказали, что в Москву. Не знаю, правда то или нет. Только в их отсутствие опять машина та приезжала. Постояла несколько минут и уехала. Стекла черные, жуть жуткая, не видать никого. С тех пор каждый год на день рождения Алисы, они уезжали в Москву. Говорили, там родственники у них. Машины больше не было.
А однажды пожаловала к ним тетка какая-то, Алиске аккурат шесть исполнилось. Вернулись они из Москвы, значит, а тетка на следующий день к ним. Сначала нормально все было, а потом слышу грохот такой, будто вся посуда полетела со стола, визг женский. Я в огороде была тогда, вижу — баба эта вылетает, Элька за ней следом, и все норовит в волосья вцепиться — никогда такого не видела, это ж бабы деревенские могут, а чтоб она! И кричит, кричит так страшно, мол, я тебе глотку зубами перегрызу, если только посмеешь! Николай их разнять пытается, уговаривает. Да куда там, Эля одной рукой ту за волосы, а другой в шею вцепилась и шепчет ей что-то в лицо. Тут гляжу, Алиска в дверях показалась.
— Мама, пусти ее, она и до вокзала не доедет, не успеет рассказать ничего.
Тут их всех как водой окатило, разошлись и стоят ни живы, ни мертвы. Николай первый в себя пришел, Элю с дочкой отправил домой, а тетку эту повел на выход.
— Вы все слышали и знали, на что шли, мне уже не повернуть назад, я ничего не могу сделать.
Я под кустом смородины спряталась, сижу, не дышу. А через неделю они переехали, продав дом за бесценок. Приезжали потом какие-то люди, спрашивали про них, да только ни адреса, ничего другого не оставили твои дед с бабкой.
Первые годы-то еще пытались тут жить, но быстро оставили эту затею. Привидение там, с ума всех сводит. Да черемуха вот обгорела, когда в нее молния попала. Лет десять как тому.
*
Я сама сидела и не могла сделать нормальный вдох. Казалось, легкие занемели, как и я вся. И мыслей пока никаких. Баба Тоня налила еще по одной.
— Ну, давай за них! Хорошие были люди, пусть земля им будет пухом!
Глава 21
Добрая женщина постелила мне в гостевой комнатке, чьи окна выходили как раз на темный, словно застывший в ожидании, дом. Кровать стояла прямо возле чуть приоткрытого окна, откуда дул свежий ветерок, а от белья приятно пахло травами и солнцем, в голове слегка шумело после наливки, но заснуть все равно не удавалось.
Деда я, к сожалению, не знала совсем. Бабушка говорила, что он был необычайно красив. Высокий, с идеальной фигурой, мужскими чертами лица. Но главное — его глаза редкого сапфирового цвета, обладающие невероятной глубиной. Такие же глаза были у моей матери. И у меня.
Бабушка очень любила его, и после смерти деда не смогла построить ни с кем отношений, будучи до самой смерти красивой и привлекательной. С ней постоянно пытались познакомиться, оказывали знаки внимания, даже делали предложение, но — все впустую. "Подобной душевной глубины мне больше не найти" — так говорила бабуля о своем любимом.
Бабуле нравился мой отец, но он был мягким, предпочитал слушаться жену и тещу, поэтому и предпочел уйти за моей матерью, когда
