Кто-то другой - Тонино Бенаквиста

— Хочешь?

— Подожду до обеда. — И она скрылась в ванной.

Высунувшись из окна со стаканом в руке, он смотрел на Кампо деи Фьори, не видя ее, словно находился где-то в другом месте.

Через час они входили в церковь Святого Петра в Веригах, где уже пять веков Лорен ожидал Моисей — сидя, строго глядя прямо на нее. У нее было странное ощущение, что она опоздала. Николя почувствовал себя лишним.

Их тет-а-тет длился целый час. Сгоравший от нетерпения Николя предложил Лорен прийти в себя от эмоций в какой-нибудь траттории.

— Только сначала я бы хотела зайти в один винный погребок на виа Кавур, это тут совсем недалеко.

— Ты же говорила, что совсем не ориентируешься в Риме…

— Зато я ориентируюсь в вине.

«Каза виникола» оказалась зажатой между супермаркетом и магазином керамики. Скрестив руки, Николя наблюдал, как она молча изучает полки, читает этикетки, снимает бутылки, только ради удовольствия потрогать их. Услужливый продавец подбежал ответить на ее вопросы, и уже в который раз Лорен продемонстрировала свою способность подружиться с человеком за то время, которого не хватило бы даже на то, чтобы чокнуться.

— Между Semisecco и Amabile есть разница?

— Нет, и то и другое означает полусладкое, скорее для вин… Frizzanti?

— Игристых.

Продавец предложил им попробовать кьянти 95-го года, которое Лорен определила как robusto (она легко переделала французское слово на итальянский манер, но не была полностью уверена, что оно существует), и спросила:

— Vitigno Sangiovese?[3]

— Il Bruello di Montalcino, tutto Sangiovese.

— Брунелло ди Монтальчино — все из сорта Sangiovese.

Николя понимал только одно — что его стакан пуст. У него не было времени разбираться в ароматах, танинах и прочих тонкостях, сосредоточенных в этом глотке красной жидкости, которая исчезла меньше чем за секунду, пока Лорен и ее новый поклонник высоко вертели стаканами, чтобы рассмотреть вино на свет. Ему не терпелось убраться из этой лавочки, чтобы насладиться целой бутылкой или — чем черт не шутит — двумя. А пока ему пришлось слоняться в этом пространстве со стенами из вина, потолком и полом из вина, усеянном мебелью из вина. Лорен задавала тысячу вопросов по поводу бутылки корво бьянко, продавец отвечал подробно и радовался, что француженка так интересуется его магазинчиком. Он поздравил Николя с тем, что тот живет с такой женщиной — «настоящим ценителем вина». Лорен попросила каталог цен, Николя едва вытолкал ее за дверь после двух бесплодных попыток, и в результате они наконец-то оказались за столиком ресторанчика «Да Винченцо» недалеко от пьяцца дель Пополо. Если верить Маркеши, здесь подавали лучшие melanzane alia parmiggiana в мире.

«Лучший в мире» было коньком Маркеши. Он просто упивался «лучшим» в самых разных областях — он знал лучшую мастерскую по ремонту видео в Париже, лучший тонкинский суп в тринадцатом округе, он слушал только лучший альбом Фрэнка Заппы и сам стряпал лучший в мире лимонный торт.

— Я буду melanzane alia parmiggiana, — как ни в чем не бывало заявил Николя.

— Это еще что?

— Кусочки баклажанов, сложенные, как в лазанье, и посыпанные пармезаном.

— Обеими руками «за».

В углу зала Николя заметил скрипку, лежащую на футляре, и пианино, казавшееся в довольно хорошем состоянии. Всколыхнулись воспоминания о Дебюсси.

— После представления, которое ты мне устроила, я, естественно, доверяю тебе выбор вина.

— Баклажаны и пармезан — сочетание довольно резкое для нёба. — И она открыла карту вин. — Бароло пойдет?

Когда принесли бутылку, Николя расслабился и торопливо, словно его замучила жажда, выпил два бокала подряд. Теперь он мог улыбаться и спокойно разговаривать.

— Я знал, что ты любишь вино, но и не подозревал, что сплю с энологом.

— Чтобы стать энологом, надо учиться несколько лет, чтобы быть хорошим энологом, нужен еще талант, у меня ничего этого нет. Вино для меня — друг, настоящий друг, который приносит радость, и очень редко — разочарования. Друг, которому не нужно ежедневно доказывать свою дружбу, мы можем не видеться неделями, это ничего не меняет.

Она торжественно подняла бокал и посмотрела в него, как в магический кристалл.

— Вино подчеркивает вкус того, что мы едим, это праздник. Один-два бокала вина за едой — и я не прошу ничего больше в жизни. Это наше тело и большая часть нашей души. Наше воображаемое.

И внезапно Николя понял то, что было очевидно с самого начала. Нужно было приехать в Рим, чтобы признать, что они с Лорен сделаны из разного теста, живут в разных широтах. Николя везде было не по себе, Лорен же была в ладу со всем миром. Николя боялся завтрашнего дня, Лорен жила настоящим. Она обладала талантом приручать счастье, Николя отталкивал его, едва оно появлялось на горизонте. Лорен никогда не стремилась напиться, Николя жить без этого не мог. Она никогда не пыталась приблизить конец, ему иногда хотелось подойти к нему поближе, чтобы не бояться больше. Таков был истинный смысл сцены в «Каза виникола».

— У нас в семье любят рассказывать одну историю, — начала она. — Двоюродный дядя моей мамы унаследовал винный погреб своего дедушки. За гроши ему достались вина, о которых другие грезят ночами, — лучшие сорта, лучшие года, исключительно шедевры. Проблема в том, что наследник никогда не пробовал ничего лучше бормотухи. Он начинал комплексовать, только взяв в руки одну из этих бутылок. Открыть бутылку для гостей — для него была целая трагедия. Выбрать, оценить по достоинству, правильно ее выпить, знать название, историю, соблюсти все положенные ритуалы, в общем, сплошные проблемы. И так он мучился до того дня, когда его погреб залило. Вода стояла достаточно долго и смыла все этикетки. И стало невозможно узнать, что в какой из них. На радостях он откупорил какую-то бутылку и попробовал. В этот день он полюбил хорошее вино.

Николя едва слушал ее и пытался посмотреть на себя со стороны. Он знал, что его способ отсрочить смятение не может длиться долго, что его бегство в будущее обречено на провал. Однако как только он чувствовал волну алкоголя в крови, он начинал жалеть, что столько лет не пил, что столько времени пропало зря, что он пережил все напасти, не пытаясь сопротивляться. Утешением служило то, что опьянение приносило ему не грусть, как многим, а счастье. Он не пытался понять это маленькое чудо, а принимал его как должное. Поднося бокал к губам, он представил ребенка, которым он мог бы быть, если бы смог смухлевать, как он делал сейчас. Маленький веселый хулиган, каких все любят. Он мог бы проводить время, придумывая военные машины или интересуясь девочками, заинтригованный их неуязвимой хрупкостью. Но таким он не был никогда, он неподвижно лежал, дожидаясь, когда станет взрослым. Он мечтал вырасти, и наконец-то все изменилось, жизнь закрутилась быстрее, он стал героем. Он пережил потрясающие приключения, сделал из своей жизни лучшее в мире кино. И эту мечту он нашел нетронутой через столько лет на дне маленькой рюмки с ледяной водкой.

— Что мне нравится в этом бароло, так это аромат той земли, где вырос этот виноград, чувствуешь?

— Нет.

— Ладно, не парься.

— Я никогда не стану эстетом. Мне кажется, я предпочитаю количество качеству.

— Знаешь, одно другому не мешает. Самая дорогая пьянка в мире была устроена как раз сомелье. Мне рассказывал один приятель, который продает французские вина в Нью-Йорке, он сам при этом присутствовал. Это случилось лет пятнадцать назад в «Уолдорф Астория», которая устроила дегустацию самых редких вин для ассоциации американских энологов. Вина привезли из Франции, все были достойны оказаться в погребе двоюродного дедушки — петрюс 29-го года, поммар 47-го, легендарные вина, эти американцы могли себе позволить. От самого Парижа эти бутылки сопровождает эскорт главы государства, золотой конвой, прямо до Форт Нокса. Сокровище помещают в погреб, ключи от которого есть только у сомелье из «Уолдорфа». Когда все коробки помечены, что страховщики констатировали доставку без ущерба, когда организаторы уже вздохнули с облегчением, когда перевозчики уже утерли пот со лба, сомелье вдруг резко дергает бронированную дверь и закрывается в погребе на два оборота. Через окошко в двери он сообщает им: «Я знаю, мне грозит тюрьма. Но мне наплевать. Моя карьера погибла, но на это мне тоже наплевать. Ведь я переживу мгновения, о которых ни один любитель вина не осмеливался даже мечтать. Самая чудесная дегустация в мире, лучшие часы, я переживу их один, до полного опьянения. Я подарю себе путешествия во времени, никто этого не делал, и никто не сможет повторить этого. Господа, встретимся через три дня».

Вино пробежало по венам Николя, и он наконец согрелся. Он чувствовал свою близость с этим одержимым сомелье. Он на секунду прикрыл глаза и вздохнул, обозначая границу между этим миром и тем.