Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 1. Бегство с Нибиру - Семар Сел-Азар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прослышав о готовящейся казни колдовских кумиров, люди стали стекаться со всех концов к месту исполнения приговора на берегу реки, даже и из тех бедняцких пределов города, чьи обитатели за свои деяния, сами нередко оказывались, подвергнуты здесь позорному истязанию. Стараясь перекричать шумную толпу, глашатай зачитал вынесенный приговор, затем по знаку чиновника – отвечающего за соблюдение беспрекословного и точного выполнения всех подвижек наказания, вытащили приговоренное творение на возвышение, облысевшее от нескончаемых казней, и двое громадного вида палачей, начали исполнять первую часть предписанного. Со знанием дела поплевав на ладони, они со всего маху начали стегать деревянное изваяние сыромятными плетями. Раскачиваясь под хлесткими ударами, бесовское творение, треща и скрипя, издавало душераздирающие звуки, раздающиеся по округе, словно стоная и плача от жестокосердия людей, и от этих звуков у присутствующих холодело на сердце. Еще больший страх охватил их, когда от стараний палачей, лики великанов вдруг повернулись к ним, страша свирепостью своих разъяренных взоров, заглядывающих прямо в испуганные души. Наконец закончив наказание плетьми, истязатели, пряча глаза и стараясь не смотреть на рассерженных гулла, подожгли подложенный у их подножия хворост, политый земляным жиром. Изрядно высохшие и также обильно облитые жиром, дерева затрещали от вползающего огня, поднимающегося все выше и выше, и поднявшись к самому верху, ухватившего там, сцепленные в борьбе руки богоравных братьев. Стражники придерживавшие Нанума, чтобы он смотрел на казнь своего творения, поддавшись общему смятению, уже про него не думая ослабили твердую хватку; воспользовавшись свободой, старый ваятель плача и причитая, бросился к своему детищу, тщетно пытаясь спасти его от всепоглощающего жара. Когда объятый пламенем зодчий заметался на кострище, опомнившиеся стражники, кинувшись, было оттащить его, тут же отпряли, поняв всю безнадежность попыток сделать это. Под силой жара пламени, пальцы исполинов расцепились, вселяя в притихших людей ужас, и указующие персты разжались, грозя в посеревшее небо, словно предупреждая о неотвратимости скорой расплаты.
Только спустя какое-то время, как костер немного приутих, виноватые стражники смогли оттащить обгорелое тело бездыханного старика и увезти с собой, чтобы отдать домочадцам. Пораженные увиденным люди, вопреки обыкновению не стали оставаться после казни, чтоб повеселиться, быстро разойдясь по домам, и вскоре на ней оставался один лишь слепой старик со своей облезлой псиной.
***
Силиг-Силиг, подав слепцу, так и не понявшему, что вокруг него происходило, велел ему уходить. Оставшись один, он продолжал наблюдать за тлением ненавистного творения, размышляя о несправедливости мира. Он не застал всего ужаса творящегося здесь, предпочтя не присутствовать на казни, не желая своим злорадством, добивать поверженного уже противника, и в большей мере боясь неожиданной отмены самого приговора. В пыли угасающего пепла, ему приметилась не успевшая еще рассыпаться, кисть руки полубога с разжатыми перстами. Краем своей накидки, ваятель осторожно, чтобы не повредить, поддел ее. Держа в руках остаток не остывшего еще изваяния, творец прекрасного, снова поражался живости даже этого его – последнего, мертвого обрывка. Очередной вздох сожаления растряс его, на этот раз от переполнявшей его до сих пор зависти, и ладонь, просыпавшись прахом, медленно развеялась из пригоршни, оставив на ткани лишь черный ее огарок.
10. Исход.
Еще издали увидав странный возок, украшенный рисунками и цветами, Аш понял, что путешествие не будет скучным, а слоняющаяся толпа, вокруг людей в диковинных одеяниях, укрепили его предчувствие. Когда они с товарищем абгала подошли поближе, он подумал, что тут должно быть собрался весь бедняцкий надел. Увидев приближающихся путников, от возка отделился озабоченный человек. Обрадованный приходом старшего, он тут же начал жаловаться на не желающую расходиться толпу:
– Никак не можно их унять, покажи им опять про бедняка Нинурту и все тут. Грозятся, что не выпустят нас, пока снова не увидят, как градоначальник получает тумаки. Мы бы сами начали, но без тебя никак. Не получать же тумаки досточтимой Эгэ, а Нин итак в привратниках.
– Сейчас-сейчас. Поди пока, успокой народ, скажи: "Непременно сейчас начнем". – Успокоил своего соратника старый скоморох, подходя к повозке, чтобы переодеться.
Добившись спокойствия, не дожидаясь пока Пузур переоденется, беспокойный человек, выйдя на проплешину между людьми и возком, начал:
– Сейчас мы покажем, как глупый и жадный градоначальник Нибиру, за свою жадность, был трижды наказан голосом правды Гимил-Нинурту.
После этого, он, на мгновенье, скрывшись за пологом, вышел оттуда уже в лохмотьях с нарисованной лукавой улыбкой на лице, изображая пройдоху-бедняка. Вся суть представления заключалось в том, что хитроумный бедняк, между непродолжительными действиями и глупыми разговорами, под дружный хохот и одобрительные крики зрителей, поколачивал жадного до чужого добра градоначальника, от чего последний смешно сжимался и подпрыгивал, а его глупая рожа, под которой скрывался старый приятель абгала, была преисполнена мучительного страдания. У Аша, привыкшего к изысканным представлениям торжественных выходов и воспитанного в человеколюбии, и не успевшего оправиться еще от побоев, сие лицедейство вызывало лишь отторжение, и он хотел с негодованием покинуть сборище охульников и грубиянов, с нескрываемой радостью глядящей на избиение человека человеком. Но только одного взгляда брошенного в скопление люда, хватило, чтобы понять это их злорадство – порожденное беспросветностью бытия. Глядя на эти серые, изможденные лица, радующиеся неотвратимости наказания для вороватого чиновника, он вдруг осознал, насколько велика в людях жажда справедливости, если даже находясь на самом дне существования, люди продолжают верить в то, что придет кто-то, кто сумеет рассудить и установить все по правильному и воздаст каждому по справедливости. Этот голос справедливости Нинурты, возможно единственная их вера в хоть какую-то расплату за обиды, перенесенные за многие годы и поколения. Того Нинурты, которого на родине абгала кличут Нингирсой – покровителем их города. Теперь он понимал желание своего учителя, в его надежде на помощь высших сил. Они еще поговорят об этом, после того как он окажется у старика на родине, ведь именно туда собрались направить колеса своего огорода эти бродяги.
После того как выступление закончилось, и благодарные зрители разошлись, оставив наполненное всем миром зерном блюдо и настоятельно всученное главе скоморохов, Пузур, все еще не снявший с себя сноп соломы – от тумаков, вспомнил про юношу пришедшего с ним. Засуетившись,
