Расовый марксизм. Правда о критической расовой теории и практике - Джеймс Линдси

это то, что имел в виду Хоркхаймер, когда говорил, что намерен указать на негативные аспекты существующего общества. Однако это гораздо более древняя идея. Фактически, это ключевая часть диалектического процесса, изложенного Г.В.Ф. Гегелем за 160 лет до этого, который переформулировал диалектику как взятие некоторой абстрактной идеи, столкновение ее с негативной, чтобы прийти к (синтетической) конкретике, которая учитывает обе, через то, что марксисты называли "сублимацией" (нем.: aufhebung). Маркузе и другие критические теоретики принципиально верили, что при достаточной критике (то, что Ленин называл "ускорением противоречий") негативное мышление станет "позитивным", и утопия восстанет (из пепла). Действительно, Маркузе в "Эссе об освобождении" замечает, что "негативное мышление в силу своих внутренних концепций "позитивно": ориентировано на будущее, которое "содержится" в настоящем, и постигает его" 147 , что как раз и является той социальной алхимией, которую Гегель пытался кодифицировать в своей "Феноменологии духа". Конечно, именно это и делает Критическая расовая теория, называя расизмом все, кроме себя.

Постмодернизм

Постмодернизм - очень сложная тема, и ее очень трудно определить или кратко изложить. Скорее потому, что я уже сделал это с Хелен Плакроуз в "Циничных теориях", чем по какой-либо другой причине, я не буду пытаться дать здесь подробное объяснение постмодернизма. Моей целью будет охватить достаточно, чтобы объяснить, что означает, что "проснувшиеся" теории критической социальной справедливости представляют собой сплав неомарксизма и постмодернистской теории. Лучше ли считать эти "проснувшиеся" теории неомарксизмом, который подхватил постмодернистские инструменты, чтобы адаптироваться к условиям Постмодерна (как это делаю я), или постмодернизмом, который стал более неомарксистским (как Хелен Форвард), не особенно важно или интересно для аргументации. Критические теории социальной справедливости не работали бы, если бы не были ни тем, ни другим, и их слияние (к которому мы обратимся в следующем подразделе) с сегодняшними теориями неоспоримо.

Говоря очень широко, в контексте данной книги, постмодернизм - это постмарксистская (более того, я утверждаю, что и постгегельянская) теория состояния общества при переходе в информационную эпоху. Пост-теория чего бы то ни было - это, в общем, нечто, что отказалось от того, о чем идет речь, не отказываясь от своей общей направленности (проницательные читатели вспомнят здесь немецкое слово aufhebung). В каком-то смысле она не отказалась от него, а вышла за его пределы, как, например, от неудачных романтических отношений, хотя и была глубоко психологически изменена (повреждена) ими. Как постмарксистская теория, постмодернизм сохраняет огромное недоверие и неприязнь марксизма к либерализму, капитализму и западной цивилизации, но он распространяет это недоверие и неприязнь, скорее с отчаянием, и на марксизм. В этом отношении он глубоко нигилистичен и, ключевое слово, деконструктивен. Его цель - разобрать все на части, потому что, по его мнению, ничего не может работать. Это, в конечном счете, печально, потому что во многих отношениях мыслители-постмодернисты видели дорогу в зарождающуюся информационную эпоху дальше, чем, возможно, кто-либо другой, но они делали это с марксистским рефлексом обвинения капитализма во всем и не имели никаких решений (кроме как стоять в стороне от общества и гадить на него, как это было сказано).

В самом кратком изложении постмодернизм - это убеждение в том, что знание не является истиной о мире, а представляет собой еще одно выражение политической власти. Итак, по мнению постмодернистов, знание зависит от культурного контекста и утверждается властью внутри этого контекста. Перефразируя Ричарда Рорти, можно сказать, что постмодернизм отчасти основан на вере в то, что хотя мир и существует, истины в нем нет, поскольку она является культурной конструкцией. В качестве примера обычно приводят то, что в некоторых культурах (в прошлом) считалось, что Солнце вращается вокруг Земли, и это считалось знанием. Истинно это или ложно, в постмодернистской теории не особенно интересно. Независимо от того, истинно оно или ложно, оно считалось истинным, и эта истинность тесно связана с властью и тем, как она действует в обществе. Постмодернизм интересует процесс, посредством которого те, кто обладает властью решать, является ли то или иное утверждение "истинным" или "знанием", делают это, а затем то, как этот статус "знания" утверждает своего рода власть через веру во всем обществе. Для постмодернистов истинность и ложность не имеют значения, потому что суть в том, что для того, чтобы кто-то поверил в то, что что-то истинно (то есть, что это знание), кто-то должен быть наделен властью сказать, что это истинно, и чтобы ему поверили, сказав это. Постмодернистская теория ставит под сомнение все подобные процессы наделения авторитетом утверждений о знании.

Это означает, что постмодернизм опирается на тезис социального конструктивизма, который рассматривает знание и все средства его передачи как социально сконструированные и культурно обусловленные и, как следствие, выражающие власть тех, кто обладает правом решать, что является и что не является "знанием" для данного общества. Например, если мы доверяем биологам говорить о том, что является биологическим знанием, то политический процесс о том, кто может стать биологом - какие методы они будут использовать и признавать, какие идеи в рамках биологии будут продвигаться или считаться обоснованными и т. д., - все это является выражением политической власти. Таким образом, биологическое знание само по себе не является отражением биологических истин, а скорее выражением власти тех, кто имеет право устанавливать, что именно делает человека "биологом" в первую очередь. Другая культура с другим процессом создания биологов вполне может породить другую биологию, утверждают они. Обе биологии будут считаться "биологическими истинами" в каждой культуре, даже если они не согласны друг с другом. (Оружие этой точки зрения может включать в себя использование заявления о разнообразии в качестве политического теста для поступления на биологический факультет, как это уже происходит в американских университетах, по крайней мере, в Калифорнийском университете в Беркли, который был пойман на этом). В рамках постмодернизма власть , решающая, кому быть биологом и, следовательно, каковы биологические "истины", - это фикция, основанная на власти, история, которую общество рассказывает себе о том, что является и не является знанием - разные системы, разные аутентифицированные эксперты, разные биологические "истины". Для постмодернистов эта власть, предоставляющая полномочия, полностью зависит от культуры, в которой она существует, и будет варьироваться от одной культуры к другой, которые, таким образом, не обладают необходимыми эпистемическими инструментами, чтобы понять или осудить утверждения друг друга о том, что является и не является истиной. Если быть предельно милосердным (и осознавать злоупотребления нашего современного общества), то в той степени, в которой постмодернисты были правы, они делали мощное предупреждение миру о коррумпированности научного авторитета, что не одно и то же,