«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века) - Ренат Ирикович Беккин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В январе 1960 г. вышли еще два постановления ЦК: «О задачах партийной пропаганды в современных условиях» и «О мерах по ликвидации нарушений духовенством советского закона о культах»[501]. Последним важным документом, принятым в рамках антирелигиозной кампании времен правления Хрущева, было постановление Совета министров РСФСР от 18 февраля 1964 г. «О внедрении в быт советских людей новых гражданских обрядов»[502]. Политика, направленная на то, чтобы заменить религиозные обряды гражданскими (светскими), проводилась еще в 1920‐е гг., когда Союз воинствующих безбожников отмечал так называемую «комсомольскую Пасху», «комсомольский Курбан-байрам» и другие подобные праздники.
С точки зрения Хрущева, нормализация отношений между государством и религиозными объединениями в середине 1940‐х представляла собой отход от ленинских принципов. По мнению советского религиоведа Л. Н. Митрохина, 1950–1980‐е гг. следует обозначить как эпоху «научного атеизма». В эти годы государственная политика была направлена не на физическое уничтожение или подавление верующих, как это было в довоенные годы, а на перевоспитание советских граждан, в жизни которых «религиозные предрассудки» продолжали играть важную роль[503].
В борьбе с религиозными объединениями активно использовались экономические методы. В частности, для церковных служащих были отменены льготы по уплате подоходного налога: они вновь стали облагаться как некооперированные кустари, а не как лица свободных профессий. Государственные социальные льготы не распространялись на гражданский персонал церквей. Религиозные объединения (как через религиозные центры, так и напрямую) были вынуждены перечислять бóльшую часть средств, полученных от прихожан, в Советский фонд мира, созданный в 1961 г.
Культовые здания, в том числе мечети, в большом количестве закрывались. По данным, приводимым французским советологом А. А. Беннигсеном, из 1500 мечетей, существовавших в 1954 г., к 1964 г. действовало менее 500[504]. С 1958 по 1964 г. количество действующих храмов и молельных домов Русской православной церкви в СССР сократилось с 13 414 до 7 551, монастырей – с 56 до 16, духовных семинарий – с 325 до 8[505].
В связи с закрытием ряда мечетей усилилась конкуренция между служителями исламского культа. Не любой выбранный исполнительным органом мусульманского общества и одобренный ДУМЕС мулла мог приступить к исполнению своих обязанностей. При назначении имамом в мечеть и сам кандидат на эту должность, и направляющий его муфтият должны были учитывать мнение не только СДРК и его уполномоченных на местах, но и Комитета государственной безопасности. Характерна ситуация с назначением Карима Шангареева имам-хатибом мечети «аль-Марджани» – единственного официально действовавшего в Казани мусульманского культового здания. Поначалу местный уполномоченный согласился зарегистрировать Шангареева в качестве служителя культа, однако вскоре отменил свое решение, так как встретил возражение со стороны «соседей» (соседями на советском жаргоне второй половины XX в. в Совете назывались сотрудники КГБ)[506].
Отказ поставить на учет фактически действующие общины и снятие с регистрации уже существующих религиозных обществ привели к увеличению числа неформальных групп верующих.
Говоря о вероисповедной политике в эпоху Хрущева, нельзя игнорировать одно важное обстоятельство. В этот период действительно были закрыты многие мечети, но имелись и противоположные, правда немногочисленные, примеры. Так, например, в 1956 г. Соборная мечеть в Ленинграде была открыта для богослужений. Несмотря на многочисленные ходатайства мусульман этого города о передаче им Соборной мечети или другого здания либо участка для совершения богослужений, они неизменно на протяжении десяти лет – с 1945 по 1955 г. – наталкивались на нежелание советских и партийных органов решать этот вопрос положительно[507]. Возвращение мечети верующим в 1955 г. было напрямую связано с целями и задачами советской внешней политики. В Ленинград приезжало много высокопоставленных гостей из мусульманских стран, и советскому руководству было важно продемонстрировать, что в стране существует свобода вероисповедания. Аналогичные события происходили в Москве, где Соборная мечеть служила местом приема иностранных делегаций, в том числе тех, в состав которых входили главы государств и правительств.
Религиозная жизнь мусульман не ограничивалась стенами мечети. Среди татар и башкир в городах европейской части России и Сибири были распространены меджлисы – традиционные собрания верующих, посвященные важным событиям (в основном, по случаю поминок (на 3‐й, 7‐й, 40‐й дни, годовщину), проведения обряда бракосочетания по шариату (никах) и др.)[508]. На меджлисы приглашались как официальные служители исламского культа, так и «бродячие» муллы из числа тех, кто обладал необходимыми знаниями и пользовался авторитетом среди верующих.
Что касается Средней Азии и Кавказа, то здесь неофициальный («параллельный») ислам у государственных чиновников ассоциировался с практиками суфийских шейхов и их мюридов, а позже, в 1970–1980‐е гг., – с деятельностью салафитского подполья. Соответственно, от муфтиятов в указанных регионах требовалось проявлять большую активность в борьбе с так называемым параллельным исламом. Некоторые религиозные деятели пытались продемонстрировать контролирующим органам, что хорошо понимают основную задачу, возложенную на возглавляемые ими структуры. Например, муфтий Духовного управления мусульман Северного Кавказа Мухаммад-хаджи Курбанов докладывал:
Мы разоблачаем самозваных ученых, шейхов и гадалок. Духовное управление закрыло 45 точек посещаемых [верующими] зияратов. Мы не допустили открытия незарегистрированных мечетей в 40 населенных пунктах. Мы запретили посещение мечетей женщинами, детьми и школьниками. Мы запретили религиозное обучение детей. Вышеуказанная общественно полезная деятельность Духовного управления мусульман Северного Кавказа хорошо известна уполномоченному Совета по делам религиозных культов при Совете министров ДАССР тов. Гаджиеву. Более того, мы всю свою деятельность согласуем с тов. Гаджиевым[509].
В конце 1950‐х – начале 1960‐х гг. все духовные управления в СССР издали фетвы или обращения к верующим, в которых подвергались критике «излишества и языческие обряды». В частности, в фетве ДУМЕС от 18 февраля 1961 г. осуждались такие явления, как почитание могил святых, громкий такбир[510], совершение коллективной молитвы вне стен официальных мечетей и др. Заслуживает внимания аргументация, которая использовалась для обоснования недопустимости громкого такбира. Сначала приводится богословский аргумент, со ссылкой не на Сунну, а на основателя и эпонима ханафитского мазхаба в суннитском исламе – имама Абу Ханифу:
Некоторые богословы считают большим божественным ритуалом ислама громкое прославление Аллаха (такбир) в пути следования верующих к месту молитвы в дни праздника жертвоприношения «Курбан байрам». Между тем глава суннитов Имам Агзам [Абу Ханифа. – Р. Б.] считает правильным прославление Аллаха про себя. Громкое чтение Корана по улицам является унизительным для священного
