Альфа и Омега - Дмитрий Дивеевский

Фаня приподнялась над креслом и ароматным облачком двинулась на Филофея, с явным намерением обволочь его любовным флером.

Бричкин одно мгновение остолбенело смотрел на соблазнительницу, затем лихорадочно схватил крест и непослушными губами зашептал молитву Честному Животворящему Кресту. Привидение обиженно скривило рот и стало быстро растворяться.

Филофей дернулся, спазматически выдохнул воздух из похолодевшей было груди и молвил:

– Едрена Матрена…

Тип реакции областного начальства на произведение позднего советского модерна точнее всего описан в учебнике психиатрии, в разделе «Острая форма буйного помешательства». При виде головы Горбачева начальство завопило так, что стаи ворон, населявшие местные тополя, снялись с насиженных мест и с карканьем мигрировали в городской парк. Областной начальник, одетый в торжественный костюм по случаю открытия монумента, топал ногами и пытался хватать Верхая за грудки. Художник, заикаясь, старался довести до его сознания мысль о том, что к нормальной голове генсека никто не подошел бы, а к его произведению не зарастает народная тропа.

– Я-а-а же ему х-характер раскрыл, такой, блин, п-п-противоречивый. А Вы-ы никак н-не въедете…. Да его в П-п-париж с р-р-руками оторвут…

– Нет, это я тебе руки оторву, – вопил высокий руководитель, – бездельник, тунеядец, хрен собачий!

Он оказался не чужд ненормативной лексике, и в семантическом потоке, извергавшемся из его уст, слова «козел» и «мудак» были не самыми разящим. Дело было, конечно, не в самом уроде, воплощенном в металл. Черт бы с ним, отвезти на свалку и выбросить. Дело было в гласности, потому что начальник по недомыслию привез с собой репортеров из областных средств массовой информации, а эти собаки теперь не преминут оттянуться на нем изо всей своей мочи. И в правду, те с нескрываемым глумлением и пошлыми шуточками фотографировали шедевр со всех сторон, а щелкопер из «Волжского пароходства», отличавшийся особой ядовитостью, с блокнотом в руках тщательно производил описание уродств головы генсека.

Наконец, начальник проорался, в последний раз с ненавистью взглянул на Верхая, показал ему кукиш вместо гонорара, обежал монумент, плюнул на него и махнул рукой небольшой кучке окояновцев, собравшихся на открытие, плюхнулся в черную «Волгу» и исчез в пространстве. Вместе с ним исчез и Кендяйкин Михаил, даже не подошедший к художнику на расстояние вытянутой руки.

Верхай с облегчением вытер с лица холодный похмельный пот. Он находился в состоянии тяжелого бодуна, сопровождавшего каждую его встречу с малой родиной. Вокруг, понурившись, стояли соратники. Ситуация складывалась непростая. Вчера они спустили все деньги Коляна в предвкушении обозначившегося гонорара. Своих запасов у музыкантов отродясь не водилось, и перспективы преодоления похмельного синдрома «на сухую» порождали в их умах самые скорбные размышления. Особенное отвращение к действительности им внушало то обстоятельство, что на текущий день в Окоянове не планировалось никаких, даже самых завалящих, похорон.

Едва ли кто из Вас, читатель, удивится дальнейшему ходу событий. Коллективная мысль создателей «чудища железного», как его уже окрестили местные жители, не могла не привести к единственному заключению: истукана сдать на металлолом, а на вырученные деньги опохмелиться.

Вскоре к Горбачеву подъехал катафалк, и он был помещен в транспорт по всем правилам погребальных услуг – вперед ногами, то есть подставкой. Повеселевшие провожающие уселись по бокам и взяли в руки духовой инструмент. Машина пукнула черным дымом, из ее открытых окон скорбно зарыдал траурный марш и, дребезжа на выбоинах, она повлекла генсека в последний путь.

Приемщик металлолома дядя Паша Тужилкин повидал в жизни всякое, но такого не видел никогда. Он ходил вокруг генсека, охал, приседал и бил себя руками по коленям:

– Это как же Вы умудрились такую правду жизни накалякать? Ведь вылитый Мишка! Натуральная ошибка природы. Как, говоришь, такая манера называется, модернизьма? Ай, молодца! Значит, изделие я у Вас приму, но на переплавку не отправлю. А наоборот, тут вот, на дворе в самом видном месте установлю. Пускай все видят, какой у русского народа руководитель. И подпись ему привешу: «Урода русского народа», вот так. Тащи его на весы.

Вскоре коллектив творцов, добыв две бутылки водки, завершал свой поход в советский постмодернизм. Расположившись под цветущей яблоней в саду барабанщика Гуськова, они приняли по первой, по второй и случившееся стало казаться не таким уж плохим. Принялись вспоминать областного голову и вскоре хохотали до упаду. Витек Бусаров, с детства не лишенный артистических способностей, стал изображать ярость начальника так ловко, что у друзей потекли слезы от смеха. При этом авторитет Верхая, как представителя творческой интеллигенции, в глазах участников только вырос. Свой мужик, с одной стороны выпивающий, а с другой, большой дока: хочешь – по малярному, хочешь – по жестяному делу. Таких пойди, поищи.

Дальше начало происходить то, что всегда происходит на Руси с похмельными людьми и нуждается в отдельном исследовании. Стоит только страдающему от бодуна начать лечится, пусть даже единственной в наличии рюмкой водки, как вдруг открываются дополнительные резервы, о которых он и думать не догадывался. То завалится старый знакомый с бутылкой, то соседка попросит открыть заклинивший замок и отблагодарит по-царски, то бывшая жена пришлет нового мужа за торшером, то случится еще что-то в подобном духе, явно свидетельствующее о подключении невидимых сил для содействия страдальцу. Так и в саду Гуськова гулянье не утихало до темноты.

Потом, когда на затихший город уже опустилась ночная сырость, в саду бухнул барабан, за ним рассыпали звон литавры, их подхватили альтушка и пифон, и, наконец, томный голос двух латунных труб поднял в высь мелодию, которая вечно будет волновать сердца окояновцев. Над темными садами поплыл старинный вальс «Осенний сон».

Еще через день Верхай отбывал в столицу. Он обнялся с друзьями по очереди и, пошатываясь, поднялся в вагон. Поезд прощально загудел, и лицо Коляна за грязным стеклом стало медленно отплывать от провожающих. Соратники помахали руками и пошли к катафалку, преисполненные понимания той простой мысли, что без выходцев из Окоянова московской культуре долго не продержаться.

Никто из них не догадывался, что они имели прямое отношение к созданию единственного достоверного монумента Михаилу Горбачеву, самым точным образом отразившего суть этого человека.

20. Ставка на Ельцина

«Жизнь удалась, Збигнев, жизнь удалась! – весело покрикивал Жабиньский сам себе. Хорошо смотреть на богатые плоды собственного труда. Ишь, как дымят гроздья гнева в разбомбленных иракских городах! Отлично, Збигнев! Будет нам еще потеха». Возраст не брал задорную натуру Жабиньского. У него до сих пор хватало юмора смотреть, как чудаки в Конгрессе на полном серьезе расхваливали «Бурю в пустыне» за ее освободительную миссию. Да, что есть, то есть. Процент недоумков в человеческом роде не снижается. Знали бы эти бараны, что еще почти два года назад эта самая «буря» планировалась умными людьми как детонатор новой волны мусульманской враждебности. И она поднимется, эта волна, чего уж там лицемерить. Вот будет представление! Пройдет несколько лет и «дети Аллаха» ответят на это групповое изнасилование по-своему, по-восточному. Белым ребятам станет больно, зато и работы Пентагону прибавится надолго.

А пока очередной период завершен, продолжение последует не скоро, история не любит спешки. Теперь в самый раз заняться Советами. Снова Збигнев у президента и снова они обсуждают положение дел в этом наиболее жгучем для интересов Америки районе мира.

– По моим оценкам, Джорж, в Москве произошел решающий перелом – сказал Збигнев, поглядывая на Буша, устало прикрывшего глаза. – Мы все сделали правильно и цель в общих чертах достигнута. По всем опросам большинство иванов желает разбомбить социализм, и представь себе, построить рынок и демократию. Огромный результат! Сколько сил было положено, чтобы сломать коммунистический миф. Это великая победа, мистер президент – вся красная элита, за исключением немногих ортодоксов, на нашей стороне. Вот что значит искусство управления сознанием! Они бегут за флейтой Крысолова!

Джорж Буш прикрыл глаза, потер щеки ладонями и сказал:

– Прости, Збигнев, что я клюю носом. Устал очень сегодня. Уильям Вебстер докладывал мне то же самое. У ЦРУ надежные данные. Оно считает, что можно идти дальше. Красная пропаганда практически нейтрализована. Все шланги, которыми моют русские мозги, в руках нужных людей.

– Надеюсь, это наша агентура?

– В массовой вербовке не было нужды. В России уже выросла целая колонна парней, воспитанных на передачах «Голоса Америки» и «Свободной Европы». Они громят коммунизм почище нашего. Особенно, конечно, газетные щелкоперы отличаются. Наиболее отличившихся, мы поощряем особенным образом. Как минимум, даем им премии от разных научных центров, как максимум, ставим на постоянное содержание.