Готские письма - Герман Умаралиевич Садулаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По другой версии была зима, холодная зима, и пролив замёрз. Гуннский охотник преследовал оленя. Олень рванул на лёд, и охотник за ним. Хоть и страшно было, но голод не тётка. Вместе они перешли по льду пролив, гунн увидел другой берег, и там было гораздо теплее и лучше, и даже виноград был, хоть и подмороженный, но вполне съедобный. Олень убежал, но гунн утолил голод виноградом, вернулся и рассказал другим гуннам. Гунны обрадовались, перешли Керченский пролив и напали на готов.
Только, пожалуйста, не надо. Не надо никаких поверхностных аналогий. Потому что русский учёный Васильев давно уже доказал, что эта легенда не имеет никакого отношения к реальной истории гуннов, а всего лишь пересказывает сюжеты мифов, например про Зевса, Ио и ревнивую Геру. Но sapienti sat. Боюсь, ты уже заразил меня своим интересом к гуннам. Ещё пара писем с вопросами про Аттилу – и я обрасту тёмными космами и стану мерзким гуннистом, забыв свой изначальный светлый облик готоведа. Больше не будем. А мост будет. Ведь это мост из Гуннии в Готию, это мистическая переправа, когда Гунния и Готия стали одно или узнали, что они всегда были одно целое.
Мы с тобой ещё прокатимся по этому мосточку в Крым, вспоминая готов (ладно, и гуннов). Если будем живы. Береги себя, жить нам придётся долго. Будь здоров.
Фрагмент второй
Наисс
Судьбы владеют людьми и народами. Даже боги подвластны своей судьбе. Провидя своё будущее от сего дня и далее насквозь до самой последней ночи, боги делают то, что им назначено, и получают то, что им суждено. Так могучий бык с медным кольцом в носу покорно бредёт за погонщиком, который держит в руках верёвку, продетую сквозь кольцо. Каждый из нас думал, что по своей воле выбрал свой путь. Наши вожди считали, что выбрали судьбу для себя и для всех нас. Но и мы, и наши вожди были подобны табунам диких коней, полчищам саранчи и стаям птиц, приведённым в движение невидимой силой. Я расскажу о великом походе на запад, о походе, которым закончился старый мир. Люди Запада, люди той стороны, многое напишут и оставят в память о том длинном как вечность годе, но некому, кроме меня, записать историю великой войны от имени Востока. Только для этого боги оставили меня в живых. Я не вижу другой причины продолжения своей скудной на радости жизни, когда многие, кто был моложе, лучше меня, мудрее меня, храбрее, веселее и злее меня, остались под синей водой или чёрной землёй, а я, старый, седой, переживший сорок две зимы, раненый и больной, продолжаю дышать и смотреть на звёзды, тщась разгадать в небесных рунах послание богов о том, в чём же была высокая цель нашего путешествия.
Меня зовут Бока, я из народа гутонов. Хотя моя мать была гречанкой. Поэтому я не похож на гутона. Я помню свою мать, она была добра и красива. Помню её ароматные волосы, вьющиеся, цвета коры. От матери я унаследовал тёмные кудри и карие глаза, моя кожа чуть смуглее, чем у гутонов, но ростом и лицом я похож на отца, особенно постарев стал на него похожим, так говорят. Моя мать не была рабыней. Отец не брал её как добычу в походе. Он взял гречанку женой, когда его первая жена, гутонка, умерла от болезни, оставив двух дочерей.
Мой отец был тогда совсем молод. Гутоны, иначе называемые грейтунгами, обитали в сухой степи недалеко от Понта и Меотиды, разводили скот, заходили в прибрежные города, чтобы менять кожи и мясо на масло, хлеб и на что только хватало полученного за свой товар серебра. Или воевали, чтобы добыть то же серебро более славным способом. В Пантикапее умер архонт Боспорского царства Ининфимей. Власть должен был унаследовать Рискупорид. Но Фарсанз оспорил его притязания. Случилось двоевластие, и царство раскололось. Гутоны поддержали Фарсанза и вошли в Пантикапей и во многие другие боспорские города. Моего отца звали Самаэль, он был воином в дружине вождя грейтунгов по имени Алрих. Алрих занял Пантикапей, и Самаэль вместе с вождём пришёл в этот греческий город. Здесь он встретил мою мать, тогда ещё юную деву по имени Ийя. Она была дочерью торговца оливковым маслом. Самаэль пошёл к её дому и стал просить Ийю в жёны. Он не мог предложить большой выкуп. Но обещал, что дом и лавки родственников Ийи будут под его личной защитой, пока гутоны в городе и вождь Алрих советует Фарсанзу, как ему править своей частью Боспора. Родственники Ийи были не очень счастливы сватовством гутона, но согласились отдать свою дочь, понимая, что гутоны, если не получают добром, то берут силой. Они поставили только одно условие, что дочери будет позволено навещать отчий дом и поддерживать связь со своей прежней семьёй. Отец согласился. Когда через год родился я, мать стала брать меня с собой. Благодаря этому я с малых лет часто бывал в Пантикапее, в доме своего деда по матери, грека.
Однажды в Пантикапей приплыла чума. Какой-то корабль с юга принёс в город болезнь, начался мор. Грейтунги собрались и ушли в далёкую степь. Мой отец тоже ушёл вместе со всеми грейтунгами и взял с собой нас: мать, двух дочерей от гутонки, меня и мою маленькую сестру – от гречанки. Гутоны быстро поправлялись в сухой и чистой степи, продуваемой сильным ветром, с водами чистых рек и колодцев. Но моя мать и её дочь были уже сильно больны, они не выжили. В нашей хижине, поставленной на каменистой земле, отец сидел днём и ночью рядом с женой и дочерью, поил водой, гладил своей грубой рукой их лица, без страха целовал в щёки и в губы и молился гутонским богам. Боги не захотели помочь или не смогли. Когда тела моей матери и сестры охладели, мы с отцом завернули их в полотно и унесли далеко от станицы. Отец не хотел сжигать жену и дочь, как это было принято у гутонов. Мы погребли их по-гречески, в земле, выкопав глубокую яму среди камней. Кажется, моя мать была христианкой. Но не из тех безумных, что рвутся принять смерть и муки за
