Дарий Великий не в порядке - Адиб Хоррам

Особых чувств к брокколи я не испытывал. И не был готов к такой внезапной и необъяснимой корректировке курса разговора. Фариба Бахрами при необходимости становилась Переключателем Темы Десятого Уровня.

– Завтра тебе приготовлю. Хочешь съесть что-нибудь на ночь?

– Нет, спасибо.

Я помыл посуду, пока Маму убирала зелень, которую перебрали Бабу и Лале.

– Ты прямо как твой отец, – сказала бабушка. – Он тоже всегда помогает на кухне.

– Правда?

– Помню, как мы приехали к ним на свадьбу. Ваш папа постоянно мыл посуду. Вообще не давал мне помочь. Ваш папа такой милый.

Опять это слово.

Стивен Келлнер – милый.

– И ты тоже очень милый, Дариуш-джан.

– М-м.

Маму притянула меня к себе и снова поцеловала.

– Я так рада, что ты приехал.

– И я.

Повседневная одежда персов

На следующее утро папа потряс меня за плечо и разбудил.

– Спишь голый?

– Что? Нет.

– Хорошо. Счастливого Навруза, Дарий. – Папа потрепал меня по голове.

Даже не отпустил комментария по поводу длины волос.

– Счастливого Навруза, пап.

Как я уже говорил, к просмотру «Звездного пути» мы применяли особые правила (или по крайней мере так было раньше, прежде чем отец их изменил). Правило было в том, что на это время мы становились настоящими отцом и сыном.

В Навруз это правило действовало тоже. Но на этот раз у наших отцовско-сыновних отношений имелись зрители.

Танцующий Вентилятор надвигался на отца – безжалостный дрон Борг, твердо решивший нас обоих поглотить, – но стоило папе взглянуть на него, как вентилятор замер.

Сопротивляться было бессмысленно.

– Лучше одевайся. Скоро приедет твой дядя Сохейл.

– А сколько времени?

– Почти десять. Пойдем. Пока кухню окончательно не заняли.

Отец налил мне чаю и сел рядом, пока я ел сангак с сыром фета.

Сангак – это такой лаваш, испеченный на камне. Его довольно сложно разжевать, если только не подогреть в тостере, что я и сделал, воспользовавшись сияющим тостером класса люкс, стоявшим на кухне у Маму: матированная сталь, цифровые надписи, сенсорное управление.

Это был настоящий «Энтерпрайз» среди тостеров.

Дома мы по праздникам ели на завтрак яичницу с беконом (и в другие дни тоже, если маме хотелось бекона, что обычно случалось, когда у нее бывал стресс на работе), но в Йезде бекон купить было нельзя. Это не халяльный продукт, а значит, он запрещен в Исламской Республике Иран. Поэтому я завтракал лавашом с сыром, как любой другой иранский подросток. Как, наверное, делал и Дарий Первый в детстве.

Я чувствовал себя настоящим персом.

– Счастливого Навруза, Дариуш, – сказала мама и поцеловала меня в макушку, пока я мыл посуду после завтрака. Она снова стала называть меня иранским вариантом моего имени.

– Счастливого Навруза, мам.

У нее на голове были бигуди, а одета мама была в длинное и пышное белое платье. Мой желудок совершил подъем с переворотом.

– Э-э… А ты наряжаешься, да? – Но ответ мне уже был известен.

– Совсем чуть-чуть.

– И мне тоже надо?

– Как хочешь. Это семейный праздник. Надень что-нибудь обычное, повседневное.

Я знал, что она обманывает.

– Хорошо.

– Где твоя сестра?

– Смотрит с дедом какой-то иранский сериал, – ответил папа, не поднимая глаз от блокнота. С самого нашего приезда из Персеполя он подправлял и совершенствовал свои наброски. – Он говорит, так она начнет лучше понимать фарси.

Я в принципе тоже хотел бы посмотреть иранский сериал с дедушкой и начать лучше понимать фарси.

– Стоит нам отвернуться, как мой отец попытается ее выкрасть, – сказала мама.

– И где его носило, когда Лале было два года?

Мама наклонилась и поцеловала папу в висок. Я заметил, что именно туда она больше всего любит целовать папу в присутствии других людей.

– Душ свободен, – сказала она.

Папа поцеловал маму еще раз – на этот раз поцелуй пришелся на уголок рта, куда папа больше всего любит целовать маму, когда они не одни.

– Спасибо.

Как только мама ушла в гостиную, я повернулся к отцу.

– «Повседневная одежда по-персидски»?

Папа захлопнул блокнот.

– Повседневная и по-персидски, – согласился он.

Понятие «повседневная одежда по-персидски» покрывает широкий диапазон, начиная от «немного более формально, чем бизнес-кэжуал» до «еще чуть-чуть – и черный галстук или военная форма». Самый минимум – это классическая рубашка и брюки. Возможно, и пиджак тоже, но это зависит от компании приглашенных. В Америке понадобился бы и галстук, но в Иране галстуки никто не носит. Считается, что это признак «западной» моды.

У папы в чемодане не хватило места даже для одного пиджака, мой единственный больше на меня не налезал, так что мы с отцом были полностью лишены возможности выглядеть эффектнее остальных.

В этом, насколько я понимал, и заключался весь смысл повседневной одежды по-персидски: сделать так, чтобы ты и твоя семья выглядели ярче других гостей, обычно обманом заставив всех думать, что событие куда менее празднично, чем есть на самом деле.

Папа уже был натаскан в вопросах повседневной одежды по-персидски. Он знал, чего ожидать. Он всегда следил, чтобы мы были разодеты в пух и прах, хотя иногда это выходило боком. Хуже скромных образов могли быть только чрезмерно вычурные наряды. Тогда все начинали шептаться у нас за спиной (разумеется, на фарси) о том, как нарочито вызывающе мы разоделись.

Мама настаивает, что само понятие повседневной одежды в Иране полностью у нас в головах.

Она всегда говорит, что мы отлично выглядим, даже когда на нас всего лишь шорты и футболки, а на всех остальных рубашки с пиджаками.

Она говорит, мы просто слишком стеснительные.

Может быть, это очередное Правило Персидского Этикета.

Я дождался, пока папа примет душ, и пошел в свою ванную (с туалетом в полу, который, честно говоря, был не так уж неудобен, стоило только к нему привыкнуть), чтобы тоже помыться и переодеться. Когда в доме целая толпа народа и каждый пытается достичь повседневного образа по-персидски, горячей воды на всех не хватает. Я надел темно-серые классические брюки и бирюзовую рубашку с неярким узором из листьев, который можно было рассмотреть только в определенном свете.

Она меня немного стройнила. Мне нравилось, как я в ней смотрюсь.

Я чувствовал себя почти красивым.

Почти.

Дядя Сохейл приехал немногим после полудня. С ним были его жена и двое сыновей. Дядю Джамшида ожидали позже.

Дядя Сохейл был вылитый Бабу, более молодая его версия из какой-то параллельной квантовой реальности, в которой Бабу имел способность улыбаться. Дядя Сохейл и его жена Зандаи Симин по очереди расцеловали меня в обе щеки, обняли, снова расцеловали, а потом