Дневник Елены Булгаковой - Елена Булгакова

Явно снимают и «Ивана Васильевича».

Горчаков звал на сегодняшнюю репетицию «Ивана Васильевича». Зачем себя мучить?

Театр мечется, боится ставить. Спектакль был уже объявлен на афише, и, кажется, даже билеты продавались.

В «Советском искусстве» сегодня «Мольер» назван убогой и лживой пьесой.

Как жить? Как дальше работать М. А.?

Письмо от Вересаева, очень доброе.

Вечером с Яковом Л. навещали Мелика.

В 4 часа 30 мин. были опять званы к Буллиту. Решили не идти, не хочется выслушивать сочувствий, расспросов.

Вечером в Большом на «Наталке-Полтавке». Киевские гастроли оперные.

Сидели в директорской ложе у самой авансцены, ложа была битком набита. Перед началом второго действия в правительственной ложе — напротив — появились Сталин, Молотов и Орджоникидзе.

После окончания — на сцене собрались все исполнители и устроили овацию Сталину, в которой принял участие затем и весь театр. Сталин махал приветственно рукой актерам, аплодировал.

Звонок. М. А. вызывает Керженцев.

— Можете ли, М. А., сейчас приехать?

— Сейчас? Я хотел сейчас пообедать.

Перенесли на завтра на 10.30 утра. Зачем?

В новом здании в Охотном ряду, по пропускам, поднялись вверх. После некоторого ожидания М. А. пригласили в кабинет. Говорили они там часа полтора.

Керженцев критиковал «Мольера» и «Пушкина». Тут М. А. понял, что и «Пушкина» снимут с репетиций.

М. А. показал Керженцеву фотограмму отзыва (очень лестного) Горького о «Мольере». Но вообще не спорил о качестве пьесы, ни на что не жаловался, ни о чем не просил.

Тогда Керженцев задал вопрос о будущих планах. М. А. сказал о пьесе о Сталине и о работе над учебником.

Бессмысленная встреча.

В «Советском искусстве» от 17 марта скверная по тону заметка о «Пушкине».

М. А. позвонил Вересаеву, предлагал послать письмо в редакцию о том, что пьеса подписана одним Булгаковым, чтобы избавить Вересаева от нападок, но Вик. Вик. сказал, что это не нужно.

На сегодня были званы на вечер к французскому послу, но не поехали — все по той же причине — не хочется расспросов.

Были в 4.30 у Буллита. Американцы — и он тоже в том числе — были еще милее, чем всегда.

Дочка норвежского посла говорила, что «Турбиных» готовят в Норвегии и что они шли в Лондоне.

Другая — ее сестра — говорила, что смотрела «Турбиных» в Москве двадцать два раза.

Дочка Альфана сказала М. А.:

— Вы у нас не были…

М. А. ответил, что очень сожалеет, что болезнь помешала придти.

Арестовали Колю Лямина.

М. А. диктует исправления к «Ивану Васильевичу».

Несколько дней назад Театр сатиры пригласил для переговоров. Они хотят выпускать пьесу, но боятся неизвестно чего. Просили о поправках. Горчаков придумал бог знает что: ввести в комедию пионерку, положительную. М. А. наотрез отказался. Идти по этой дешевой линии!

Заключили договор на аванс. Без этого нельзя было бы работать, в доме нет ни копейки. Всероскомдрам, конечно, немедленно отказался от выдачи денег.

А МХАТ замучил требованиями возврата денег по «Бегу».

Во МХАТе перемены, в том числе и в литчасти.

Вчера были на концерте у американского посла. Все мужчины во фраках. М. А. — в черном пиджаке.

Пел тенор Радамский, американский подданный. Потом его жена. Оба пели плохо. Прокофьев играл двенадцать детских пьес, прелестных.

Ужинали, a la fourchette, столы были накрыты в трех местах.

Как всегда, американцы удивительно милы к нам. Буллит уговаривал не уезжать, остаться слушать еще Прокофьева, но мы уехали в третьем часу на машине, которую нам предложил Кеннан.

МХАТ, перед спектаклем. Фото Ю. Кривоносова

Новый завлит в МХАТе Рафалович позвонил к М. А., просит придти завтра в Театр, говорить о «Мольере».

М. А. с Рафаловичем и Горчаковым говорил о «Мольере». Хотят возобновить спектакли. Просят небольших поправок — смягчить по линии кровосмесительства. Париж стоит обедни. М. А. думает согласиться на поправки.

Вечером у нас были Кунихольмы, Кеннен и Дмитриев. Разговор больше всего о Чехове, которого Кеннан изучает. М. А. подарил Кеннану конверт, адресованный Чехову, веточку из его сада в Аутке и маленький список книг, написанный характерным бисерным почерком Чехова. Все это М. А. получил в подарок от Марьи Павловны, когда был на даче в Аутке, если не ошибаюсь, в 1929 году.

В Театре уже говорят о возобновлении «Мольера», о том, что поспешили с его снятием. Лица неузнаваемы.

Репетиция «Ивана Васильевича» в гримах и костюмах. Без публики. По безвкусию и безобразию это редкостная постановка. Горчаков почему-то испугался, что роль Милославского (блестящий вор — как его задумал М. А.) слишком обаятельна и велел Полю сделать грим какого-то поросенка рыжего, с дефективными ушами. Хорошо играют Курихин и Кара-Дмитриев. Да, слабый, слабый режиссер Горчаков. И к тому же трус.

Генеральная без публики «Ивана Васильевича». (И это бывает — конечно, не у всех драматургов!) Впечатление от спектакля такое же безотрадное. Смотрели спектакль (кроме нашей семьи — М. А., Евгений и Сергей, Екатерина Ивановна и я) — Боярский, Ангаров из ЦК партии, и к концу пьесы, даже не снимая пальто, держа в руках фуражку и портфель, вошел в зал Фурер, — кажется, он из МК партии.

Немедленно после спектакля пьеса была запрещена. Горчаков передал, что Фурер тут же сказал:

— Ставить не советую.

Приехал Русланов с просьбой — нельзя ли сделать изменения в «Пушкине».

М. А. категорически отказался. М. А. дал согласие в МХАТе сделать перевод «Виндзорских проказниц» и вообще шекспириану сделать наподобие мольерианы в «Полоумном Журдене».

Очень грустно, что М. А. должен подписать этот договор. Но нам нужны деньги на поездку в Киев, иначе без отдыха М. А. пропадет при такой жизни.

Сегодня приехали из Киева. Утешающее впечатление от города. Мы жили в «Континентале». Портили только дожди. «Турбиных» играют без петлюровской сцены.