Застывший огонь - Алекс Орлов

— Да, сэр. То есть да, мистер Аюпа, — поправился Джеф. Он понимал, что в темном углу сидел дикарь, но сила, которую излучал старческий голос, заставляла Мэнсона соблюдать субординацию.

— Зачем ты пришел к нам, злой человек? — спросил Аюпа.

— У меня не было выбора, мистер Аюпа. Я надеялся спасти на острове свою жизнь. Мне показалось, что здесь нет этой нечисти вроде пауков, речных чудовищ и прочего…

— А как ты оказался на Танжере, злой человек? — спросил Аюпа, и Джеф отметил, что старик произнес Танжер как Анже.

— За мной гнались, мистер Аюпа, и мне ничего не оставалось, как прыгать в джунгли, — объяснил Джеф и добавил:

— Я спасал свою жизнь.

— Злые люди очень дорожат своей жизнью. Не так ли?

— Но это нормально, мистер Аюпа.

— Нормально? Какой смысл дорожить жизнью, состоящей только из красного зла?

«Ничего себе заявочки — „из красного зла“», — промелькнуло в голове Джефа.

— Мне не совсем понятно, мистер Аюпа…

— Должны ли мы оставить тебе жизнь, злой человек? — спросил Аюпа.

Джеф видел только его силуэт, и это, безусловно, мешало установлению контакта.

— Э… С точки зрения гуманистических принципов, мистер Аюпа, я не нанес вам никакого вреда и оскорбления, а следовательно, нет причин лишать меня жизни. По-моему, это очевидно… — сделал заявление Джеф и подумал: «И куда, интересно, подевался мой пистолет?»

— Для тебя очевидно, а для меня нет. Но я думаю, что ты поживешь у нас какое-то время…

«Откормят и сожрут, сволочи…» — промелькнуло в голове Джефа.

— Ты поживешь у нас, поскольку я не вижу тебя полностью. Какие-то неясные тени закрывают тебя от моего взора.

«Надеюсь, он не имеет в виду плохое освещение?» — предположил Мэнсон и сказал:

— Безусловно, мистер Аюпа, мы должны лучше узнать друг друга. Скоропалительные выводы никогда не приводили ни к чему хорошему…

— Внутри тебя, злой человек, я вижу еще большее зло… — словно бы не слыша Джефа, продолжил свой монолог Аюпа.

47

Ноги уже сами несли лейтенанта Хаммера. Он, конечно, побежал бы, но на территории базы это выглядело бы несолидно, и Хаммер намеренно сдерживал себя. Излишняя нервозность ударяла в ноги, и оттого походка лейтенанта делала его похожим на гуляющего турвинкля — торфяного пингвина, которые в изобилии водились в болотистых долинах Танжера.

«… Один, два, три, четыре…» — считал свои шаги Хаммер. Он знал, что до места наблюдения их ровно пятьсот тридцать четыре.

Тяжелый бинокль был убран в офицерский планшет, но всякая собака на базе знала, что к шестнадцати ноль-ноль сам лейтенант Хаммер и его любимый шестидесятикратный бинокль активного действия проследуют на берег.

Все, кто в этот час попадался на пути лейтенанта, старались свернуть с дороги — встреча с безумцем не сулила ничего хорошего. Один только рядовой Патрик Пшепански проявлял к Хаммеру живой интерес. На берегу лейтенант часто курил свои короткие сигары, а потом приходил Патрик и собирал его «бычки». Не то чтобы Пшепански не хватало курева, но лейтенантские окурки казались ему особенно хорошими.

С реки потянуло ветерком, и Хаммер зажмурился. Пахло скорым свиданием с Элеонорой. Лейтенант миновал проходную, и дорога пошла под уклон. Легко прыгая по выбитым ступеням, Хаммер спустился до самой воды и пошел вдоль линии прибоя, ориентируясь на кусты герцибидуса, где находился основной наблюдательный пункт.

Пока Хаммер шел по берегу, он старался не смотреть на противоположную сторону. Во-первых, без бинокля все равно ничего не было видно, а во-вторых, это притупляло впечатление от первого взгляда. Это Хаммер уже усвоил четко. Последние несколько метров он преодолел практически в три прыжка и очутился в рощице герцибидусов, издававших такой уместный горьковатый аромат.

Лейтенант сел на отполированный до блеска булыжник и привычным движением достал из планшета бинокль. До появления Элеоноры оставалось не более пяти минут, но Хаммеру не нужно было смотреть на часы, он собственными внутренностями чувствовал вибрацию этих последних волнительных секунд.

Как всегда, первыми появились женщины постарше. Группой из семи-восьми человек они заходили в реку чуть левее и там, завершив водные процедуры, переходили к стирке белья. Когда они уже выходили на берег, наступало время Элеоноры.

Она появлялась из зарослей ивового кустарника уже без одежды и, ступая как королева, медленно погружала свое тело в реку. В эти волнующие минуты лейтенант Хаммер сливался со своим биноклем в единое целое. Он смотрел на Элеонору, совершенно не анализируя происходящее, слепо предаваясь составленному сюжету, как зритель на просмотре премьеры. Элеонора, будто зная, что за ней наблюдают, выверяла каждое свое движение и даже поворот головы. Она то исчезала в воде, мелькнув словно речной тигр, то выпрыгивала, оттолкнувшись ото дна, и вода струилась по ее молодому телу, и каждый кадр этого представления отпечатывался в мозгу лейтенанта Хаммера.

Вот в нескольких метрах от девушки промелькнул спинной плавник лиматокуса. Кровожадный хищник проплывал совсем рядом, однако не трогал девушку.

Поначалу Хаммера удивляло такое поведение водяных монстров, ведь сам он неоднократно видел, как лиматокусы атаковали людей, однако со временем, так и не найдя подходящего объяснения этому феномену, лейтенант просто перестал задавать себе этот вопрос.

Вслед за первым лиматокусом появился второй. Потом третий, и вскоре уже целый хоровод из блестящих черных спин кружил вокруг Элеоноры.

Девушка закончила купание и направилась к берегу. Она покидала реку также по-королевски — не поднимая брызг и не совершая резких движений.

Затем последовал ее традиционный поклон, который Элеонора дарила реке, но иногда лейтенанту Хаммеру казалось, что этот поклон был предназначен именно ему. Ведь он был тем единственным восторженным зрителем, который не пропускал ни одного спектакля.

Когда купальщица начала подниматься на берег, где лежала ее одежда, Хаммер опустил бинокль, чтобы острое желание не искажало его безупречных чувств.

Девушка давно ушла, ушли и все остальные купальщицы, а лейтенант Хаммер продолжал сидеть у реки, погружаясь в растворяющие мир сумерки. В те дни, когда он не был в наряде, Хаммер любил задержаться на берегу подольше. Он слушал плеск воды, крики птиц, далекие раскаты смеха пьяных солдат и, только насладившись своим одиночеством, вновь возвращался на базу. Случалось, что с наступлением темноты над островом появлялись непонятные светящиеся столбы. Лейтенант считал их неким «атмосферным явлением» или «природным феноменом». Столбы загорались неярким желтоватым светом, а потом исчезали. Однажды Хаммер поделился своими наблюдениями с начальником базы майором Рейнольдсом, но тот с ходу предложил обстрелять остров из минометов, и тогда эту тему пришлось закрыть.

48

Еще целый день Мэнсону пришлось просидеть в выделенной ему хижине, и лишь один раз его уединение нарушила Дала — она принесла ему поесть и отвела в туалет. Вернее, она только показала то место на острове, которое жители деревни использовали как туалет, и Джеф был несколько смущен, поскольку до этого он выбирал его совершенно произвольно.

Деревенское отхожее место выглядело очень своеобразно. Вокруг него бегали быстроногие песчаные муравьи. Они пощипывали Джефа за ноги и торопили его, а когда он наконец ушел, муравьи туг же принялись за уборку.

«И никаких тебе очистных сооружений…» — оценил всю систему Мэнсон.

Едва он вышел из-за кустов, как возле него снова появилась Лала. Она отвела Джефа обратно, а на его предложение сходить к реке ответила отказом.

— Но почему бы нам не побродить по острову? Мне надоело быть запертым в четырех стенах.

— Нельзя, — покачала головой Лала. — Аюпа не разрешает. Может быть, позже.

— Слушай, а почему днем в деревне нет мужчин?

— Они охотятся.

— На острове?

— И на острове, и на том берегу, — махнула девушка в противоположную от базы сторону.

— А солдат они не боятся?

— Мы уже пришли, — сказала Лала, остановившись возле входа в хижину.

— Ты зайдешь?

— Зачем?

— Поговорить — время скоротать.

— Ты странный, Жефа. Злые люди вообще непонятны.

— Почему ты называешь меня злым человеком?

— Иди в хижину. Потом поговорим.

Джефу ничего не оставалось, как, пожав плечами, скрыться за циновкой. От нечего делать он снова улегся на лежанку и долго смотрел на подвешенные под крышей высохшие букеты. Не покидала мысль о побеге, но куда бежать на диком Танжере?

В конце концов Джеф пришел к выводу, что общество туземцев ему подходило больше, чем общество диких котов и водяных чудовищ.

«Надо ждать…» — вздохнул Мэнсон и вскоре заснул. Он снова проспал до самой темноты и так же, как и в прошлый раз, проснулся от прикосновения руки Лалы.