Водные духи клятв - Нобору Ямагути

— Все понятно! Давайте договоримся! Мы во что бы то ни стало вернем это Кольцо, поэтому остановите подъем уровня озера!

Тело духа воды мелко задрожало.

— Понятно. Я доверюсь вам. Если Кольцо будет возвращено, мне нет необходимости повышать уровень воды.

— К какому сроку нам следует его вернуть?

Тогда тело духа воды мелко задрожало.

— Я не буду беспокоиться до тех пор, пока не истекут ваши жизни.

— Настолько долго — и вас это не беспокоит?

Всем видом выражая: "Не беспокоит. Для меня завтра не особо отличается от далекого будущего", дух воды уже намеревался с бульканьем исчезнуть в озере.

В этот момент его окликнула Табита:

— Подождите.

Все присутствующие на берегу изумленно уставились на нее. Поскольку они впервые видели, чтобы Табита незнакомого человека… нет, даже не человека, окликала.

— Дух воды. Хочу спросить у вас кое-что.

— Что именно?

— Среди людей вас называют "духом клятв". Я хочу узнать причину этого.

— Примитивное человеческое существо. Суть моего и вашего существования различаются. Поэтому я не могу глубоко понять ваши идеи. Однако, предположительно, само по себе мое существование есть причина того, что меня так называют. У меня нет постоянной формы. Однако я не меняюсь. Среди вас, лихорадочно сменяющих поколение за поколением, я все время существую вместе с этим озером, — вибрируя, заявил дух воды. Кажется, звук его голоса заставлял дрожать все вокруг. Такое ощущение, словно он раздается у самого уха.

— Полагаю, что передо мной, который никогда не меняется, вам хочется молиться о чем-то, что тоже не изменится.

Табита кивнула. Затем, закрыв глаза, соединила вместе ладони рук. Интересно, кому и что она обещала? Кирхе мягко положила руку ей на плечо.

Монморанси, увидев такое поведение Табиты, ткнула Гиша.

— Что такое?

— Ты тоже принеси клятву. Давай.

— О чем? — переспросил Гиш, и его лицо выражало, что он действительно не понимает, поэтому его подруга изо всей силы стукнула ловеласа:

— Для чего я сделала приворотное зелье, как ты думаешь?

— А-ага. Нуу, Гиш де Грамон клянется. В том, что с нынешнего момента навечно Монморанси — самая любимая…

Но та снова пихнула своего ухажера.

— Ну чего еще! Вот же! Разве я не поклялся, как и положено?!

— "Самая" не подходит. Я — "единственная"! Клянись, что будешь любить меня одну. "Самая" — это как-то расплывчато. В конце концов, ты непременно заведешь себе и номер два, и номер три.

Гиш с печальным видом произнес слова клятвы. Но это было сказано таким тоном, что, по-видимому, эта клятва никак не будет соблюдена.

Луиза невольно потянула Сайто за рукав и уставилась на фамильяра с неуверенным видом.

— Клянись.

Мальчик пристально посмотрел ей в лицо. Сегодня он попрощается с такой Луизой. Ни с того, ни с сего он чувствовал грусть. Хотя это было по вине приворотного зелья, однако… любимая девочка так много говорила ему: "Так сильно тебя люблю, люблю, очень сильно люблю".

Однако все-таки настоящая Луиза была лучше. Сайто полюбил именно ту хозяйку, которая являлась сама собой.

Она, которая била и пинала его, в конце концов, обращалась с ним как с собакой, была лучше.

— Ты не принесешь клятву? Ты не поклянешься в любви ко мне? — спросила Луиза, и ее глаза наполнились слезами.

— Прости. Я не могу дать клятву нынешней тебе.

Когда Сайто это сказала, она всхлипнула. Фамильяр нежно погладил ее по голове.

Глава 8: Иллюзия воссоединения

В своей кровати почти обнаженная лежала Анриетта. На ней было надето только тонкое нижнее белье. Это была комната ее покойного отца-Короля, и, став Королевой, девочка начала проживать в ней.

Рядом с огромной, завешенной балдахином, кроватью стоял любимый стол отца. Принцесса мягко протянула руку и взяла бутылку вина. Налив в бокал, Анриетта выпила его одним залпом.

Раньше она употребляла алкоголь в небольших количествах во время еды, однако… после того, как она стала Королевой, количество выпиваемого возросло.

От Анриетты, которая была не более чем декоративным цветком в правительстве, требовали решений, и это означало для нее порядочные заботы. Резолюции, которые ей подавались, большей частью были уже приняты, тем не менее, именно она давала им свое одобрение. Более того, несмотря на то, что установилось затишье, сейчас было военное время.

И хотя она являлась не более чем декоративной правительницей, у нее уже появились совсем не декоративные обязанности.

Анриетта ощущала этот груз еще и когда ложилась спать. Не выпив вина, она не могла уснуть. Чтобы ни приставленные к ней фрейлины, ни камергеры не имели возможности увидеть ее в таком виде, Принцесса поздно ночью вот таким образом пила спрятанное украдкой вино.

Она еще раз налила из бутылки в бокал. "Возможно, я выпила слишком много", — размышляла она с отсутствующим выражением лица. Анриетта тихонько произнесла заклинание и взмахнула жезлом сверху вниз над бокалом, в который было налито вино.

Из кончика жезла потекла вода, наливаясь в бокал. Это было заклинание для обратного превращения в жидкое состояние содержащихся в воздухе водяных паров. Элементарное заклинание стихии Воды.

Жидкость заполнила бокал и перелилась через край. Возможно, из-за опьянения у Анриетты нарушилось чувство меры. Она выпила налитое залпом.

Затем Принцесса, чьи щеки покрывал румянец, снова тяжело рухнула на кровать.

Напившись, она постоянно вспоминала… счастливые дни. Сверкающие дни.

То незначительное время, когда она реально ощущала, что живет.

Тот короткий период в то лето, когда ей было четырнадцать.

Слова, которые она хотела услышать хотя бы раз…

— Почему ты не сказал мне их тогда? — спросила Анриетта, закрыв лицо руками.

Однако человека, который дал бы ответ, уже не существует. Нигде в этом мире.

Она полагала, что, вероятно, победа исцелит ее печаль.

Она считала, что напряжённые обязанности, возложенные на нее, как на Королеву, вероятно, заставят забыть.

Однако Анриетта не могла забыть. Ни блестящая победа, ни хвалебные речи, ни постоянные крики: "Святая!" — от народа, который любил ее и почитал… не сравнятся с одним единственным словом.

Она невольно расплакалась. "Так нельзя, — подумала Принцесса, — Завтра рано вставать. Меня ждут переговоры с послом Германии". Это были важные переговоры, как для самой Анриетты, так и для всего Тристейна, которые желали заставить эту нелепую войну как можно скорее прекратиться. Поэтому нельзя показываться с заплаканным лицом. Я больше никому не могу показывать свои слабости.