Золотой ангел - Олег Мазурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не желаешь ли, моя ундина, испытать райское наслаждение? – он протянул ей трубку и стал скидывать с себя рубашку.
Девушка с радостью кивнула, жадно схватила курительный предмет и затянулась… Когда Джу выпустила из-за рта клуб дыма, то лицо метиски озарилось невероятным счастьем. Она уже давно пристрастилась к наркотическому зелью и уже не могла без него жить. Поэтому во время любовных свиданий она часто клянчила у клиентов трубку с опиумом.
Джу, скинув одежду, прильнула к мужественному телу поручика… Ее гибкие ласковые руки овили его шею, а ее горячие страстные губы впились в его губы упоительным поцелуем. Блаженство пронзило каждую клеточку мужского организма…
Это была воистину волшебная ночь!
* * *Алабин открыл глаза. Рядом лежала нагая и красивая китаянка. Поручик попытался вспомнить, как ее зовут? Кажется, Хризантема. С какого-то момента сознание поручика отключилось, и он уже мало помнил что было. Остались лишь в памяти какие-то сладостные ощущения и яркие картинки, похожие на сновидения. Болела голова, присутствовала в душе непонятное раздражение и злость, после многочасового соития ныло все тело.
Створки раздвинулись. В комнату заглянул счастливый Кислицин. У капитана были шальные глаза, он еще не отошел от ночи. Видимо его тоже угостился опиумом.
– Дмитрий Михайлович, труба кавалергардов зовет «Аппель»! Общий войсковой сбор внизу притона. Как прошла ночь?
– Великолепно! Всю ночь я наслаждался этой нимфой. К утру я уснул без сил.
– Я тоже…
Появился и счастливый Юзевский. Он что-то говорил восторженно по-польски, но никто практически не понимал его быструю речь, наполненную множеством шипящих и свистящих согласных.
И вот все наемники, получив свое оружие обратно, вышли из плавучего борделя на свежий воздух.
Ли Сюань, обращаясь к Алабину, вкрадчиво улыбнулся.
– Мужчина живет без женщины – теряет много энергии. А когда мужчина с женщиной соединяется, то насыщается большой энергией. Ин-Янь – два начала жизни, они неразлучны. Они не могут существовать отдельно. И как, Дим Рим, мой подарок? Пришелся по душе?
– Премного благодарен, сударь. Испытал райское блаженство и отдохнул. Забыл про все на свете. Замечательно. И merci beaucoup[28] от всех моих товарищей за столь приятный и неожиданный сюрприз.
– Это пустяки. Главное, чтобы вы и дальше продолжали верно мне служить. Итак, двигаемся дальше?
– За вами, уважаемый, хоть на край света.
Но тут случился один казус, который на некоторое время задержал отряд у пристани «цветочных лодок». Энай подошел к Алабину и спросил:
– Мой командир, Энай, однако, хочет забрать ту девушку, с которой спал. Она будет моей женой и пойдет со мной. Я так хочу.
Алабин покачал головой.
– Нельзя, братец. Она стоит больших денег и принадлежит хозяину этого заведения. Оставь ее, я тебе богатую найду. Этого положения девушка в этой стране не имеет прав, и ты будешь запятнан, если возьмешь ее в жены, то станешь ее уровня. Это низшая каста. И за твою жизнь я не дам ломаного гроша. Тебя могут казнить вместе с ней.
Бурят насупился и сердито произнес:
– Она мне очень нравится, командир.
– Говорю же, братец, для тебя сыщу девицу получше.
– Когда-то ты обещал, однако, командир, жену мне найти в этой стране. И вот она жена. Я сам нашел, другой мне не надо. А ты обещал. И слово у тебя твердое, ты не нарушал его никогда. Тогда ответь мне, как Энаю быть? Что мне делать, однако?
Алабин, вспомнив беседу с Энаем на шилкинском берегу и усовестившись, переговорил с Ли Сюанем насчет бурята и полудитя. Старик хитро заулыбался.
– Не переживай, Дим Рим, я все устрою…
Купец вернулся в плавучий бордель и минут через десять вышел оттуда с девушкой, которая понравилась Энаю.
– Пришлось снова договариваться с хозяином, – сказал Ли Сюань. – Выкупил ее. Вот тебе твоя жена, Энай. Живите…
Энай взял за руку полудитя и повел за собой. Он был счастлив, как никогда. Впрочем, как и жрица любви. Вырваться из сексуального рабства не каждой проститутке удается. Ее, еще двенадцатилетнюю, родители во избежание голодной смерти продали хозяину одного борделя. А тот – другому. Так она путешествовала много лет, пока не очутилась в публичном доме высшего класса. Здесь было лучше, чем в борделях низшего уровня, и клиенты были обходительнее и щедрее, но рабство всегда рабство, даже если тебя нарядят в дорогие шелка и надушат дорогими ароматными духами.
Алабин, правда, сказал Энаю:
– Только ради бога, пусть твоя новоявленная супруга скрывает впредь, что была гейшей. Понятно, Энай? Иначе тебя и твою благоверную в этой стране ждет смерть или тюрьма. И даже я тебя не спасу. Так что не подведи меня, братец.
– Не беспокойся, командир, однако. Энай все понял. Ваня, переведи моей хозяйке слова командира.
Штатный толмач перевел слова Алабина, девушка согласно закивала.
Едва отряд успел сесть на суда – тропический ливень накрыл весь город. От падающих с небес дождевых капель появились мириады кругов на воде, зашелестели листья, забулькали бочки, застучали и забарабанили крыши домов.
Алабин вышел на корму джонки и подставил под дождь лицо и ладони. Стихия заливала его с ног до головы, а поручику было все равно: он наслаждался природной свежестью, ловил ртом водяные капли и вытирал ладонями с висков и щек прохладные дождевые струйки. Дмитрий этими магическими действиями как будто очищал свою душу и тело от многочисленных грехов и житейской грязи. Поручиком овладело какое-то неземное счастье.
Дмитрий скинул с себя рубаху, и, подставив под проливной ливень великолепный обнаженный торс, возвел руки к небу и закричал что было силы:
– Господи, благодарю тебя все! За то, что я живу на этом свете и за то, что есть Катерина! Катя, я люблю тебя! Люблю-ю-ю!!! Катя, мы обязательно встретимся! Аллилуйя нашей любви! Аллилуйя!..
В это время находившийся на капитанском мостике, укрытым бамбуковой и тростниковой крышей, бывший гвардеец Кислицин повернулся к Юзевскому и, улыбаясь, сказал.
– Любезнейший Антон, как ты полагаешь, чай, не сошел с ума, наш героический предводитель? Видимо, девица из плавучего притона хорошо постаралась над ментальностью и физическим состоянием нашего поручика. Эка как его распирает.
Поляк улыбнулся.
– Не думаю, Сергей Сергеевич, просто бывает иногда у человека такое хорошее настроение. Я ему даже немножко завидую сейчас.
Кислицин снова взглянул на стоявшего под дождем командира и тяжело вздохнул.
– И я, кажется, тоже…
* * *Вояж по Чжун Го продолжался, и алабинцы попали в один небольшой городок. Ли Сюань искал место ночлега для телохранителей. На одной из улиц они остановились.
– Смотрите, Дмитрий Михайлович, – тронул поручика за локоть Кислицин. – Ужас что твориться.
Алабин увидел преступника, привязанного к столбу. Вокруг шеи осужденного была обернута веревка, концы которой находились в руках двух палачей. Они медленно скручивали веревку специальными палками, постепенно удавливая злоумышленника, а тот жутко страдал от невыносимой боли и нехватки воздуха. Удавление видимо могло длиться вечно, так как палачи время от времени ослабляли веревку и давали почти задушенному разбойнику сделать несколько судорожных вздохов, а потом опять затягивали петлю.
На другой улице поручик увидел двоих человек в клетках из бамбука, на шее которых были укреплены деревянные колодки. Эти колодки были укреплены поверх бамбуковых шестов, на высоте примерно двух метров. Чтобы осужденные раньше времени не умерли от удушения, им под ногами была подложена черепица.
– Что это, Вань?
– Ли цзя – «клетка», или «стоячие колодки», – ответил Вин Чоу. – Устройство для казни.
– И каким способом беднягу казнят?
– Палач убирает один слой черепицы, и человек повисает с шеей, зажатой колодкой, которая начинала душить его. И так продолжаться могло месяцами, пока не убирались все подставки.
– Да, бедняги эти осужденные. Мучительная смерть.
Путешествуя по Поднебесной, Алабин уже насмотрелся такого количества самых разнообразных, чудовищных и изощренных казней, что чуть не сошел с ума от впечатлений. И понял: система уголовного наказания России более гуманна по сравнению с китайской. В этой области китайцы впереди всего человечества. Средневековье!
Например, в одной деревне Алабин увидел такую казнь, называлась она «Распиливание пополам». Одного провинившегося крестьянина положили в незакрытый гроб, крепко привязали и поставили вертикально вниз головой. После этого распиливали сверху вниз длинной двуручной пилой. Пила входила в промежность, и медленно двигалась вниз, разрывая мышцы и внутренности, дробя кости. Бедняга так орал, у Алабина волосы на голове встали от ужаса. Он уже не смотрел, отвернулся. А жители, кажется, испытывали великое удовольствие от казни. Видимо, развлечений было в деревне мало, а эта казнь являлась желанным зрелищем для толпы.
